>>338611 (OP)
Медведь на липовой ноге.

>>338629
Доставь!

>>338638
этим чертом был КРАСНЫЙ ПЕПАЛ!

Азербайджанская народная сказка
"Как Джиртдан увел детей от страшного дива":

Жила когда-то одна женщина, и был у нее сынок, такой маленький, что все его называли Джиртданом—Малышом.
Мал ростом Джиртдан, а во всем отцу и матери старается помочь.
Увидел он однажды, что соседские дети собираются в лес за хворостом. Пришел к матери и говорит:
— Я вместе с ребятами за хворостом пойду!
— Куда тебе! — отвечает мать.— Ты не сможешь и веточку поднять!
— Сам не смогу — ребята мне помогут! — отвечает Джиртдан. Позвала женщина соседских детей, дала каждому по куску чурека с сыром и говорит:
— Не потеряйте в лесу моего сыночка!
Пришли ребята в лес, стали собирать хворост.
И Джиртдан трудится, только нелегко ему ветки поднимать.
— Надо помочь нашему Джиртдану,— говорят мальчики.
Собрали они вязанку хвороста и для Джиртдана. Собрали и пошли домой. Принялся Джиртдан свою вязанку тянуть — никак не может с места сдвинуть. Уселся он на вязанку и кричит:
— Не могу я дотащить мою вязанку! Помогите мне!
Взвалили дети на себя Джиртданову вязанку и пошли. Шли они, шли, устали и сели отдохнуть. Заговорились и не заметили, как наступил вечер.
Потеряли дети в темноте дорогу, не знают, куда идти, что делать. Выбрались они из леса, стали прислушиваться, осматриваться. Слышат — в одной стороне собаки сердито лают. Посмотрели в другую сторону — увидели огонек. Спрашивают дети Джиртдана:
— Эй, Джиртдан, в какую сторону нам идти: туда ли, где лают собаки, или туда, откуда свет виден? Подумал Джиртдан и ответил:
— Если пойдем в ту сторону, где собаки лают, они нас загрызут. Лучше пойдем на огонек.
Отправились дети в ту сторону, где виднелся огонек. А маленького Джиртдана старший мальчик на спине нес, чтобы не отстал и не потерялся малыш.
Долго они шли и пришли к какому-то дому.
Постучали мальчики в окошко:
— Пустите нас переночевать!
Открылась дверь, и вышел из дома страшный, злой великан — див.
Увидел он детей и решил их съесть. Притворился див добрым и говорит:
— Войдите, переночуйте у меня, а утром я вам дорогу укажу! Привел див детей в свой дом, дал им поесть и уложил спать. А сам уселся и стал ждать, когда все уснут. Сидел, сидел и спрашивает:
— Кто спит, а кто не спит?
— Я не сплю,— отвечает Джиртдан.
— Почему же ты не спишь? — спрашивает див.
— Потому что мать каждый вечер кормила меня перед сном яичницей, а ты не накормил! — отвечает Джиртдан.
Пошел див, принес яиц, стал готовить яичницу. Приготовил и говорит Джиртдану:
— Вот тебе яичница, ешь и засыпай!
Джиртдан поел и лег, а див опять уселся и стал ждать, когда малыш заснет. Подождал, подождал и спрашивает:
— Кто спит, а кто не спит?
— Я не сплю! — откликнулся Джиртдан.
— Почему же ты не спишь?
— Потому что мать каждую ночь приносила мне в решете воду из речки, а ты не принес!
Услышал это див, взял решето и пошел к реке за водой.
Уселся на берегу, стал решетом воду черпать. «Ну,— думает,— принесу воды, он сразу и уснет!»
А Джиртдан разбудил мальчиков и сказал им:
— Этот див хочет нас съесть. Вставайте, убежим!
Вскочили дети, выбрались из дома, вышли тихонько к реке. А тут див сидит, решетом воду черпает.
Обошли его дети осторожно и переплыли на другой берег.
А маленький Джиртдан у старшего мальчика на плече сидел.
Сколько див ни опускал решето в реку, никак не мог зачерпнуть им воды.
Наконец надоело ему это. Закинул он решето и хотел уже вернуться домой.
И вдруг видит: идут дети по той стороне реки. Хотел див за ними броситься, да только дивы через реки дороги не знают, плавать не умеют. Стоит он на берегу и кричит:
— Эй, дети, как вы перешли через реку? А Джиртдан отвечает ему с другого берега:
— Пойди найди мельничный жернов и надень себе его на шею. Тогда перейдешь.
Див нашел мельничный жернов. Надел себе на шею и бросился в воду. Потянул его тяжелый жернов на дно, захлебнулся див и утонул. А дети благополучно вернулись домой.

Русская народная сказка
"Медведь - Липовая Нога"

Жили-были старик со старухой.
Посеяли они репку. Вот повадился медведь репку у них воровать. Старик пошел посмотреть и видит: много репы нарвано да разбросано кругом.
Воротился он домой и рассказывает старухе.
А она ему говорит:
— Да кто же репу нарвал? Если бы люди, так унесли бы. Наверное, это медведь проказит! Поди-ка, старик, покарауль вора!
Старик взял топор и пошел караулить на ночь. Лег под плетень и лежит. Вдруг приходит медведь и давай таскать репу — нагреб целое беремя и полез через плетень.
Старик вскочил, бросил в него топором и отрубил ему лапу. Сам убежал, спрятался.
Заревел медведь и ушел на трех лапах в лес.
Старик взял отрубленную лапу, принес домой:
— На, старуха, вари.
Старуха ободрала медвежью лапу, варить поставила, шерсть с кожи общипала, на кожу села и начала шерсть прясть.
Старуха прядет. А медведь сделал себе липовую ногу и пошел к старику со старухой.
Вот медведь идет, нога поскрипывает, он сам приговаривает:

— Скырлы, скырлы, скырлы,
На липовой ноге,
На березовой клюке.
Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит —
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.

Старуха услышала это и говорит:
— Поди-ка ты, старик, запри дверь, медведь идет...
А медведь уже в сени вошел, дверь отворяет, сам приговаривает:

— Скырлы, скырлы, скырлы,
На липовой ноге,
На березовой клюке.
Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит —
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.

В те поры старик со старухой испугались.
Старик спрятался на полати под корыто, а старуха — на печь, под черные рубахи.
Медведь влез в избу, стал искать старика со старухой да и угодил в подполье.
Тут собрался народ, и убили медведя.

Русская народная сказка
"Клад"

В некоем царстве жил-был старик со старухою в великой бедности. Ни много, ни мало прошло времени - померла старуха. На дворе зима стояла лютая, морозная.

Пошел старик по соседям да по знакомым, просит, чтоб пособили ему вырыть для старухи могилу: только и соседи и знакомые, знаючи его великую бедность, все начисто отказали. Пошел старик к попу, а у них на селе был поп куды жадный, несовестливый.

- Потрудись, - говорит, - батюшка, старуху похоронить.

- А есть ли у тебя деньги, чем за похороны заплатить? Давай, свет, вперед!

- Перед тобой нечего греха таить: нет у меня в доме ни единой копейки! Обожди маленько, заработаю - с лихвой заплачу, право слово - заплачу!

Поп не захотел и речей стариковых слушать:

- Коли нет денег, не смей и ходить сюда!

"Что делать, - думает старик, - пойду на кладбище, вырою кое-как могилу и похороню сам старуху". Вот он захватил топор да лопату и пошел на кладбище; пришел и зачал могилу готовить: срубил сверху мерзлую землю топором, а там и за лопату взялся, копал-копал и выкопал котелок, глянул - а он полнехонько червонцами насыпан, как жар блестят! Крепко старик возрадовался: "Слава тебе Господи! Будет на что и похоронить и помянуть старуху".

Не стал больше могилу рыть, взял котелок с золотом и понес домой.

Ну, с деньгами знамое дело - все пошло как по маслу! Тотчас нашлись добрые люди: и могилу вырыли и гроб смастерили; старик послал невестку купить вина и кушаньев и закусок разных - всего, как должно быть на поминках, а сам взял червонец в руку и потащился опять к попу. Только в двери, а поп на него:

- Сказано тебе толком, старый, чтоб без денег не приходил, а ты опять лезешь!

- Не серчай, батюшка! - просит его старик. - Вот тебе золотой - похорони мою старуху, век не забуду твоей милости!

Поп взял деньги и не знает, как старика принять-то, где посадить, какими речами умилить:

- Ну, старичок, будь в надеже, все будет сделано. Старик поклонился и пошел домой, а поп с попадьею стал про него разговаривать:

- Вишь, старый черт! Говорят: беден, беден! А он золотой отвалил. Много на своем веку схоронил я именитых покойников, а столько ни от кого не получал...

Собрался поп со всем причетом и похоронил старуху как следует.

После похорон просит его старик к себе помянуть покойницу. Вот пришли в избу, сели за стол, и откуда что явилось - и вино-то, и кушанья, и закуски разные, всего вдоволь! Гость сидит, за троих обжирается, на чужое добро зазирается.

Отобедали гости и стали по своим домам расходиться, вот и поп поднялся. Пошел старик его провожать, и только вышли на двор - поп видит, что со стороны никого больше нету, и начал старика допрашивать:

- Послушай, свет! Покайся мне, не оставляй на душе ни единого греха все равно как перед Богом, так и передо мною: отчего так скоро сумел ты поправиться? Был ты мужик скудный, а теперь на поди, откуда что взялось! Покайся-ка, свет! Чью загубил ты душу, кого обобрал?

- Что ты, батюшка! Истинною правдою признаюсь тебе: я не крал, не грабил, не убивал никого; клад сам в руки дался!

И рассказал, как все дело было. Как услышал эти речи поп, ажно затрясся от жадности; воротился домой, ничего не делает - и день и ночь думает: "Такой ледащий мужичишка, и получил этакую силу денег. Как бы теперь ухитриться да отжилить у него котелок с золотом?" Сказал про то попадье; стали вдвоем совет держать и присоветовали.

- Слушай, матка! Ведь у нас козел есть?

- Есть.

- Ну, ладно! Дождемся ночи и обработаем дело, как надо.

Вечером поздно притащил поп в избу козла, зарезал и содрал с него шкуру - со всем, и с рогами и с бородой; тотчас натянул козлиную шкуру на себя и говорит попадье:

- Бери, матка, иглу с ниткою; закрепи кругом шкуру, чтоб не свалилась.

Попадья взяла толстую иглу да суровую нитку и обшила его козлиною шкурою.

Вот в самую глухую полночь пошел поп прямо к стариковой избе, подошел под окно и ну стучать да царапаться. Старик услыхал шум, вскочил и спрашивает:

- Кто там?

- Черт!..

- Наше место свято! - завопил мужик и начал крест творить да молитвы читать.

- Слушай, старик! - говорит поп. - От меня хоть молись, хоть крестись, не избавишься; отдай-ка лучше мой котелок с деньгами; не то я с тобой разделаюсь! Ишь, я над твоим горем сжалился, клад тебе показал думал: немного возьмешь на похороны, а ты все целиком и заграбил!

Глянул старик в окно - торчат козлиные рога с бородою: как есть нечистый! "Ну его совсем и с деньгами-то! - думает старик. - Наперед того без денег жил, и опосля без них проживу!" Достал котелок с золотом, вынес на улицу, бросил наземь, а сам в избу поскорее. Поп подхватил котел с деньгами и припустил домой. Воротился.

- Ну, - говорит, - деньги в наших руках! На, матка, спрячь подальше да бери острый нож, режь нитки да снимай с меня козлиную шкуру, пока никто не видал.

Попадья взяла нож, стала было по шву нитки резать - как польется кровь, как заорет он:

- Матка! Больно, не режь! Матка! Больно, не режь!

Начнет она пороть в ином месте - то же самое!

Кругом к телу приросла козлиная шкура. Уж чего они ни делали, чего ни пробовали, и деньги старику назад отнесли - нет, ничего не помогло; так и осталась на попе козлиная шкура. Знамо, Господь покарал за великую жадность!

Русская народная сказка
"Упырь"

В некотором царстве, в некотором государстве был-жил старик со старухою; у них была дочь Маруся. В их деревне был обычай справлять праздник Андрея Первозванного: соберутся девки в одну избу, напекут пампушек и гуляют целую неделю, а то и больше. Вот дождались этого праздника, собрались девки, напекли-наварили, что́ надо; вечером пришли парубки с сопелкою, принесли вина, и началась пляска, гульба — дым коромыслом! Все девки хорошо пляшут, а Маруся лучше всех. Немного погодя входит в избу такой молодец — что на́ поди! Кровь с молоком! Одет богато, чисто. «Здравствуйте, — говорит, — красные девицы!» — «Здравствуй, добрый молодец!» — «Гулянье вам!» — «Милости просим гулять к нам!» Сейчас вынул он кошель полон золота, послал за вином, за орехами, пряниками — разом все готово; начал угощать и девок и ребят, всех оделил. А пошел плясать — любо-дорого посмотреть! Больше всех полюбилась ему Маруся; так к ней и пристает.

