То, что произошло во втором часу ночи 26 апреля 1986 г. на Чернобыльской АЭС, считается одной из крупнейших техногенных катастроф в истории человечества. Большинством людей старшего возраста на постсоветском пространстве этот день воспринимается как национальная трагедия: настолько чудовищными оказались её последствия для великой державы.

Эти последствия лежали не только в плоскости радиационного загрязнения и огромного количества пострадавших: по сути дела разрушенный четвёртый энергоблок ЧАЭС стал тем ящиком Пандоры, открытие которого начало цепную реакцию событий, приведших и к распаду СССР, и к нынешней войне в Донбассе.

Неслучайная случайность
О Чернобыльской катастрофе написаны горы книг, пересказывать которые нет никакого смысла: любой желающий при достаточной пытливости ума сможет восстановить процесс развития аварии вплоть до мельчайших деталей.

Тем не менее, кто-то из великих сказал, что если случайность имеет политические последствия, то к ней надо присмотреться. Поэтому постараемся обратить внимание на те аспекты, которые почему-то достаточно слабо освещены в работах исследователей.

Известно, что все энергоблоки ЧАЭС были оснащены графито-водными реакторами РБМК-1000 (цифры означают количество мегаватт электрической мощности): этот тип установки имеет весьма интересную родословную, уходящую своими корнями в самое начало советского ядерного проекта.

Реактор невозможно построить без замедлителя — вещества, уменьшающего скорость нейтронов до необходимой. Идеальным замедлителем является тяжёлая вода, однако стоит она баснословно дорого, а обычную воду для этой цели научились использовать гораздо позже. Поэтому выбрали дешёвый и легко доступный графит, выпускавшийся крупнотоннажными партиями для нужд цветной металлургии и электротехнической промышленности.

Конечно, потрудиться над отработкой технологии пришлось немало: нужной чистоты продукта удалось достичь далеко не сразу. Однако затраченные усилия себя окупили: это позволило собирать активную зону из графитовых блоков прямо в помещении возводимого реакторного цеха.

Такая технология позволила, например, снять столь острую проблему, как зависимость от требований железной дороги, которая не принимает к перевозке предметы длиной более двадцати метров и четырёх с половиной метров — в диаметре. Следовательно, у конструкторов появилась возможность увеличивать мощность реактора простым увеличением его размеров: на момент аварии на ЧАЭС уже действовали установки РБМК-1500, в полтора раза более мощные, чем чернобыльские. Но и это был не предел: в 1986 г. в стадии проектных разработок находились реакторы на 2400, а на уровне эскизных — на 3600 и даже 4800 мегаватт электрической мощности.

Но самой важной ценностью графито-водного реактора была его простота в техническом обслуживании: топливная кассета легко и в любой момент извлекалась из технологического канала. Более того, этот процесс можно было проводить во время работы установки, что, например, принципиально невозможно на распространённых ныне реакторах серии ВВЭР. Неудивительно, что именно такое свойство графитовых установок широко использовалось при наработке оружейного плутония.

По своей сути реакторы серии РБМК являлись глубоко модернизированными конверсионными «потомками» двухцелевого реактора АДЭ: они изначально проектировались как энергетические, задача производства изотопов на них не ставилась.

При этом нигде в литературе не упоминается о принципиальной невозможности использования РБМК для выпуска плутония: скорее всего, данный вопрос в СССР просто не рассматривался по причине того, что спрос на военную продукцию полностью удовлетворялся уже имеющимися мощностями.

продолжение на http://mianews.ru/?p=50785