Наступило время по домам расходиться. Говорит этот молодец: «Маруся! Поди, проводи меня». Она вышла провожать его; он и говорит: «Маруся, сердце! Хочешь ли, я тебя замуж возьму?» — «Коли бы взял, я бы с радостью пошла. Да ты отколя?» — «А вот из такого-то места, живу у купца за приказчика». Тут они попрощались и пошли всякий своей дорогою. Воротилась Маруся домой, мать ее спрашивает: «Хорошо ли погуляла, дочка?» — «Хорошо, матушка! Да еще скажу тебе радость: был там со стороны добрый мо́лодец, собой красавец, и денег много; обещал взять меня замуж». — «Слушай, Маруся: как пойдешь завтра к девкам, возьми с собой клубок ниток; станешь провожать его, в те́ поры накинь ему петельку на пуговицу и распускай потихоньку клубок, а после по этой нитке и сведаешь, где он живет».

На другой день пошла Маруся на вечерницу и захватила с собой клубок ниток. Опять пришел добрый мо́лодец: «Здравствуй, Маруся!» —«Здравствуй!» Начались игры, пляски; он пуще прежнего льнет к Марусе, ни на шаг не отходит. Уж время и домой идти. «Маруся, — говорит гость, — проводи меня». Она вышла на улицу, стала с ним прощаться и тихонько накинула петельку на пуговицу; пошел он своею дорогою, а она стоит да клубок распускает; весь распустила и побежала узнавать, где живет ее названый жених? Сначала нитка по дороге шла, после потянулась через заборы, через канавы и вывела Марусю прямо к церкви, к главным дверям. Маруся попробовала — двери заперты; пошла кругом церкви, отыскала лестницу, подставила к окну и полезла посмотреть, что там деется? Влезла, глянула — а названый жених стоит у гроба да упокойника ест; в церкви тогда ночевало мертвое тело. Хотела было потихоньку, соскочить с лестницы, да с испугу не остереглась и стукнула; бежит домой — себя не помнит, все ей погоня чудится; еле жива прибежала!

Поутру мать спрашивает: «Что, Маруся, видела того мо́лодца?» — «Видела, матушка!» — а что́ видела, того не рассказывает. Вечером сидит Маруся в раздумье: идти или нет на вечерницу? «Ступай, — говорит мать, — поиграй, пока молода!» Приходит она на вечерницу, а нечистый уже там. Опять начались игры, смехи, пляска; девки ничего не ведают! Стали по домам расходиться; говорит нечистый: «Маруся! Поди, проводи меня». Она нейдет, боится. Тут все девки на нее накинулись: «Что с тобой? Или застыдилася? Ступай, проводи добра мо́лодца!» Нечего делать, пошла — что бог даст! Только вышли на улицу, он ее и спрашивает: «Ты вчера к церкви ходила?» — «Нет!» — «А видела, что я там делал?» — «Нет!» — «Ну, завтра твой отец помрет!» Сказал и исчез.

Вернулась Маруся домой грустна и невесела; поутру проснулась — отец мертвый лежит. Поплакали над ним и в гроб положили; вечером мать к попу поехала, а Маруся осталась: страшно ей одной дома. «Дай, — думает, — пойду к подругам». Приходит, а нечистый там. «Здравствуй, Маруся! Что не весела?» — спрашивают ее девки. «Какое веселье? Отец помер». — «Ах, бедная!» Все тужат об ней; тужит и он, проклятый, будто не его дело. Стали прощаться, по домам расходиться. «Маруся, — говорит он, — проводи меня». Она не хочет. «Что ты — маленькая, что ли? Чего боишься? Проводи его!» — пристают девки. Пошла провожать; вышли на улицу. «Скажи, Маруся, была ты у церкви?» — «Нет!» — «А видела, что я делал?» — «Нет!» — «Ну, завтра мать твоя помрет!» Сказал и исчез.

Вернулась Маруся домой еще печальнее; переночевала ночь, поутру проснулась — мать лежит мертвая. Целый день она проплакала, вот солнце село, кругом темнеть стало — боится Маруся одна оставаться; пошла к подругам. «Здравствуй! Что с тобой? На тебе лица не видать!» — говорят девки. «Уж какое мое веселье! Вчера отец помер, а сегодня мать». — «Бедная, несчастная!» — сожалеют ее все. Вот пришло время прощаться. «Маруся! Проводи меня», — говорит нечистый. Вышла провожать его. «Скажи, была ты у церкви?» — «Нет!» — «А видела, что я делал?» — «Нет!» — «Ну, завтра ввечеру сама помрешь!» Маруся переночевала с подругами, поутру встала и думает: что ей делать? Вспомнила, что у ней есть бабка — старая-старая, уж ослепла от долгих лет. «Пойду-ка я к ней, посоветуюсь».

Отправилась к бабке. «Здравствуй, бабушка!» — «Здравствуй, внучка! Как бог милует? Что отец с матерью?» — «Померли, бабушка!» — и рассказала ей все, что с нею случилося. Старуха выслушала и говорит: «Ох, горемычная ты моя! Ступай скорей к попу, попроси его: коли ты помрешь, чтоб вырыли под порогом яму, да несли бы тебя из избы не в двери, а протащили б сквозь то отверстье; да еще попроси, чтоб похоронили тебя на перекрестке — там, где две дороги пересекаются». Пришла Маруся к попу, слезно заплакала и упросила его сделать все так, как бабушка научила; воротилась домой, купила гроб, легла в него — и тотчас же померла. Вот дали знать священнику; похоронил он сначала отца и мать Маруси, а потом и ее. Вынесли Марусю под порогом, схоронили на раздорожье.

В скором времени случилось одному боярскому сыну проезжать мимо Марусиной могилы; смотрит — а на той могиле растет чудный цветок, какого он никогда не видывал. Говорит барич своему слуге: «Поди, вырой мне тот цветок с корнем; привезем домой и посадим в горшок: пусть у нас цветет!» Вот вырыли цветок, привезли домой, посадили в муравленый горшок и поставили на окно. Начал цветок расти, красоваться. Раз как-то не поспалось слуге ночью; смотрит он на окно и видит — чудо совершилося: вдруг цветок зашатался, упал с ветки наземь — и обратился красной девицей; цветок был хорош, а девица лучше! Пошла она по комнатам, достала себе разных напитков и кушаньев, напилась-наелась, ударилась об пол — сделалась по-прежнему цветком, поднялась на окно и села на веточку.

На другой день рассказал слуга баричу, какое чудо ему в ночи́ привиделось. «Ах, братец, что ж ты меня не разбудил? Нынешнюю ночь станем вдвоем караулить». Пришла ночь — они не спят, дожидаются. Ровно в двенадцать часов цветок начал шевелиться, с места на место перелетать, после упал наземь — и явилась красная девица; достала себе напитков и кушаньев и села ужинать. Барич выбежал, схватил ее за белые руки и повел в свою горницу; не может вдоволь на нее насмотреться, на красоту ее наглядеться. Наутро говорит отцу, матери: «Позвольте мне жениться; я нашел себе невесту». Родители позволили. Маруся говорит: «Я пойду за тебя только с тем уговором, чтобы четыре года в церковь не ходить». — «Хорошо!»

>>338674
Вот обвенчались, живут себе год и два, и прижили сына. Один раз наехали к ним гости; подгуляли, выпили, и стали хвалиться своими женами: у того хороша, у другого еще лучше. «Ну, как хотите, — говорит хозяин, — а лучше моей жены во всем свете нету!» — «Хороша, да некрещена!» — отвечают гости. «Как так?» — «Да в церковь не ходит». Те речи показались мужу обидны; дождался воскресенья и велел жене наряжаться к обедне. «Знать ничего не хочу! Будь сейчас готова!» Собрались они и поехали в церковь; муж входит — ничего не видит, а она глянула — сидит на окне нечистый. «А, так ты вот она! Вспомни-ка старое: была ты ночью у церкви?» — «Нет!» — «А видела, что я там делал?» — «Нет!» — «Ну, завтра у тебя и муж и сын помрут!»

Маруся прямо из церкви бросилась к своей старой бабушке. Та ей дала в одном пузырьке святой воды, а в другом живущей и сказала, как и что делать. На другой день померли у Маруси и муж и сын; а нечистый прилетел и спрашивает: «Скажи, была у церкви?» — «Была». — «А видела, что я делал?» — «Мертвого жрал!» Сказала да как плеснет на него святой водою — он так прахом и рассыпался. После взбрызнула живущей водой мужа и сына — они тотчас ожили и с той поры не знали ни горя, ни разлуки, а жили все вместе долго и счастливо.

Кормилица

В одном селе жили-были муж да жена; жили они весело, согласно, любовно: все соседи им завидовали, а добрые люди, глядючи на них, радовались. Вот хозяйка отяжелела, родила сына, да с тех родов и померла. Бедный мужик горевал да плакал, пуще всего о ребенке убивался: как теперь выкормить, возрастить его без родной матери. Нанял какую-то старушку за ним ходить; все лучше. Только что за притча? Днем ребенок не ест, завсегда кричит, ничем его не утешишь; а наступит ночь — словно и нет его, тихо и мирно спит. «Отчего так? — думает старуха. — Дай-ка я ночь не посплю, авось разведаю». Вот в самую полночь слышит она: кто-то отворил потихоньку двери и подошел к люльке; ребенок затих, как будто грудь сосет. На другую ночь и на третью опять то же.

Стала она говорить про то мужику; он собрал своих сродственников и стал совет держать. Вот и придумали: не поспать одну ночь да подсмотреть: кто это ходит да ребенка кормит? С вечера улеглись все на полу, в головах у себя поставили зажженную свечу и покрыли ее глиняным горшком. В полночь отворилась в избу дверь, кто-то подошел к люльке — и ребенок затих. В это время один из сродственников вдруг открыл свечу — смотрят: покойная мать в том самом платье, в каком ее схоронили, стоит на коленях, наклонясь к люльке, и кормит ребенка мертвой грудью. Только осветилась изба — она тотчас поднялась, печально взглянула на своего малютку и тихо ушла, не говоря никому не единого слова. Все, кто ее видел, превратились в камень; а малютку нашли мертвым.

Мёртвый друг

В стародавние годы жили-были в одной деревне два молодых парня; жили они дружно, вместе по беседам ходили, друг друга за родного брата почитали. Сделали они между собой такой уговор: кто из них станет вперед жениться, тому звать своего товарища на свадьбу; жив ли он будет, помрет ли — все равно.
Через год после того заболел один молодец и помер; а спустя несколько месяцев задумал его товарищ жениться. Собрался со всем сродством своим и поехал за невестою.
Случилось им ехать мимо кладбища; вспомнил жених своего приятеля, вспомнил старый уговор и велел остановить лошадей.
— Я, — говорит, — пойду к своему товарищу на могилу, попрошу его к себе на свадьбу погулять; он был мне верный друг!
Пошел на могилу и стал звать:
— Любезный товарищ! Прошу тебя на свадьбу ко мне.
Вдруг могила растворилась, покойник встал и вымолвил:
— Спасибо тебе, брат, что исполнил свое обещание! На радостях взойди ко мне; выпьем с тобой по стакану сладкого вина.
— Зашел бы, да поезд стоит, народ дожидается.
Покойник отвечает:
— Эх, брат, стакан ведь недолго выпить.
Жених спустился в могилу; покойник налил ему чашу вина, он выпил — и прошло целое сто лет.
— Пей, милый, еще чашу!
Выпил другую — прошло двести лет.
— Ну, дружище, выпей и третью да ступай с богом, играй свою свадьбу!
Выпил третью чашу — прошло триста лет.
Покойник простился с своим товарищем; гроб закрылся, могила заровнялась. Жених смотрит; где было кладбище, там стала пустошь; нет ни дороги, ни сродников, ни лошадей, везде поросла крапива да высокая трава. Побежал в деревню — и деревня уж не та: дома иные, люди все незнакомые. Пошел к священнику — и священник не тот; рассказал ему, как и что было. Священник начал по книгам справляться и нашел, что триста лет тому назад был такой случай: в день свадьбы отправился жених на кладбище и пропал, а невеста его вышла потом замуж за другого.

Ехал ночью мужик с горшками; ехал-ехал, лошадь у него устала и остановилась как раз против кладбища. Мужик выпряг лошадь, пустил на траву, а сам прилег на одной могиле; только что-то не спится ему. Лежал-лежал, вдруг начала под ним могила растворяться; он почуял это и вскочил на ноги. Вот могила растворилась, и оттуда вышел мертвец с гробовою крышкою, в белом саване; вышел и побежал к церкви, положил в дверях крышку, а сам в село. Мужик был человек смелый; взял гробовую крышку и стал возле своей телеги, дожидается — что будет?

Немного погодя пришел мертвец, хвать — а крышки-то нету; стал по следу добираться, добрался до мужика и говорит: «Отдай мою крышку, не то в клочья разорву!» — «А топор-то на что? — отвечает мужик. — Я сам тебя искрошу на мелкие части!» — «Отдай, добрый человек!» — просит его мертвец. «Тогда отдам, когда скажешь: где был и что делал?» — «А был я в селе; уморил там двух молодых парней». — «Ну, скажи теперь: как их оживить можно?» Мертвец поневоле сказывает: «Отрежь от моего савана левую полу и возьми с собой; как придешь в тот дом, где парни уморены, насыпь в горшочек горячих угольев и положи туда клочок от савана, да дверь затвори; от того дыму они сейчас отживут». Мужик отрезал левую полу от савана и отдал гробовую крышку. Мертвец подошел к могиле — могила растворилась; стал в нее опускаться — вдруг петухи закричали, и он не успел закрыться как надо: один конец крышки снаружи остался.

Мужик все это видел, все приметил. Стало рассветать; он запряг лошадь и поехал в село. Слышит в одном доме плач, крики; входит туда — лежат два парня мертвые. «Не плачьте! Я смогу их оживить». — «Оживи, родимый; половину нашего добра тебе отдадим», — говорят родичи. Мужик сделал все так, как научил его мертвец, и парни ожили. Родные обрадовались, а мужика тотчас схватили, скрутили веревками: «Нет, дока! Мы тебя начальству представим; коли оживить сумел, стало быть ты и уморил-то!» — «Что вы, православные! Бога побойтесь!» — завопил мужик и рассказал все, что с ним ночью было. Вот дали знать по селу, собрался народ и повалил на кладбище, отыскали могилу, из которой мертвец выходил, разрыли и вбили ему прямо в сердце осиновый кол, чтоб больше не вставал да людей не морил; а мужика знатно наградили и с честью домой отпустили.

>>338639
В крипи-треде посмотри, там в начале должна быть.

>>338639

>338671

>>338675
Охуительная история. Из-за тупой бабы сколько людей перемерло. Нет чтобы сразу его облить.

>>338677
Скотина это, а не друг.

>>338682
Ну, тут, видимо, мораль типа не надо бояться всяких чертил, пока опасаешься их и либезишь перед ними, они портят твою жизнь. Резко с ними надо.

>>338638
Дак Одиссея же! Какая в пизду сказка?

>>338611 (OP)
Сказка про то, как тянка ходила к Баба Яге. Там еще был говорящий череп.

>>338683
просто синька до добра не доводит

>>338770
Бля, анон, просто мороз по коже! Пили еще!

>>338678
Два стакана рому,этому мертвому анархисту!

>>338737
А реснуть батю с мамкой она не могла? Ебанутая курва.

>>338638
Как русалки то бежали, блядь, у них же хвосты заместо ног.

>>338770
Василиса прекрасная, да. Или премудрая. Самое жуткое, наверно, что я читал, ну там только первая половина страшная. Верлиока и лихо одноглазое отдыхают.
Немецкая сказка про дурака, который страха искал, пошёл ночью в какой то замок с мертвецами, там постоянно из трубы шел гул, а потом оттуда по частям вываливались какие то трупы, он с ними ещё черепами в кегли играл.
Марья моревна тоже, где кощей в каком то чулане на цепях висел.
Какая то восточная сказка про то, как раньше на небе были три солнца и жгли людей, а какой то стрелок пошёл и из лука их убил, кроме одного, и солнца умерли. Вроде ничего страшного, а меня эти умершие солнца в детстве почему то пугали, возникало ощущение чего-то пугающего и неумолимо громадного.
Сказка про сеньку-вора и умершую принцессу, ну это сюжет избитый, умирает ведьма, а простачок ее отчитывает, она за ним бегает по всей церкви и по погосту, зубами скрипит, а догнать не может. Там он ещё лазил что то ночью мимо дворца, случайно заглянул в окно и увидел, как она сняла с плеч голову и мыла ее.

Доставьте сказку про батю и мертвеца, там ещё про церковь что то было.

>>338877
Все будет, старина!

У нас в деревне похожий случай был, я сам тому свидетелем не был, малой был тогда еще, рассказывали. Когда помирала какая-нибудь баба, неважно, молодая ли, старая, ее на ночь в церкви оставляли, перед похоронами. Ну и наутро ее находили всегда с задранной юбкой, всю помятую и со следами ебли, как будто ночью ебал ее кто-то. Даже на батюшку грешили поначалу, но того ночью видали в другом месте, так что зря. Сельчане уж не знали что и думать, все шепотом про эту церковь говорили, боялися даже вслух ее упоминать. А стояла она еще на отшибе, от леса недалече, километров за 5 от села надо было пройти по дороге. В общем, глухое было место, нечистое, проклятое. А жила от нас через три дома одна девка, по имени Настя. Ну как девка: гутарили, што в селе не было того, кому она не давала, но все говорили, што в жопу только, так что можно сказать што и девка. Жила она одна, хозяйство вела сама, мать у ней померла что ли, когда та Настя еще девчонкой была, не знаю. Вот Настя ента и говорит: хули грит, мне то, я вот пойду грит ночью в церкву ту, да и посмотрю, кто там над покойницами ругается. Смелая девка была, значитца, Настя то эта. Ну и как завечерелося, собралася она в дорогу и пошла. А итти было не так уж далече, Настя то считай с краю деревни жила, ей ближе было. Пришла она к церкви той уже затемно, грит, всю дорогу пока шла, кто то в лесу выл, да тоскливо так, а на волка непохоже, страхов то грит натерпелася. Ну залезла она в церковь через окошко, не знаю уж как. Видит: там лампадки горят, и упокойница лежит в гробе посреди храма. Ну Настя взяла ее, из гроба то выволокла и под иконостас спрятала, а сама в гроб залезла, крышкой накрылася и стала ждать, что же случится. Щель только небольшую оставила между крышкой, чтобы наблюдать, лежит и в щелку смотрит. Тут пробило двенадцать, как что то загремело, застучало где то в глубине церкви, как будто скатилося что то с громким грохотом. Настя та лежит ни живая, ни мертвая. Видит она: появился видом как вроде бесенок, росточку небольшого, косматый весь, с хвостиком, черный, копченый будто, вроде как только из пекла вылез. И черт этот сразу к гробу направился, в котором Настя лежала, а она мертвой притворилася. Ну черт крышку приоткрыл чуть и в щелку смотрит, и говорит: ну здравствуй, красавица! а я черт-ебун, щас я тя ебать буду! А Настя глаза открывает и на черта смотрит и ему говорит: нет, грит, не можно меня ебать, а я самого тебя щас ебать буду! Крышку отодвинула, черта того схватила, в гроб его затащила к себе и крышкой накрылася. Уж что она с ним там делала - неизвестно. Только наутро батюшка пришел церковь открыть, в гроб заглянул, а там - дохлый черт лежит, весь истерзанный, и в очке огромная круглая дырка. Больше покойниц никто не порочил, да собственно, и некому было. А Настя та оказалася трапом. Батюшка потом после того случая, как он нечистого собственной персоной в гробу нашел, сказал, что место это теперь оскверненное, и Господу молитвы отправлять он в этом месте проклятом больше не будет. Так церкву ту и заколотили, сельчане наши потом в другое село пиздовали, за 15 верст, чтоб всевышнему помолиться.

>>338875
У наших родненьких! русалок ноги.

>>338876
Блин, доставляй! Хочу прочитать.

Была у меня в детстве книжка с мрачными сказками. Помню оттуда лапландскую сказку про Солнце, немецкую сказку про парня с каменным сердцем.
И еще есть пикрилейтед годнота с древнеславянскими кулсторями.

>>338926
В некотором царстве, в некотором государстве был-жил старик со старухою; у них была дочь Маруся. В их деревне был обычай справлять праздник Андрея Первозванного: соберутся девки в одну избу, напекут пампушек и гуляют целую неделю, а то и больше. Вот дождались этого праздника, собрались девки, напекли-наварили, что надо; вечером пришли парубки с сопелкою, принесли вина, и началась пляска, гульба — дым коромыслом! Все девки хорошо пляшут, а Маруся лучше всех. Немного погодя входит в избу такой молодец — что на поди! Кровь с молоком! Одет богато, чисто. «Здравствуйте, — говорит, — красные девицы!» — «Здравствуй, добрый молодец!» — «Гулянье вам!» — «Милости просим гулять к нам!» Сейчас вынул он кошель полон золота, послал за вином, за орехами, пряниками — разом все готово; начал угощать и девок и ребят, всех оделил. А пошел плясать — любо-дорого посмотреть! Больше всех полюбилась ему Маруся; так к ней и пристает.
Наступило время по домам расходиться. Говорит этот молодец: «Маруся! Поди, проводи меня». Она вышла провожать его; он и говорит: «Маруся, сердце! Хочешь ли, я тебя замуж возьму?» — «Коли бы взял, я бы с радостью пошла. Да ты отколя?» — «А вот из такого-то места, живу у купца за приказчика». Тут они попрощались и пошли всякий своей дорогою. Воротилась Маруся домой, мать ее спрашивает: «Хорошо ли погуляла, дочка?» — «Хорошо, матушка! Да еще скажу тебе радость: был там со стороны добрый молодец, собой красавец, и денег много; обещал взять меня замуж». — «Слушай, Маруся: как пойдешь завтра к девкам, возьми с собой клубок ниток; станешь провожать его, в те поры накинь ему петельку на пуговицу и распускай потихоньку клубок, а после по этой нитке и сведаешь, где он живет».
На другой день пошла Маруся на вечерницу и захватила с собой клубок ниток. Опять пришел добрый молодец: «Здравствуй, Маруся!» — «Здравствуй!» Начались игры, пляски; он пуще прежнего льнет к Марусе, ни на шаг не отходит. Уж время и домой идти. «Маруся, — говорит гость, — проводи меня». Она вышла на улицу, стала с ним прощаться и тихонько накинула петельку на пуговицу; пошел он своею дорогою, а она стоит да клубок распускает; весь распустила и побежала узнавать, где живет ее названый жених? Сначала нитка по дороге шла, после потянулась через заборы, через канавы и вывела Марусю прямо к церкви, к главным дверям. Маруся попробовала — двери заперты; пошла кругом церкви, отыскала лестницу, подставила к окну и полезла посмотреть, что там деется? Влезла, глянула — а названый жених стоит у гроба да упокойника ест; в церкви тогда ночевало мертвое тело. Хотела было потихоньку, соскочить с лестницы, да с испугу не остереглась и стукнула; бежит домой — себя не помнит, все ей погоня чудится; еле жива прибежала!
Поутру мать спрашивает: «Что, Маруся, видела того молодца?» — «Видела, матушка!» — а что видела, того не рассказывает. Вечером сидит Маруся в раздумье: идти или нет на вечерницу? «Ступай, — говорит мать, — поиграй, пока молода!» Приходит она на вечерницу, а нечистый уже там. Опять начались игры, смехи, пляска; девки ничего не ведают! Стали по домам расходиться; говорит нечистый: «Маруся! Поди, проводи меня». Она нейдет, боится. Тут все девки на нее накинулись: «Что с тобой? Или застыдилася? Ступай, проводи добра молодца!» Нечего делать, пошла — что бог даст! Только вышли на улицу, он ее и спрашивает: «Ты вчера к церкви ходила?» — «Нет!» — «А видела, что я там делал?» — «Нет!» — «Ну, завтра твой отец помрет!» Сказал и исчез.
Вернулась Маруся домой грустна и невесела; поутру проснулась — отец мертвый лежит. Поплакали над ним и в гроб положили; вечером мать к попу поехала, а Маруся осталась: страшно ей одной дома. «Дай, — думает, — пойду к подругам». Приходит, а нечистый там. «Здравствуй, Маруся! Что не весела?» — спрашивают ее девки. «Какое веселье? Отец помер». — «Ах, бедная!» Все тужат об ней; тужит и он, проклятый, будто не его дело. Стали прощаться, по домам расходиться. «Маруся, — говорит он, — проводи меня». Она не хочет. «Что ты — маленькая, что ли? Чего боишься? Проводи его!» — пристают девки. Пошла провожать; вышли на улицу. «Скажи, Маруся, была ты у церкви?» — «Нет!» — «А видела, что я делал?» — «Нет!» — «Ну, завтра мать твоя помрет!» Сказал и исчез.
Вернулась Маруся домой еще печальнее; переночевала ночь, поутру проснулась — мать лежит мертвая. Целый день она проплакала, вот солнце село, кругом темнеть стало — боится Маруся одна оставаться; пошла к подругам. «Здравствуй! Что с тобой? На тебе лица не видать!» — говорят девки. «Уж какое мое веселье! Вчера отец помер, а сегодня мать». — «Бедная, несчастная!» — сожалеют ее все. Вот пришло время прощаться. «Маруся! Проводи меня», — говорит нечистый. Вышла провожать его. «Скажи, была ты у церкви?» — «Нет!» — «А видела, что я делал?» — «Нет!» — «Ну, завтра ввечеру сама помрешь!» Маруся переночевала с подругами, поутру встала и думает: что ей делать? Вспомнила, что у ней есть бабка — старая-старая, уж ослепла от долгих лет. «Пойду-ка я к ней, посоветуюсь».

>>338929

>>338930

Блять, текст не постит с какого-то хрена.

Отправилась к бабке. «Здравствуй, бабушка!» — «Здравствуй, внучка! Как бог милует? Что отец с матерью?» — «Померли, бабушка!» — и рассказала ей все, что с нею случилося. Старуха выслушала и говорит: «Ох, горемычная ты моя! Ступай скорей к попу, попроси его: коли ты помрешь, чтоб вырыли под порогом яму, да несли бы тебя из избы не в двери, а протащили б сквозь то отверстье; да еще попроси, чтоб похоронили тебя на перекрестке — там, где две дороги пересекаются». Пришла Маруся к попу, слезно заплакала и упросила его сделать все так, как бабушка научила; воротилась домой, купила гроб, легла в него — и тотчас же померла. Вот дали знать священнику; похоронил он сначала отца и мать Маруси, а потом и ее. Вынесли Марусю под порогом, схоронили на раздорожье.
В скором времени случилось одному боярскому сыну проезжать мимо Марусиной могилы; смотрит — а на той могиле растет чудный цветок, какого он никогда не видывал. Говорит барич своему слуге: «Поди, вырой мне тот цветок с корнем; привезем домой и посадим в горшок: пусть у нас цветет!» Вот вырыли цветок, привезли домой, посадили в муравленый горшок и поставили на окно. Начал цветок расти, красоваться. Раз как-то не поспалось слуге ночью; смотрит он на окно и видит — чудо совершилося: вдруг цветок зашатался, упал с ветки наземь — и обратился красной девицей; цветок был хорош, а девица лучше! Пошла она по комнатам, достала себе разных напитков и кушаньев, напилась-наелась, ударилась об пол — сделалась по-прежнему цветком, поднялась на окно и села на веточку.
На другой день рассказал слуга баричу, какое чудо ему в ночи привиделось. «Ах, братец, что ж ты меня не разбудил? Нынешнюю ночь станем вдвоем караулить». Пришла ночь — они не спят, дожидаются. Ровно в двенадцать часов цветок начал шевелиться, с места на место перелетать, после упал наземь — и явилась красная девица; достала себе напитков и кушаньев и села ужинать. Барич выбежал, схватил ее за белые руки и повел в свою горницу; не может вдоволь на нее насмотреться, на красоту ее наглядеться. Наутро говорит отцу, матери: «Позвольте мне жениться; я нашел себе невесту». Родители позволили. Маруся говорит: «Я пойду за тебя только с тем уговором, чтобы четыре года в церковь не ходить». — «Хорошо!»
Вот обвенчались, живут себе год и два, и прижили сына. Один раз наехали к ним гости; подгуляли, выпили, и стали хвалиться своими женами: у того хороша, у другого еще лучше. «Ну, как хотите, — говорит хозяин, — а лучше моей жены во всем свете нету!» — «Хороша, да некрещена!» — отвечают гости. «Как так?» — «Да в церковь не ходит». Те речи показались мужу обидны; дождался воскресенья и велел жене наряжаться к обедне. «Знать ничего не хочу! Будь сейчас готова!» Собрались они и поехали в церковь; муж входит — ничего не видит, а она глянула — сидит на окне нечистый. «А, так ты вот она! Вспомни-ка старое: была ты ночью у церкви?» — «Нет!» — «А видела, что я там делал?» — «Нет!» — «Ну, завтра у тебя и муж и сын помрут!»
Маруся прямо из церкви бросилась к своей старой бабушке. Та ей дала в одном пузырьке святой воды, а в другом живущей и сказала, как и что делать. На другой день померли у Маруси и муж и сын; а нечистый прилетел и спрашивает: «Скажи, была у церкви?» — «Была». — «А видела, что я делал?» — «Мертвого жрал!» Сказала да как плеснет на него святой водою — он так прахом и рассыпался. После взбрызнула живущей водой мужа и сына — они тотчас ожили и с той поры не знали ни горя, ни разлуки, а жили все вместе долго и счастливо.

Страшная сказка про девочку и хлеб,как девочка на болоте кинула хлеб под ноги и провалилась к ведьмы.

>>338933
сладкий хлеб?

>>338937
Ага. Потом ведьма заставила её болото вилкой чистить, чтобы чисто было, а сама она курлыкала на одной ножке, прихлебувая мочу вмести чая под лекцию о японских истребителях

>>338900
>немецкую сказку про парня с каменным сердцем
Гауф Вильгельм, "Холодное сердце"? Люблю эту сказку.

>>338879
Где конец, блять?
>>338926
У тебя от книжки глаза вытекли? Сказка-то выше есть.
А книжка такая у меня самого была. Ну, у меня бабушка филолог, я и не такого обскура в детстве читал
>>338933
То ли Андерсен, то ли он просто переложил на свой лад, но читал в его сборнике. Действительно, неприятные от нее ощущения.

>>338611 (OP)
Сука, у меня была где-то охуенная сказка в форме карточек, так там была охуенная рисовка, все на черном фоне и с черепами. Про бабу ягу.

>>338677
Ну и парень откопал на помойке ноут и запилил стори с пруфами на сосач.

Ехал мужик по́ полю мимо кладбища, а уж стемнело. Нагоняет его незнакомый в хорошем полушубке и в красной рубахе. «Остановись! — говорит. — Возьми меня в попутчики». — «Изволь, садись!» Приезжают они в село, подходят к тому, к другому дому; хоть ворота и настежь, а незнакомый говорит: «Заперто!» Вишь, на тех-то воротах были кресты выжжены. Подходит к крайнему дому, ворота на запоре, и замок в полпуда висит; но креста нету — и ворота сами собой отворилися. Вошли в избу; там на лавке сидят двое: старик да молодой парень. Незнакомый взял ведро, поставил позади парня, ударил его по спине — и тотчас полилась из него алая кровь; нацедил полное ведро крови и выпил. То же самое сделал он и с стариком и говорит мужику: «Уж светает, пойдем-ка теперь ко мне». В один миг очутились они на кладбище. Упырь обхватил было мужика руками, да на его счастье петухи запели — и мертвец сгинул. Наутро смотрят: и молодой парень и старик — оба померли; тотчас разыскали могилу, разрыли — а упырь весь в крови лежит! Взяли осиновый кол, да и всадили в него.

Расскажи ка нам отец, что такое есть потец?

>>338875
На руках

>>338671
У тебя тут хеппи-энд, а я читал более крипотный вариант, где сперва дед затрясся со страху, медведь его нашел и задрал, а потом старуха на печи взбзднула, он и ее зохавал.

>>338986
Да, она! Классная сказка, хотя и мрачноватая.

>>338926
Я фапал в детстве на обложку, больше фапать не на что было. Фапалось гораздо сквернее, чем на трапов даже. Лол, я про эту книгу в прошлых тредах писал. Ещё там была до охуения жутчайшая фотка верлиоки, безногого, одноглазого калеки, блядь, пиздец просто, ссался открывать ту страницу, где он был нарисован, а ебанутая бабка меня этой картинкой пугала, типа, не будешь слушаться - станешь таким, как дядя в книжке. Просто открывала книжку на той странице и гонялась с ней за мной по дому и показывала, ебать я тогда от бабки удирал, лишь бы не смотреть.
Держал книгу ещё лет пять назад в руках, потом мать ее отдала куда то, тщательно изучал, кто же автор столь охуенных картинок, имени художника так и не нашёл. Интересно, чье таки это творчество, или если народное, то откуда взято. Наверняка кто то современный рисовал, стиль и лица везде одни и те же.

>>339022
А медведь не мог, нет бы на передних лапах бежать, так он липовую ногу себе удумал.

>>338929
Бля, я это уже где то читал! Это ж переделанная паста про батю и мертвеца, в церковь ходил? - ходил, - а что там делал? - покойницу ебал!

>>339091
Вырвал бы страницу с верлиокой, делов то.

Русалка села на шпагат.

>>338997
А что читал? Сада с мамлеевым что ли бабушка-филолог вместо колобка тебе подсовывала?

>>339097
Лол, Сада как раз в 13 лет навернул тайно от всех взял, естественно. Шишка так стояла, как и теперь не стоит.

>>338929
Ну и где продолжение?

>>339104
А что читал? Я за жюльетту взялся в четвёртом классе, шишка не то чтобы стояла, я больше по философской части книги угорел, видимо, она сформировала моё женоненавистничество, отвращение к детям, религии и браку, к традиционным ценностям короче. Пидором не стал, хотя после прочтения думал, что каждый мужык просто обязан в жопу ебаться, и что это охуенно. Там в книге просто все в жопу ебалися и всем нравилось. Хорошо хоть не попробовал, да и не с кем было, счас бы жалел, лол. Книжка меня кстати быстро заебала, там одно и потому, срут, ебутся, расчленяют, отдохнули-пожрали-бухнули - пошли дальше ебать и расчленять. Осилил от силы три части, дальше читал скорее по диагонали, из запоминающихся моментов помню русского великана, который жрал говно, как папу римского ебали хором на алтаре в соборе святого Петра, потом ещё главная героиня с лучшей подругой приехали в какой то монастырь, где их ебет толпа монахов, потом насрали в священные сосуды для причастия, потом главную героиню трахала какая то волшебница-гадалка клитором длиной в мизинец, вот на это у меня встал, да. А вообще в столь нежном и юном возрасте такую поебень лучше не читать, есть риск вырасти циником, глумящимся над любой моралью всю жизнь.

>>339111
Как раз ее и читал. Но мне тогда не до философии было.
А вот лет в десять Хармса читал, меня почему-то торкнуло от него. Решил, что мир - говно. Не знаю почему.

>>338933
https://www.youtube.com/watch?v=gh6qBt_2mrM

>>339111
Именно что в юном возрасте может такое впечатлить. Не знаю, что находят в этом Саде, но читал и дни содома, и Жюльетту и Жюстину. Последнюю читать без Жюльетты нет смысла, она продолжением как бы является. И если читать две книги, а не одну какую-нибудь, то сразу чувствуется вторичность всех суждений Сада и про религию и вообще про мораль. Вроде стелит гладко, но потом понимаешь, что повторяет он одно и то же, вплоть до самоцитирования. У меня были две книги на руках и я даже тогда, светлой памятью, открыв обе, просто охуевал - некоторые диалоги, которые больше монологи скорее, один в один лишь с некоторыми изменениями. А вообще с Садом как с проном - годно только до определенного момента, а потом все дело становится неинтересным и монотонным, надоедающим.
Но по-настоящему разочаровался в нем после прочтения Эжени де Франваль. Это коротенькое чтиво просто опустило лично в моих глазах Сада - он просто не справился словно с подобным размером, привык видать, что свои фантазии можно расписывать, не думая о каких-то сюжетных рамках и временных ограничениях. Не говоря о том, что концовка сего произведения идет вразрез его идеологическим писаниям в тех же ЖуЖу.

>>339130
Наоборот же. Жюльетта - злая и в конце ее книги Жюстину убивают, если я не путаю.

>>339130
Лол, у него есть просто новеллы, написанные вполне с точки зрения традиционной морали с хорошим нравоучительным концом, где зло наказывается, а добро торжествует, а ты чего ждал, что во всех рассказах будут поедать говно и ебать в жопу маленьких мальчиков, поджаривая их на костре? Он же написал огроменную эпопею в духе своих самых известных произведений, дни кого то там, забыл блядь, про какой то замок, которую после его смерти его сын сжег ее, до сих пор ее ищут и надеются найти. Вообще, сад всю эту хуету развратную, за которую его ценят и почитают во всем мире, сочинил, отбывая многолетний срок в Бастилии, скучно было ему, вот он и придумывал себе миры, населял их персонажами, которые расчленяли, насиловали и убивали друг дружку, хули, двача тогда не было, надо же было куда то изливать свои фантазии, а то так и поехать можно, десять лет в каменном мешке сидя и ни с кем не говоря. Вот он и взялся за перо, почему именно за такие темы - вопрос сложный, ну видимо это у него болело и именно такие темы беспокоили. До этого он комедии вроде сочинял, когда ещё был на свободе, драматургию короче, и если бы не жюстина, жюльетта, содом и философия в будуаре, сада за пределами Франции знали бы лишь немногие любители классической словесности эпохи просвещения, типа как Кантемира или тредиаковского какого-нибудь. Вы вот дохуя помните не то что стихотворений тредиаковского, а хотя бы названий пары его пьес, и на какие темы они написаны? А тут чувак написал про то, как молодые шутливые тетеньки расчленяют малых деток и бросают их в огонь, сразу известным стал на весь мир. Правда, он своей известности так и не увидел, окончив дни в психиатрической клинике, до конца жизни отказываясь от написанных им тех книг, которые впоследствии сделали его знаменитым. Сочинял исторические романы в конце жизни, нудные такие, типа как у Стендаля, для пожилых женщин короче.
У него кстати сборник сказок есть, не совсем детских правда, но вполне сносных, читать весело, там про попов, ебущихся монашек, неверных дворянских жен, сельских мужиков, чертей да леших блядь, описано все забавно и с подъебом, вроде анекдотов про ржевского, хороший памятник эпохе и документ нравов. В одном ряду с декамероном и Рабле где то так,

>>338671
Скырлы, скырлы, скырлы,
Нога из липы
Клюка - береза
Все по селам спят,
Моя нога в могиле
По деревням спят,
Только бабка нет
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.
Твааарь

>>339009
>Взяли осиновый кол, да и всадили в него.
А кол зачем было брать?

>>339092
Медведь-инженер

>>339353
Пушто только так они убиваются.

Сказка про Крошечку - Хаврошечку
для меня лично очень криповая
Вы знаете, что есть на свете люди и хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые бога не боятся, своего брата не стыдятся: к таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой маленькой; взяли ее эти люди, выкормили и на свет божий не пустили, над работою каждый день занудили, заморили; она и подает, и прибирает, и за всех и за все отвечает.

А были у хозяйки три дочери большие. Старшая звалась Одноглазка, средняя - Двуглазка, а меньшая - Триглазка; но они только и знали у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала, их обшивала, для них и пряла и ткала, а слова доброго никогда не слыхала. Вот то-то и больно - ткнуть да толкнуть есть кому, а приветить да приохотить нет никого!

Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую корову, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать:

- Коровушка-матушка! Меня бьют, журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрему дали пять пудов напрясть, наткать, побелить, в трубы покатать.

А коровушка ей в ответ:

- Красная девица! Влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь - все будет сработано.

Так и сбывалось. Вылезет красная девица из ушка - все готово: и наткано, и побелено, и покатано.

Отнесет к мачехе; та поглядит, покряхтит, спрячет в сундук, а ей еще больше работы задаст. Хаврошечка опять придет к коровушке, в одно ушко влезет, в другое вылезет и готовенькое возьмет принесет.

Дивится старуха, зовет Одноглазку:

- Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая! Доглядись, кто сироте помогает: и ткет, и прядет, и в трубы катает?

Пошла с сиротой Одноглазка в лес, пошла с нею в поле; забыла матушкино приказанье, распеклась на солнышке, разлеглась на травушке; а Хаврошечка приговаривает:

- Спи, глазок, спи, глазок!

Глазок заснул; пока Одноглазка спала, коровушка и наткала и побелила. Ничего мачеха не дозналась, послала Двуглазку. Эта тоже на солнышке распеклась и на травушке разлеглась, матернино приказанье забыла и глазки смежила; а Хаврошечка баюкает;

- Спи, глазок, спи, другой!

Коровушка наткала, побелила, в трубы покатала; а Двуглазка все еще спала.

Старуха рассердилась, на третий день послала Триглазку, а сироте еще больше работы дала. И Триглазка, как ее старшие сестры, попрыгала-попрыгала и на травушку пала. Хаврошечка поет:

- Спи, глазок, спи, другой! - а об третьем забыла. Два глаза заснули, а Третий глядит и все видит, все - как красная девица в одно ушко влезла, в другое вылезла и готовые холсты подобрала. Все, что видела, Триглазка матери рассказала; старуха обрадовалась, на другой же день пришла к мужу:

- Режь рябую корову! Старик так, сяк:

- Что ты, жена, в уме ли? Корова молодая, хорошая!

- Режь, да и только!

Наточил ножик...

Побежала Хаврошечка к коровушке:

- Коровушка-матушка! Тебя хотят резать.

- А ты, красная девица, не ешь моего мяса; косточки мои собери, в платочек завяжи, в саду их рассади и никогда меня не забывай, каждое утро водою их поливай.

Хаврошечка все сделала, что коровушка завещала: голодом голодала, мяса ее в рот не брала, косточки каждый день в саду поливала, и выросла из них яблонька, да какая - боже мой! Яблочки на ней висят наливные, листвицы шумят золотые, веточки гнутся серебряные; кто ни едет мимо - останавливается, кто проходит близко - тот заглядывается.

Случилось раз - девушки гуляли по саду; на ту пору ехал по полю барин - богатый, кудреватый, молоденький. Увидел яблочки, затрогал девушек:

- Девицы-красавицы! - говорит он. - Которая из вас мне яблочко поднесет, та за меня замуж пойдет.

И бросились три сестры одна перед другой к яблоньке. А яблочки-то висели низко, под руками были, а то вдруг поднялись высоко-высоко, далеко над головами стали. Сестры хотели их сбить - листья глаза засыпают, хотели сорвать - сучья косы расплетают; как ни бились, ни метались - ручки изодрали, а достать не могли.

Подошла Хаврошечка, и веточки приклонились, и яблочки опустились. Барин на ней женился, и стала она в добре поживать, лиха не знавать.

>>338677
больно похоже на Рип Ван Винкль.

>>339111
>русский великан, который жрал говно
Проиграл. Я его даже по телевизору видел, в битве электросенсов.

>>339497
Да, вообще-то, распространенный сюжет.

>>339526
И простите, что пикчами.

>>339527
Да не, продолжай.

>>338671
Мне эту сказку, именно со скырлы-скырлы бабушка в деревне на ночь рассказывала. Мякотка, что жили они на окраине, тайга начиналась за забором. Ночь, зима, сибирская деревня . И говорящий медведь, с липовой ногой, крипота.

>>338678
> сам прилег на одной могиле; >только что-то не спится ему. >Лежал-лежал
Странно. Ведь все есть для здорового сна. Свежий воздух, тушина...

>>339609
>сам прилег на одной могиле >только что-то не спится ему >Лежал-лежал
> Странно. Ведь все есть для здорового сна. Свежий воздух, тишина ...
Самофикс

>>339496
Двучую, мрачная сказка.
>>339524
Проиграл с проигравшего.

>>339612
Еще те сказки, в которых фигурировала живая и мертвая вода - распиздошенных в фарш витязей сначала окропляли мертвой водичкой, чтобы мясо срослось, а потом и живой - для немедленного воскрешения. Такой-то гримдарк.

У Андерсена криповые сказки есть, тоска блять и уныние. "Девочка наступившая на хлеб" жесткая довольно у него

>>338926
У меня была такая книга, но мне её читать не разрешали

>>339630
Сказки братьев Гримм без поздних обработок тоже хороши. В той же Золушке мачеха подрезала дочкам пятки, чтобы им подошла туфелька.

>>338926
вот она: magnet:?xt=urn:btih:0f61b8e4134618bf88636c82b382717846d2e977&dn=%D0%9D%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D1%8B%D0%B5+%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5+%D1%81%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D0%BA%D0%B8+%D0%90.%D0%9D.+%D0%90%D1%84%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%81%D1%8C%D0%B5%D0%B2%D0%B0%5B1991%2C+PDF%2C+RUS%5D&tr=udp%3A%2F%2Ftr.peerfect.org%3A6969&tr=http%3A%2F%2Fretracker.local%2Fannounce

>>338926
Там еще сказочка была про царевну и царевича, или как их там. Брата и сестру. Так получилось, что ведьма подстроила их свадьбу, причем брату вообще заебись как расклад такой понравился. Точно помню фразу, которой он зазывал сестру, находящуюся в ужасе, в постель после свадьбы, брачная ночь же.
>Сестра Катерина, иди на перины!

Я тут вспомнил момент один из какой-то сказки. Мальчик помогал витязям находить предметы, за которыми их царь посылал. И постоянно оплату какую-то ебанутую брал, мизинцы с рук, например. Помню, что всё раскрылось, когда он во время пира стал с этими пальцами играть (ребенок же) и витязям сказали перчатки снять. Может помнит кто-то?
Попробовал погуглить - нашел только "Сивку бурку". Но я нихуя не помню никаких коней в той сказке. И вообще, я читал другую "Сивку бурку", там батя отдавал сбрую, седло и подковы (?) на дикого пасущегося коня. Может одна из обработок просто, хуй знает.

А сказка про огниво как вам? Дембель-ветеран с помощью ведьмы спустился в подземелье и обнаружил там трех собак, глаза у которых были словно блюдца, и которые охраняли россыпи золота и серебра.

А! Еще одну мрачную сказку вспомнил - какой-то крестьянин вроде спустился в подземелье и встретил там статуи великанов, которые что-то сделали, и этот крестьянин ослеп, что ли? Выручайте, наверняка читали ее.

Найс, нашел ту лапландскую сказку: Сакариас Топелиус «Сампо-Лопарёнок».

Yeah Bitch! Я, походу, и остальные сказки из той книжки нашел. Это или это: https://fantlab.ru/work353539 или вот это: https://fantlab.ru/work431897
Ух, ебать, там были мрачные сказки! "Гном-тихогром" - тянка не захотела отдавать гному своего сына и провалилась по колено в землю; "Король Дроздобород" - про принца в облике бомжа-нищееба; "Кнут-музыкант" - не помню о чем, но тоже несколько раз перечитывал; "Холодное сердце" - парень согласился отдать свое сердце в обмен на бабло, а потом раскаялся и забрал его обратно, охуенная сказка; "Волшебный/Лесной Холм" - копать-колотить да там трупаки идут на пир, как же я дико срался с этой сказки, ух, такая-то годнота!

>>339878
Ну так вкинь

В сборнике украинских сказок был лютый пиздец про КОБЫЛЬЮ ГОЛОВУ, да еще и с иллюстрацией на всю страницу.

В детстве люто пугала концовка и судьба колдуна-помещика. Наверное, у меня слишком живое воображение.

>>340146

>>338638
Ну пиздец сказка. Первую половину чувак расскаывает что делать. А вторую второй чувак точно то же делает

>>340149
Повтор одного и того же - норма для народных сказок.

Глиняный парень

Жили-были старик да старуха. Не было у них детей. Старуха и говорит:
— Старик, вылепи из глины паренька, будто и сын будет.
Старик вылепил из глины паренька. Положили его на печку сушить. Высох парень и стал просить есть:
— Дай, бабка, молока кадушечку да хлеба мякушечку.
Принесла ему старуха это, а он съел все и опять просит:
— Есть хочу! Есть хочу!
И съел он у старика со старухой весь хлеб, выпил все молоко и опять кричит:
— Есть хочу! Есть хочу!
Нечего ему больше дать. Глиняный парень соскочил с печки и съел бабку с прялкой, дедку с клюшкой — и пошел на улицу.
Идет навстречу бык, Глиняный парень говорит ему:
— Съел я хлеба пять мякушек, молока пять кадушек, бабку с прялкой, дедку с клюшкой — и тебя, бык, съем!
Да и съел быка.
Идет дальше. Навстречу дроворубы с топорами. Глиняный парень и говорит:
— Съел я хлеба пять мякушек, молока пять кадушек, бабку с прялкой, дедку с клюшкой, быка с рогами — и вас всех съем!
И съел дроворубов с топорами.
Идет дальше. Навстречу ему мужики с косами да бабы с граблями. Глиняный парень им говорит:
— Съел я хлеба пять мякушек, молока пять кадушек, бабку с прялкой, дедку с клюшкой, быка с рогами, дроворубов с топорами — и вас всех съем!
Съел мужиков с косами да баб с граблями и дальше пошел. Встретил Глиняный парень козла и говорит:
— Съел я хлеба пять мякушек, молока пять кадушек, бабку с прялкой, дедку с клюшкой, быка с рогами, дроворубов с топорами, мужиков с косами, баб с граблями — и тебя, козел, съем!
А козел ему говорит:
— Да ты не трудись, стань под горку, а я стану на горку, разбегусь да тебе в рот и прыгну.
Стал Глиняный парень под горку, а козел разбежался с горы да рогами в брюхо как ударит! Тут и рассыпался Глиняный парень.
И вышли из брюха бабка с прялкой, дедка с клюшкой, бык с рогами, дроворубы с топорами, мужики с косами да бабы с граблями.
Всех козёл избавил.

>>340251
Проиграл.

>>340250
>Всех козёл избавил.
Прочитал как "всех козёл избивал" и проиграл.

>>338884
>лежит и в щелку смотрит

а там батя на карачиках сидит и сам в щель смотрит, и молвит: ты чё? ебанутая? чё ты там делаешь?
батя кстати всё время какие-то травы пьёт, чтобы выть часто, воет по 5 раз в день, а потом говорит, что горло жжёт, и ещё трупы ебет он. пиздец короче! реальная история. я не шлюха

Не то чтобы крипота, но мне очень понравилось.

"Лора-Колокольчик" Английский текст гуглите по "Laura Silver Bell".
Во всех пяти графствах Нортумбрии едва ли сыщется другая такая же унылая, неприглядная и вместе с тем сурово-живописная болотистая пустошь, как Дардейлский Мох. Обширное болото тянется на север, юг, восток и запад - волнистое море черного торфа и вереска.
Его, так сказать, берега густо поросли березой, орешником и низкорослым дубом. Здесь не встретишь величавых гор, хотя каменные бугры кое-где торчат среди деревьев, зато тут и там виднеются заползающие на пустошь косматые зеленые гривы привлекательного своей первозданной красотой леса, обступившего болото темной стеной.
Поселения в этом пустынном краю отстоят далеко друг от друга, и добрая миля отделяла от ближайшей убогой деревеньки сложенный из камня коттедж мамаши Карк.
Да не введет в заблуждение слово "коттедж" моих читателей из южных графств Англии, привычно связывающих его с представлениями об уюте и удобстве! Домишко, о котором идет речь, сложен из грубого неотесанного камня, да и стены у него ниже некуда. Соломенная кровля прохудилась, дым от горящего в очаге торфа жиденькой струйкой вьется над обрубком трубы. Словом, жилище под стать своему суровому и дикому окружению.
Местные жители, в невежественной своей простоте, не преминут заметить вам, что неспроста возле дома ни рябина не растет, ни остролист, ни папоротник, и подкова на дверь не прибита.
Зато чуть поодаль, среди березок и орешника, возле грубой каменной ограды, если верить людской молве, можно наткнуться на метлу и травку крестовник, издревле облюбованную ведьминским сословием, хотя почему - бог весть. Впрочем, вполне вероятно, что это не более чем злой навет.
Многие годы старуха Карк была в этом диком крае sage-femme, бабкой-повитухой, но тому уже несколько лет как оставила свое занятие и теперь только изредка балуется черной магией, в которой давно поднаторела, - гадает, ворожит, словом, по мнению местных жителей, она если и не ведьма, то не далеко ушла.
Так вот эта самая мамаша Карк ходила в город Вилларден продавать рукоделие - вязаные чулки - и теперь возвращалась домой, в свое неказистое жилище на краю Дардейлского Моха. Справа от нее, насколько хватало глаз, тянулось болото. Узкая тропа, по которой она шла, в одном месте поднимается на пологий пригорок, и слева к ней вплотную подступают буйные заросли малорослого дуба и прочего мелколесья. На западе как раз садилось красное, как кровь, солнце. Диск его коснулся широкой черной равнины болота, и прощальные лучи осветили сбоку тощую фигуру старухи, бредущую твердым шагом, с посохом в руке, - и заплясали, заиграли в складках ее широкой накидки, блеснувшей вдруг, как блестят драпировки бронзовой статуи в отсветах огня. Еще несколько мгновений свет разливается в воздухе - деревья, кусты утесника, камень, папоротник - все полыхает, и вдруг в один короткий миг свет гаснет, и воцаряются серые сумерки.
Кругом все неподвижно и темно. В этот час небойкое передвижение по скудно населенной местности замирает вовсе, и кажется, будто ты один в целом мире.
Но странно: сквозь чащу и наползающий вечерний туман старуха видит, как к ней приближается человек великанского роста.
Край здесь бедный, люди простые, о грабежах никто не слыхивал. Так что у бабки и в мыслях нет дрожать за свой карман - фунт чая, да пинта джина, да шестнадцать шиллингов серебром. Но в обличье незнакомца есть, однако, нечто такое, отчего другая струхнула бы.
Уж больно он худой, костлявый, вида мрачного и одет в черный кафтан, какой и нищий не подобрал бы, побрезговал.
Ступив на тропу, худосочный великан кивнул ей, будто знакомой.
- Я тебя не знаю, - сказала она.
Он снова кивнул.
- Да я тебя сроду не видела! - рассердилась она.
- Добрый вам вечер, мамаша Карк, - говорит он тогда и протягивает ей свою табакерку.
Она отступила от него подальше, сама уже бледная, и говорит ему строго:
- Я с тобой разговоры разговаривать не стану, кто б ты ни был.
- Знакома ли вам Лора-Колокольчик?
- Это ее прозвище, звать-то девицу Лора Лью, - ответила старуха, глядя куда-то перед собой.
- Для некрещеной, мамаша, что одно имя, что другое.
- Ты почем знаешь? - буркнула она угрюмо: в тамошних краях существует поверье, будто фэйри обладают властью над теми, кто не прошел обряд крещения.
Незнакомец поглядел на нее с недоброй улыбкой.
- Она пришлась по сердцу молодому лорду,- сказал он. - И этот лорд - я. Завтра вечером, в восемь, пусть девица придет в твой дом, а ты проткни свечу булавками крест-накрест, сама знаешь как, - чтобы к десяти часам туда же явился ее милый, и пусть свершится судьба. На вот, возьми себе за труды.
Он протянул к ней руку, и между большим и указательным пальцами заманчиво сверкнула гинея.
- Никаких делов с тобой иметь не желаю! Я до сей поры в глаза тебя не видела. Иди давай своей дорогой! Я твоего золота не заработала и ничего от тебя не возьму. Иди, иди, а не то найду на тебя управу!
Старуха, пока держала свою речь, вся сгорбилась и тряслась с головы до ног.
Он, видно, не на шутку разгневался. Хмуро отвернулся и медленно зашагал обратно в лес - и с каждым шагом становился все выше и выше и в лес вступил уже ростом с дерево.
- Так я и знала, что добром это не кончится, - проворчала она себе под нос. - Фермер Лью должен спешить, надо сделать дело нонешним же воскресеньем. Вот ведь старый дурень!
Фермер Лью принадлежал к секте, которая упорствовала в заблуждении, будто обряд крещения должно производить не раньше, чем кандидат достигнет совершеннолетия. А вышеупомянутая девица успела созреть не только что для крещения, даже по этой лжетеории, но и для замужества.
История ее появления на свет печальна и романтична. Семнадцатью годами раньше одна леди попросилась на постой к фермеру Лью и заплатила ему за две комнаты в доме. Она сказала, что через неделю-другую за ней приедет муж, которого дела задержали в Ливерпуле.
Через десять дней она родила - бабка Карк была при сем в своей тогдашней роли sage-femme, и тем же вечером молодая мать отдала Богу душу, бедняжка. Никакой муж так и не объявился, и кольца обручального, по слухам, у той леди на пальце не было. В столе у нее оказалось денег около пятидесяти фунтов, и фермер Лью, добрая душа, сам схоронивший двоих детей, отнес их в банк, чтобы сберечь для малютки, а дитя решил оставить у себя, покуда его не востребует законный владелец.
У матери в вещах нашли с полдюжины любовных писем за подписью "Фрэнсис", из них-то и выяснилось имя покойницы - Лора. Недолго думая, фермер Лью и малютку назвал тоже Лорой; а прозвище Колокольчик появилось из-за маленького серебряного колокольчика со стершейся позолотой, который был обнаружен среди грошовых сокровищ несчастной матери после ее кончины и который ленточкой повязали девчушке на шею.
Так она и росла как фермерская дочка в этом северном крае, пригожая да веселая. Чем дальше, тем больше нужен был бы за ней пригляд, а фермер старел и уже не мог как следует смотреть за ней; так что она была, можно сказать, сама себе хозяйка и поступать привыкла, как ей нравится.
Ведунья Карк, по странной и ни для кого не объяснимой прихоти, прикипела сердцем к девчонке, которая частенько к ней бегала и за мелкую мзду вызнавала у нее тайные приметы своей судьбы.
В тот день старуха Карк добралась до дому слишком поздно, чтобы ждать к себе в гости Лору-Колокольчик.
Назавтра часов около трех дня, когда мамаша Карк, нацепив на нос очки, сидела с вязанием на каменной скамье у порога своего дома, она вдруг увидела, как ее любимица легко взобралась на приступку-перелаз через ограду и, уперев в серебристый ствол березы тонкую девичью руку, крикнула:
- Хозяюшка! Мамаша Карк! Ты там одна у себя?
- Одна, Лора, одна, дочка, иди, пошепчемся, если хочешь,- отвечала ей старуха, поднимаясь со скамьи; потом со значением кивнула и поманила ее к себе длинными заскорузлыми пальцами.
Девица и впрямь была пригожа - немудрено и "лорду" в такую влюбиться! Вы только представьте: густые волнистые каштановые волосы, разделенные прямым пробором, спускаются на лоб почти до бровей, так что нежный овал ее лица в их обрамлении проступает еще четче. А какой аккуратный носик! Какие пунцовые губки! Какие глаза - крупные, темные, с пушистыми ресницами!..

Лицо ее словно подцвечено чистыми тонами портретов Мурильо, и теми же красками, только гуще, окрашены ее запястья и кисти рук - прелестные цыганские оттенки, которыми солнце так щедро золотит молодую кожу.
Все это старуха ловит своим взглядом - и еще ее стройную фигуру, округлую и гибкую, ее очаровательные ножки, обутые в грубые башмаки, которым все равно не скрыть изящной стопы, - пока девица стоит на верхней перекладине приступки. Но в старухином взгляде тоска и тревога.
- Иди же, дочка, чего торчишь верхом на ограде? Не ровен час, увидит кто. У меня к тебе разговор есть. - И она снова поманила девушку к себе.
- Да и у меня есть к тебе разговор, матушка.
- Поди сюда! - приказала старуха.
- Только ты на меня страху не нагоняй. Охота мне еще разок поглядеть в воду, как в зеркало.
Старуха невесело улыбнулась и сменила тон:
- Будет тебе, душечка, слезай-ка вниз, дай посмотрю на тебя, хитрая ты лисичка. - И опять поманила ее к себе.
Лора-Колокольчик сошла вниз и легким шагом приблизилась к двери в старухину лачугу.
- Вот, возьми, - сказала девушка, разворачивая фартук и протягивая кусок бекона. - И еще шестипенсовик серебряный тебе дам, как соберусь идти домой.
Они прошли вдвоем в темную кухню, и старуха стала в дверях, чтобы их секретному разговору не помешало чье-нибудь внезапное появление.
- Я тебя выслушаю, только наперед меня послушай, - сказала мамаша Карк (я, конечно, сглаживаю ее грубое просторечие). - Ты на примете у нечистой силы. О чем только фермер Лью думает, чего не зовет попа крестить тебя? Дурья башка! Ежели и нонешнее воскресенье упустит, тогда, боюсь, вовек уж не окропят тебя водицей и не осенят крестным знамением, помяни мое слово.
- Ой ли! - изумилась девушка. - Да кто ж это приметил меня?
- Большущий черный молодец, высоченный, как жердина в стогу. Ввечеру, только солнце село, выходит ко мне из лесу возле Мертвецкой Балки, ну, я-то сразу смекнула, кто он таков: идет, земли не касаясь, хоть и делает вид, будто ступает по дороге. Сперва хотел он, чтоб я взяла у него понюшку табаку, а я ни в какую, тогда стал давать мне золотую гинею, только я ведь не лыком шита. И все для чего: чтобы заманить тебя сюда вечером, да проткнуть свечу булавками и суженого твоего привадить. А про себя сказал, что он-де знатный лорд и ты, мол, пришлась ему по сердцу.
- А ты что ж, отказала ему?
- Для твоего же блага, дочка, - заверяет ее мамаша Карк.
- Так ведь все это правда, каждое словечко! - кричит ей девушка в страшном волнении - даже на ноги вскочила, хотя перед тем уселась чинно на большой дубовый сундук.
- Правда, дочка? Вот так так, ну растолкуй мне тогда все по чести, - требует старуха Карк, не сводя с нее придирчивого взгляда.
- Вечор иду я домой с гулянья, со мной еще фермер Дайкc с женой и дочка ихняя, Нелл. Дошли мы вместе до перелаза и распрощались.
- И ты в ночи одна-одинешенька пошла по тропе? - возмутилась старуха Карк.
- Да мне не страшно было, сама не ведаю почему. Мне же домой мимо старого Говартского замка идти: тут тропинка, там стена.
- Знаю уж, глухая тропа. Сидела б ты вечером дома, не то пожалеешь, ох пожалеешь! Говори, чего увидала?
- Да ничего такого, мамаша, ничего такого страшного!
- Голос какой-никакой слышала? Звал тебя кто по имени?
- Ничего не слышала, чтоб забояться, только шум-тарарам в старом замке,- отвечает ей девица. - Ничего не слыхала, не видала, чтоб забояться, зато много чудного да веселого. Слышала пение и смех, издалека, это да, я даже постояла, прислушалась. Потом прошла еще чуток, и там на лугу Пай-Мег под стенами замка, от меня шагах в двадцати, не боле, я увидала большое гулянье - все нарядные, в шелках да атласе, господа в бархатных кафтанах с золотым шитьем, а дамы в бусах - и бусы так сверкают, что ослепнуть можно, и веера у них большущие, и лакеи у них в пудреных париках, точь-в-точь как у шерифа на задке его кареты, только эти еще в десять раз пышнее.
- Прошлой ночью луна была полная, - заметила старуха.
- Так ярко светила, аж глазам больно, - подтвердила девушка.
- То не худо, что не чертом намалевано, - напомнила ей старуха народную мудрость. - Там ведь ручей бежит. Ты же на этой стороне была, а те - на той. Звали тебя к себе, за ручей-то?
- А то не звали! Да любезно так звали, так ласково! Но ты уж позволь мне самой рассказывать! Они там беседы беседовали, и смеялись, и ели, и пили из длинных чарок, и сидели все на траве, и музыка играла, а я спряталась за куст и глядела на их праздник; и вот они встали и давай плясать, и тут рослый малый - я его раньше-то не приметила - говорит мне: "Иди сюда, на эту сторону, потанцуй с молодым лордом, уж очень ты ему пришлась по сердцу, а лорд тот - я самый и есть", и я, понятное дело, зыркнула на него исподтишка - до чего же, думаю, пригожий молодец, хоть платье на нем все черное: на перевязи шпага висит и бархат на кафтане в два раза тоньше, чем в городской лавке в Голден-Фрайрзе. И он на меня снова глянул, будто невзначай, и стал говорить мне, что влюбился в меня без памяти, и, мол, с ним тут сейчас его батюшка и сестра, и все они приехали из Катстеанского замка повидать меня, а это путь неблизкий, от Голден-Фрайрза еще ехать и ехать.
- Полно, дочка, ты мне зубы не заговаривай, выкладывай все по чести. Каков он из себя? Лицо сажей перемазано? Высоченный, в плечах широк, по виду - нечисть, одежда на нем черная, да и не платье - так, лохмотья одни?
- Лицо у него длинное, но собой он хорош, не смуглее цыгана, и платье у него черное и пышное, пошито из бархата, говорит, что он сам и есть молодой лорд, и по виду он точно лорд.
- Не иначе тот самый, кого я повстречала у Мертвецкой Балки,- тревожно сдвинув брови, молвила мамаша Карк.
- Да ну же, матушка! Как это можно? - вскинулась девица, тряхнув своей прелестной головкой и улыбнувшись снисходительно. Однако ведунья ничего ей не ответила, и девушка стала рассказывать дальше: - Когда они пустились в пляс, он снова меня поманил, только я к нему за ручей не пошла - не то из гордости, потому что одета была не как следует, не то из упрямства, уж не знаю, однако ж не пошла, и шагу не ступила. Ни-ни, хотя мне страсть как хотелось!
- Радуйся, дочка, что не перешла ручей.
- Да чему ж тут радоваться?
- Отныне чтоб затемно из дому ни ногой! Да и засветло не разгуливай одна пустынными тропками. Вот окрестят тебя, тогда еще куда ни шло, - распорядилась старуха Карк.
- Да я раньше замуж выйти успею.
- С эдаким женихом как бы тебе навеки в девках не остаться, - покачала головой мамаша Карк.
- Вот заладила! Молодой лорд говорит, что он от меня без ума. Хотел колечко мне подарить, уж такое красивое колечко-то, с камушком! Дак я, голова садовая, чего-то закобенилась, не взяла, а он ведь не абы кто - молодой лорд!
- Лорд, как же, держи карман шире! Совсем ты, видать, рехнулась али заблажила? Хочешь знать, кто они такие, господа твои распрекрасные? А вот я тебе скажу. Доби да фэйри, все до одного! И ежели ты им чего поперек сделаешь, они тебя заберут, и тогда уж тебе из их лап не вырваться во веки вечные! - сумеречно изрекла старуха.

- Ну ты скажешь! - в сердцах отвечает ей девушка. - Кто из нас рехнулся! Да я бы давно померла со страху, если бы такую нечисть увидала! Быть того не может, уж до чего они все ласковые, веселые да ладные!
- Ну будет, от меня-то чего тебе надобно, дочка? - оборвала ее старуха.
- Я знать хочу - на-ка вот шестипенсовик, - как мне быть. Обидно ж упустить такого жениха!
- Молись сама, красавица, тут я тебе не помощница, - угрюмо говорит ей на это старуха. - Ежели с ними пойдешь, то уж назад не воротишься. Не вздумай с ними ни есть, ни пить, ни говорить и ни чего не бери от них в дар, хотя бы и булавки - заруби себе это на носу! - не то пропадешь.
Девушка понурила голову, - видно, не по душе ей были бабкины наказы.
Бабка некоторое время смотрела на нее в упор, насупившись и что-то смекая про себя.
- Скажи мне, дочка, скажи как на духу, - люб он тебе?
- Вот еще! - тряхнула девушка головой и зарделась до самых ушей.
То-то я смотрю! - сказала старуха с тяжким вздохом и, закручинившись, снова повторила: "То-то я смотрю!" А после вышла за порог, шаг-другой сделала и поглядела окрест, будто остерегаясь кого-то. - Околдовали девку, околдовали!
Вернувшись в дом, мамаша Карк спросила:
- С того разу ты больше его не видала?
Девица еще не оправилась от смущения - присмирела и тон свой сбавила.
- Кажись, видела я его, как сюда шла, - все мне чудилось, будто идет он со мной вровень меж дерев, да потом поняла, что обманулась: никого там в деревьях не было. На ходу иной раз померещится - словно одно дерево за другим вдогонку бежит.
- Нечего мне сказать тебе, красавица, окромя того, что сказала уже, - отрезала старуха и строго-настрого повторила свой наказ: - Ступай сейчас домой, да не медли в пути; и по дороге сказывай молитвы; и все дурные мысли от себя гони; и чтоб из дому больше ни ногой, пока тебя не окрестят - в нонешнее воскресенье, запомни!
С этим сварливым напутствием она проводила девушку до ограды и долго смотрела ей вслед, покуда та не скрылась совсем за деревьями.
На небо набежали тучи, как перед грозой, кругом враз стемнело, и девушка, растревоженная сумеречным взглядом мамаши Карк на все происшедшее, заспешила пустынной тропой через лес.
Незнакомая черная кошка, увязавшаяся было за ней еще по дороге от дома - известно ведь, что кошки в поисках добычи забредают порой на лесную опушку или в рощицу, - выскочила откуда-то из-под дуба и снова за ней увязалась. Чем темнее становилось вокруг, тем черная бестия делалась, кажется, все больше и больше, а зеленые ее глаза сверкали, как два шестипенсовика, и когда над холмами у Вилларденской дороги загромыхал гром, струхнувшей девице стало и вовсе не по себе.
Она попыталась отогнать от себя кошку, но та выгнула спину и злобно зашипела - того и гляди прыгнет и вцепится когтями! - а потом взобралась на дерево (в этом месте лес вплотную подступал к тропинке с двух сторон) и давай скакать прямо у девушки над головой с одного сука на другой, словно только и ждала удобного случая прыгнуть ей сверху на плечи. Девушка, и без того уже вся в плену странных фантазий, до смерти перепугалась: мнилось ей, будто кошка преследует ее и, если она хотя бы на миг перестанет охранять свой путь молитвой, черная тварь на ее глазах превратится в мерзкое чудовище.
Даже добравшись до дому, девушка не сразу оправилась от испуга. Перед глазами у нее все еще стояло мрачное лицо мамаши Карк, и, скованная тайным страхом, она не решилась тем вечером снова выйти за порог.
На другой день все было иначе. Она совершенно избавилась от тревожного чувства, которое внушила ей мамаша Карк. Из головы у нее не шел печальный лорд в черном бархатном кафтане. Что и говорить, запал он ей в душу и она готова была полюбить его. Ни о чем другом даже думать не могла.
В тот день зашла к ней Бесси Хеннок, дочь их соседа, позвать ее погулять к развалинам Говартского замка - погулять да ежевики порвать. Что ж, они и пошли.
В густых зарослях под обвитыми плющом стенами Говартского замка девушки принялись за дело. Корзинки наполнялись, час за часом летел незаметно.
Вот уже и солнце стало садиться на западе, а Лора-Колокольчик все не возвращалась домой. Тени становились длиннее, и дворовые девки из фермерского дома поминутно перегибались через калитку и, вытянув шеи, глядели на дорогу - не видать ли хозяйской дочки, и судили-рядили промеж себя, куда же она запропастилась.
Наконец, когда все вокруг окрасилось закатным румянцем, явилась Бесси Хеннок - одна, без подруги, размазывая фартуком слезы.
Она поведала удивительную историю о том, что с ними приключилось.
Я передам здесь только суть, притом более связно, чем сумела изложить она сама в своем чрезмерно возбужденном состоянии, и забудем на время про грубый колорит ее речи.
Итак, девица рассказала, что едва они забрались в заросли ежевики у ручья, который окаймляет луг Пай-Мег, как она увидала мосластого верзилу с чумазым, страховидным лицом, одетого в какие-то черные лохмотья, - он стоял на другом берегу. Она испугалась; и пока в оцепенении изучала этого грязного, страшного, изможденного оборванца, Лора-Колокольчик коснулась ее руки: она тоже уставилась на это долговязое пугало, только отчего-то во взоре ее застыло странное выражение, чуть ли не восторг! Украдкой выглянув из-за куста, за которым она спряталась, Лора со вздохом сказала:
- Ну разве не пригожий молодец? То-то! А погляди, какой нарядный бархатный кафтан, какая шпага на перевязи, - чистый лорд, ей-богу! И уж я-то знаю, кого он высматривает, кого он полюбил и кого поведет под венец.
Бесси Хеннок подумала тут, что подружка ее в уме повредилась.
- Нет, ты погляди, какой красавчик! - знай шепчет Лора.
Бесси снова на него взглянула и увидела, что он смотрит на ее товарку с недоброй улыбкой, а сам рукой ее к себе манит.
- Не вздумай, не ходи к нему, ведь шею тебе свернет! - вымолвила Бесси, чуть живая от страха, глядя, как Лора пошла вперед, вся светясь от милой девичьей робости и счастья.
Она взяла его протянутую через ручей руку - не столько помощь была ей нужна, сколько радовало прикосновение, - и в следующий миг оказалась на том берегу и его ручища обвила ее талию.
- Прощай, Бесси, я пойду своей дорогой,- крикнула она, склоняя голову ему на грудь, - так и скажи доброму батюшке Лью, что, мол, я пошла своей дорогой и буду счастлива и, бог даст, мы с ним еще свидимся.
И, взмахнув на прощанье рукой, она удалилась со своим страшным кавалером. Больше Лору-Колокольчик не видели - ни дома, ни в рощах и перелесках, ни на веселых лугах, ни в сумеречных лесах, нигде вблизи Дардейлского Моха.
Бесси Хеннок какое-то время брела за ними следом.
Она перешла ручей, и хотя казалось, что движутся они медленно, ей, чтобы не упустить их из виду, пришлось чуть ли не бегом бежать; и поминутно она кричала подруге: "Вернись, Лори, вернись, подруженька!" - пока, сбегая с пригорка, не повстречала старика с мертвенно-бледным лицом и до того перепугалась, что, кажется, тотчас лишилась чувств. Так или иначе, опомнилась она не раньше, чем пташки запели свою прощальную песенку в янтарном свете вечерней зари и день угас.
С тех пор не было ни слуху ни духу о пропавшей девице, никто не ведал, в какую сторону она подалась. Неделя шла за неделей и месяц за месяцем, и вот уже минул год и пошел другой.
К этому времени одна из коз старухи Карк возьми да и помри - не иначе как от сглазу завистливой соперницы-ведьмы, что жила на другом конце Дардейлского Моха.
Одна как перст в своей каменной лачуге, старуха принялась ворожить, чтобы наверное вызнать, кто напустил порчу на козу.
Для того сердце околевшего животного надобно истыкать булавками и сжечь в огне, закрыв перед тем все двери и окна и заткнув все прочие ходы-выходы. Все это сопровождается, конечно, подобающими случаю заклинаниями, и когда сердце сгорит в огне, то первый, кто постучится в дверь или просто мимо пройдет, - тот и порчу наслал.
Ворожбой своей мамаша Карк занялась в глухую полночь. А ночь выдалась темная, безлунная, только звезды сверкали на небе да ветер тихо бормотал в деревьях - лес-то обступал ее дом со всех сторон.
Долго все было тихо, ни звука, и вдруг - кто-то в дверь заколотил и чей-то грубый голос кликнул ее по имени.

Старуха вздрогнула: никак не ждала она, что голос будет мужской; выглянув в окно, она увидала в полутьме карету, запряженную четверкой лошадей, с форейторами в богатых ливреях и кучером в парике и треуголке, фу-ты ну-ты, хоть сейчас езжай во дворец!
Она отодвинула засов на двери и на пороге увидела статного господина в черном платье, который сказал, что покорнейше просит ее, единственную в округе sage-femme, поехать с ним в экипаже, дабы оказать помощь леди Гробдейл, роженице, и посулил за услугу щедрое вознаграждение.
Леди Гробдейл! Никогда о такой старуха не слыхивала.
- А далеко ли ехать-то?
- С дюжину миль по старой дороге в Голден-Фрайрз.
Эх, жаль ведь денежки упускать - и она садится в карету. Форейтор хлопает дверцей, стекло дребезжит, будто смеется. Рослый смурной господин в черном сидит напротив нее, и карета мчится так, что глядеть страшно; с дороги они сворачивают на какой-то узкий проселок, лес дремучий кругом, высокий - она такого и не видала отродясь. Чем дальше, тем больше ей не по себе: уж в здешних местах она каждую тропу-дорожку наизусть знает, а эту видит в первый раз.
Господин ободряет ее. Над горизонтом взошла луна, и в ее лучах мамаша Карк видит старинный замок. В лунном сиянии тускло мерцает его силуэт - главная башня, сторожевая башня и зубчатый парапет. Туда-то они и держат путь.
И тут старуха вдруг чувствует, как на нее наваливается сон; но хоть она и клюет носом, но понимает, что они все еще едут и что дорога под колесами совсем дрянь.
С трудом она заставляет себя очнуться. Где карета, замок, форейторы? Все сгинуло, только дивный лес все тот же.
Она трясется на грубой телеге, едва прикрытой подстилкой из тростника, какой-то худющий верзила в отрепьях сидит впереди, каблуком пиная несчастную клячу, которая кое-как тащит их за собой, хотя у самой видать каждую косточку, а вместо вожжей у возницы в руках простая веревка. Они останавливаются возле жалкой лачуги из камней, стены, кажется, ходят ходуном; соломенная крыша до того худая и гнилая, что по углам сквозь нее проступают стропила - точь-в-точь кости доходяги-клячи, с ее огромной головой и ушами.
Долговязый костлявый возница сходит на землю - рожа страшная, вся чем-то перемазана, как и руки его.
Да это ж тот самый чумазый великан, что заговорил с ней на пустынной дороге возле Мертвецкой Балки! Однако теперь отступать некуда - и она идет за ним в дом.
В большой убогой комнате горели две тусклые свечи, на грубо сколоченной кровати среди драного тряпья лежала женщина и жалобно стонала.
- Леди Гробдейл, - представил ее страхолюдный хозяин и тут же принялся мерить шагами комнату, беспрестанно качая головой, грозно топая ногами и ударяя кулаком одной руки в ладонь другой, и когда доходил до угла, то вроде как с кем-то там говорил и смеялся, хотя не было не видно никого, кто мог бы его слышать или ему отвечать.
В увядшем, изможденном создании, в ее печальном и чумазом, как у хозяина, лице, которое в жизни, кажется, ни разу не умывали, мамаша Карк признала свою некогда беззаботную красавицу Лору Лью.
Ее страшилище-муж все ходил и томился странными перепадами настроения, выказывая то гнев, то горе, то веселье, и всякий раз, когда бедняжка испускала стон, он вторил ей, словно эхо, как будто злобно над ней насмехался. Во всяком случае, так объяснила это себе мамаша Карк.
Наконец он решительно вышел в соседнюю комнату, с грохотом закрыв за собой дверь.
Когда пришло время, бедная роженица разрешилась от бремени девочкой.
Да и то сказать - девочкой, скорее уж бесенком! Длинные острые уши, приплюснутый нос и огромные, беспокойные глаза и рот. Ребенок тотчас заорал и залепетал на непонятном наречии, и на шум в комнату заглянул папаша и велел sage-femme не уходить, пока он ее не вознаградит.
Улучив момент, несчастная Лора шепнула на ухо мамаше Карк:
- Ежели б нынче ночью ты не справляла дурное дело, он не смог бы тебя залучить. Возьми ровно столько, сколько по праву причитается тебе за труды, иначе он тебя отсюда не выпустит.
В ту же минуту хозяин вернулся с мешком золотых и серебряных монет, насыпал горку на стол и велел повитухе брать сколько пожелает.
Она взяла четыре шиллинга, свою обычную меру, не больше и не меньше, и никакие уговоры не могли склонить ее добавить к этому хоть фартинг. Он так озлился на ее упрямство, что она от греха подальше кинулась из дому наутек.
Он за ней.
- Нет, ты возьмешь свои деньги! - взревел он, схватил мешок, еще наполовину полный, и швырнул ей вслед. Мешок ударил ей в плечо, и то ли от удара, то ли от ужаса она повалилась наземь, а когда пришла в себя, было утро и она лежала на пороге собственного дома.
Говорят, с тех пор она бросила всякое гаданье и ворожбу. И хотя история эта случилась шестьдесят с лишком лет тому назад, Лора-Колокольчик, как полагают знающие люди, до сих пор жива и будет жить, покуда для всех фэйри не пробьет последний час.

>>339423
Ну сук, шутка в том что тип взяли кол, а всадили в него сам знаешь что

>>340137
Залей плс

>>340255
Русский народный хасл

>>338884
Сука, в голос! Если б не слово трап, я бы подумал, что это и правда зтнографы записали.

>>339349
> ебать в жопу маленьких мальчиков, поджаривая их на костре?
Шишка встала, малафья полилася.

>>338611 (OP)
Лихо одноглазое (русская народная сказка)

Жил один кузнец. «Что, — говорит, — я горя никакого не видал. Говорят, лихо на свете есть; пойду поищу себе лихо». Взял и пошел, выпил хорошенько и пошел искать лихо. Навстречу ему портной. «Здравствуй!» — «Здравствуй!» — «Куда идешь?» — «Что, брат, все говорят: лихо на свете есть: я никакого лиха не видал, иду искать». — «Пойдем вместе. И я хорошо живу и не видал лиха; пойдем поищем». Вот они шли-шли, зашли в лес, в густый, темный, нашли маленькую дорожку, пошли по ней — по узенькой дорожке. Шли-шли по этой дорожке, видят: изба стоит большая. Ночь; некуда идти. «Сём, — говорят, — зайдем в эту избу». Вошли; никого там нету, пусто, нехорошо. Сели себе и сидят. Вот и идет высокая женщина, худощавая, кривая, одноокая. «А! — говорит. — У меня гости. Здравствуйте». — «Здравствуй, бабушка! Мы пришли ночевать к тебе». — «Ну, хорошо; будет что поужинать мне!» Они перепугались. Вот она пошла, беремя [Охапку, вязанку (Ред.)] дров большое принесла; принесла беремя дров, поклала в печку, затопила. Подошла к ним, взяла одного, портного, и зарезала, посадила в печку и убрала [Съела (Ред.)].

Кузнец сидит и думает: что делать, как быть? Она взяла — поужинала. Кузнец смотрит в печку и говорит: «Бабушка, я кузнец». — «Что умеешь делать-ковать?» — «Да я все умею». — «Скуй мне глаз». — «Хорошо, — говорит, — да есть ли у тебя веревка? Надо тебя связать, а то ты не дашься; я бы тебе вковал глаз». Она пошла, принесла две веревки, одну потоньше, а другую толще. Вот он связал ее одною, которая была потоньше. «Ну-ка, бабушка, повернися!» Она повернулась и разорвала веревку. «Ну, — говорит, — нет, бабушка! Эта не годится». Взял он толстую веревку да этою веревкою скрутил ее хорошенько. «Повернись-ка, бабушка!» Вот она повернулась — не порвала. Вот он взял шило, разжег его, наставил на глаз-то ей на здоровый, взял топор да обухом как вдарит по шилу. Она как повернется — и разорвала веревку, да и села на пороге. «А, злодей, теперича не уйдешь от меня!» Он видит, что опять лихо ему, сидит, думает: что делать? Потом пришли с поля овцы; она загнала овец в свою избу ночевать. Вот кузнец ночевал ночь. Поутру стала она овец выпускать. Он взял шубу, да вывернул шерстью вверх, да в рукава-то надел и подполз к ней, как овечка. Она все по одной выпускала; как хватит за спинку, так и выкинет ее. И он подполз; она и его хватила за спинку и выкинула. Выкинула его, он встал и говорит: «Прощай, Лихо! Натерпелся я от тебя лиха; теперь ничего не сделаешь». Она говорит: «Постой, еще натерпишься, ты не ушел!»

И пошел кузнец опять в лес по узенькой тропинке. Смотрит: в дереве топорик с золотой ручкой; захотел себе взять. Вот он взялся за этот топорик, рука и пристала к нему. Что делать? Никак не оторвешь. Оглянулся назад: идет к нему Лихо и кричит: «Вот ты злодей, и не ушел!» Кузнец вынул ножичек, в кармане у него был, и давай эту руку пилить; отрезал ее и ушел. Пришел в свою деревню и начал показывать руку, что теперь видел лихо. «Вот, — говорит, — посмотрите — каково оно: я, — говорит, — без руки, а товарища моего совсем съела». Тут и сказке конец.

>>342387
Слово "трап " всегда палит, не только в сказках.

>>342421
Да это ж про Одиссея и циклопа, ебана. Хуевы плагиаторы.

https://www.youtube.com/watch?v=oiyxgip4khc

,,В самых первые времена."

Очень уж давно это было, в самые первые времена. Был в Салаире такой рабочий – фамилию не вспомню, – его берут, а он соломинкой землю ковыряет и поёт чего-то. Не больно ему.
Вот он приказание какое-то не выполнил –
драли. Кончили, он встаёт и говорит управляющему.
— Ну, управитель, будь ты проклят, ты меня драл, а мать свою!
Управитель за хохлы ухватился, аж они у него затрещали, поётся домой прямо без сознания. Видит — мать лежит на постели изодраная, вся в крови.
Начинает она его спрашивать:
— Ты чо, — говорит, — со мной сделал ?!

>>342566
Дерут. Фикс

>>342566
Охуительные истории.

>>342566
Особенно если учитывать, что сейчас все эти дерут, кончили воспринимаются в совершенно определенном смысле, но совсем не том, какой был когда-то.

>>342585
Да и хохлы тоже.

В некотором царстве, далеком государстве жил-был царь с царицей, у них был сын Иван-царевич, с роду немой. Было ему лет двенадцать, и пошел он раз в конюшню к любимому своему конюху. Конюх этот сказывал ему всегда сказки, и теперь Иван-царевич пришел послушать от него сказочки, да не то услышал.
Иван-царевич! — сказал конюх. — У твоей матери скоро родится дочь, а тебе сестра; будет она страшная ведьма, съест и отца, и мать, и всех подначальных людей; так ступай, попроси у отца что ни есть наилучшего коня — будто покататься, и поезжай отсюда куда глаза глядят, коли хочешь от беды избавиться.
Иван-царевич прибежал к отцу и с роду впервой заговорил с ним; царь так этому возрадовался, что не стал и спрашивать: зачем ему добрый конь надобен? Тотчас приказал что ни есть наилучшего коня из своих табунов оседлать для царевича.
Долго-долго он ехал; наезжает на двух старых швей и просит, чтоб они взяли его с собой жить. Старухи сказали:
— Мы бы рады тебя взять, Иван-царевич, да нам уж немного жить. Вот доломаем сундук иголок да изошьем сундук ниток — тотчас и смерть придет!
Иван-царевич заплакал и поехал дальше. Долго-долго ехал; подъезжает к Вертодубу и просит:
— Прими меня к себе!
— Рад бы тебя принять, Иван-царевич, да мне жить остается немного. Вот как повыдерну все эти дубы с кореньями — тотчас и смерть моя!
Пуще прежнего заплакал царевич и поехал все дальше да дальше. Подъезжает к Вертогору, стал его просить, а он в ответ:
— Рад бы тебя принять, Иван-царевич, да мне самому жить немного. Видишь, поставлен я горы ворочать; как справлюсь с этими последними — тут и смерть моя!
Залился Иван-царевич горькими слезами и поехал еще дальше.
Долго-долго ехал; приезжает наконец к Солнцевой сестрице. Она его приняла к себе, кормила-поила, как за родным сыном ходила. Хорошо было жить царевичу, а все нет-нет да и сгрустнется: захочется узнать, что в родном дому деется. Взойдет, бывало, на высокую гору, посмотрит на свой дворец и видит, что все съедено, только стены осталися! Вздохнет и заплачет.
Раз этак посмотрел да поплакал — воротился, а Солнцева сестра спрашивает:
— Отчего ты, Иван-царевич, нонче заплаканный?
Он говорит:
— Ветром в глаза надуло.
В другой раз опять то же; Солнцева сестра взяла да и запретила ветру дуть.
И в третий раз воротился Иван-царевич заплаканный; да уж делать нечего — пришлось во всем признаться, и стал он просить Солнцеву сестрицу, чтоб отпустила его, добра молодца, на родину понаведаться. Она его не пускает, а он ее упрашивает; наконец упросил-таки, отпустила его на родину понаведаться и дала ему на дорогу щетку, гребенку да два моложавых яблочка: какой бы ни был стар человек, а съест яблочко — вмиг помолодеет!
Приехал Иван-царевич к Вертогору, всего одна гора осталась; он взял свою щетку и бросил во чисто поле: откуда ни взялись — вдруг выросли из земли высокие-высокие горы, верхушками в небо упираются, и сколько тут их — видимо-невидимо! Вертогор обрадовался и весело принялся за работу.
Долго ли, коротко ли — приехал Иван-царевич к Вертодубу, всего три дуба осталося; он взял гребенку и кинул во чисто поле: откуда что — вдруг зашумели, поднялись из земли густые дубовые леса, дерево дерева толще! Вертодуб обрадовался, благодарствовал царевичу и пошел столетние дубы выворачивать.
Долго ли, коротко ли — приехал Иван-царевич к старухам, дал им по яблочку; они съели, вмиг помолодели и подарили ему платочек: как махнешь платочком — станет позади целое озеро!
Приезжает Иван-царевич домой. Сестра выбежала, встретила его, приголубила.
— Сядь, — говорит, — братец, поиграй на гуслях, а я пойду — обед приготовлю.
Царевич сел и бренчит на гуслях; выполз из норы мышонок и говорит ему человеческим голосом:
— Спасайся, царевич, беги скорее! Твоя сестра ушла зубы точить.
Иван-царевич вышел из горницы, сел на коня и поскакал назад; а мышонок по струнам бегает: гусли бренчат, а сестра и не ведает, что братец ушел. Наточила зубы, бросилась в горницу, глядь — нет ни души, только мышонок в нору скользнул. Разозлилась ведьма, так и скрипит зубами, и пустилась в погоню.
Иван-царевич услыхал шум, оглянулся — вот-вот нагонит сестра; махнул платочком — и стало глубокое озеро. Пока ведьма переплыла озеро, Иван-царевич далеко уехал.
Понеслась она еще быстрее... вот уж близко! Вертодуб угадал, что царевич от сестры спасается, и давай вырывать дубы да валить на дорогу — целую гору накидал! Нет ведьме проходу! Стала она путь прочищать, грызла, грызла, насилу продралась, а Иван-царевич уж далеко. Бросилась догонять, гнала, гнала, еще немножко... и уйти нельзя! Вертогор увидал ведьму, ухватился за самую высокую гору и повернул ее как раз на дорогу, а на ту гору поставил другую. Пока ведьма карабкалась да лезла, Иван-царевич ехал да ехал и далеко очутился.
Перебралась ведьма через горы и опять погнала за братом... Завидела его и говорит:
— Теперь не уйдешь от меня!
Вот близко, вот нагонит! В то самое время подскакал Иван-царевич к теремам Солнцевой сестрицы и закричал:
— Солнце, Солнце! Отвори оконце.
Солнцева сестрица отворила окно, и царевич вскочил в него вместе с конем.
Ведьма стала просить, чтоб ей выдали брата головою; Солнцева сестра ее не послушала и не выдала. Тогда говорит ведьма:
— Пусть Иван-царевич идет со мной на весы, кто кого перевесит! Если я перевешу — так я его съем, а если он перевесит — пусть меня убьет!
Пошли; сперва сел на весы Иван-царевич, а потом и ведьма полезла: только ступила ногой, так Ивана-царевича вверх и подбросило, да с такою силою, что он прямо попал к Солнцевой сестре в терема; а ведьма-змея осталась на земле.

>>342446
А как надо писать на русском народном наречии? Баба с мудем что ли?

>>342655
Девка со срамным удом.

>>342446
>>342656
>>342655
херодевка.

>>342501
>хуевы плагиаторы
Аутист не знает про бродячие арехтипичные сюжеты

>>339882
>Гном-тихогром
Это же Румпельштильцхен в чьём-то переводе.
>>338677
Как друг, однако, подсобил с путешествием во времени.

>>338875
Русалок и морских дев не отличаешь?
Что забыл на паранормаче?

Поясните, почему в стольких сказках нужно в одно ухо лезть, а из другого вылезать?

>>340137
https://www.youtube.com/watch?v=jIDgMdN3lQ8

>>343272
Потому что сквозь голову проходит тоннель от одного уха до другого. Там особо повернуть больше некуда.

>>340152
Не совсем при примении на практике в хорошей сказке должно было быть различие

>>338670
Я его имя даже про себя выговорить не могу.

>>338671
>Бабка берет шерсть
А лапу варит в кастрюле
Репок мне не съесть
Значит съем бабулю

>>339016
утираю потец эстету!