У меня лезвие было спрятано, я знал, куда ехал, Омск — это жестокое место. Я достал лезвие и начал себе живот, шею резать. Они сразу набежали и начали меня крутить, бить. А дальше «дезинфекцию» сделали мне. Один из сотрудников, узкоглазый такой, на казаха похож, расстегнул ширинку и нассал мне на раны на животе и шеи. Сказал: «Это дезинфекция тебе». А у меня уже и живот, и шея в крови были.

Меня с ранами на животе и шеи в больницу не отвезли. Просто в камеру бросили. На следующий день раны зеленкой обмазали и все. После этого я четыре дня сидел на сухой голодовке, и меня оттуда уже в зону увезли.

«Когда меня привезли в ИК-7 (Омск), — сразу обыск, завели в кабинет в одних трусах. Положили на матрас, сняли с меня трусы, взяли руки, скрутили сзади и стали ломать вперед, я вообще думал что без рук останусь. Ноги растянули. Ток к ногам присоединяли. Один сотрудник впереди меня стоял и я видел, как он в ширинке у себя лазает, потом он ко мне сзади подошел, сел мне сзади на колени и говорит: «Кукарекай или изнасилую»

В 2016 году, например, туда привезли группу со строгого режима. Они часами стояли в голом виде на полусогнутых ногах, и когда некоторые не выдерживали, падали, то сотрудники говорили им втыкать палец в задний проход впереди стоящему, чтобы таким образом друг друга поддерживать».

>>176017120 (OP)
Всё правильно делают, разрушают ауешные порядки, всех в петухи. А так вот тебе наглядный выбор - мог бы кашки покушать, а так тебя в парашу макнули, а результат один - опущенкой стал.

«Это было лет 7–8 назад, в СИ-3 одному заключенному ножку от стула засунули в задний проход, было несколько случаев, когда в задний проход вставляли шланг и подключали его к крану с водой, включали сильный напор воды, и несколько человек погибли от разрыва органов. В СИ-3 над многими издевались. Было много жалоб, и они закрыли этот изолятор. СИ-3 как название ликвидировано, начальство и руководство все убрали, нет этого СИ-3. Но по старинке это место так и называют — СИ-3.
А теперь это ЕПКТ (единое помещение камерного типа) ИК-7. ИК-7 — это единственная колония, на территории которой (а в Омской области 12 зон) есть ЕПКТ. Со всех зон свозят туда людей, в одиночку сажают и что хотят над ними делают. И пакет на голову одевают, и блевотой дышать заставляют, и ток подсоединяют, и подвешивают на наручниках, и не дают садиться двое-трое суток, и пальцы ломают, и вплоть, извините за выражение, до опускания.
Вот такие факты есть и сегодня. У меня есть такие пострадавшие подзащитные. И куда мы ни обращались, приходит один ответ: «Все нормально».

«12 февраля 2015 г. меня привезли в ИК-7 в ЕПКТ. Я стоял в клетке в трусах и обуви. Дежурный капитан, которого звали Анатольевич, снимал меня на фиксатор и попросил снять трусы. Я попросил разрешения обернуться полотенцем или нательным бельем, так как я человек верующий и полностью раздеться не могу. Анатольевич спросил: «Ты отказываешься снять трусы?» Я ответил: «Да». Закончив снимать меня на фиксатор, Анатольевич удалился. На меня набросились три человека, завернули руки, надели на голову мешок и поволокли меня в кабинет напротив туалета, надели наручники на руки, связали ноги. На голову сверх мешка надели шапку-ушанку и обмотали скотчем и еще скотчем обмотали шею. Затем надели на безымянные пальцы обеих ног провода, облили тело водой и прицепили провод на гениталии и били меня током. Когда я терял сознание, они снова обливали водой и били по скулам.

Когда били током, у меня на груди сидел здоровый [крупный] человек. Он садился спиной к моему лицу и придерживал мои колени, когда от удара током я сгибался. Второй держал голову, а третий бил током. Не могу сказать, сколько это длилось по времени, так как я периодически терял сознание. Когда я орал и плакал, человек, который держал голову, своей рукой то закрывал мне рот, то открывал.

Затем зажали мне нос, чтобы я мог дышать только через рот и через двойные наволочки поили меня водой. Когда я начинал рыгать, человек, который держал голову, поворачивал меня вправо и влево. Потом один провод с пальца ноги сняли и одели на головку члена, облили правую сторону живота, бросили туда провод, снова били током. Я потерял сознание. Когда я очнулся, поволокли в какой-то кабинет. В углу кабинета стояла клетка. Завели в клетку и пристегнули к клетке: одной рукой вверх, другой рукой на уровне середины клетки, так, чтобы я не смог садиться. Через каждый час приходили и меняли руки: верхнюю вниз пристегивали, а нижнюю наверх. Говорили мне, чтобы я работал руками, чтобы они не отекли. Но руками я двигать не мог, я их практически не чувствовал и тогда они били мне по рукам, материли, обзывали, ключом крутили между ягодицами, и это продолжалось до обеда следующего дня. Я был абсолютно голым, на голове у меня были надеты две наволочки с блевотиной, в которые я рыгал во время пыток.

Затем сняли наручники и одели спереди, между руками и ногами просунули палку, подняли меня и подвесили, начали мазать какой-то жидкостью анус. Затем что-то закапали в нос, я потерял сознание. Очнулся я в клетке. Снова голый. На голове были наволочки и сверху шапка. Когда я просился в туалет, отвечали: «Ходи под себя». Через пару часов подошел человек с бумагой и сказал: «Подпиши постановление». Я ответил: «Без своего адвоката подписывать ничего не буду», он молча развернулся и ушел. Через некоторое время зашел «Анатольевич». Я стоял наклонившись тазом на решетку и шапку приложил между решеткой и голым тазом. «Анатольевич» попросил отдать ему шапку и несколько мгновений молча стоял и смотрел на меня, потом сказал: «А ты красивый!»

>>176017120 (OP)
Слишком толсто, товарищ майор!
Мыв всё равно свергнем плешивого карлика и вы будете болтаться на столбе.

Там еще клетка стоит в коридоре. Когда человека привозят, его ставят в эту клетку до обыска. И что они делают: полностью тебя раздевают, голым туда вешают, лишь чуть пальцами можно прикасаться к полу, на голову мешок одевают. Висишь, пока руки не посинеют, требуют признаться. Меня вешали и вниз головой. На второй-третий день прокурор приходил и говорил: «Че у тебя с глазами? Почему красные?». Я говорю: «Че может быть с глазами? Пытают здесь». А начальник колонии стоит и говорит: «Да у него давление поднялось, поэтому у него глаза красные. Мы ему таблетку дали, врача вызвали, сейчас он нормально». Прокурор улыбнулся и ушел. Местные прокуроры все знают, что там творится.

Зэки в этой зоне как зомби. В карантине заставляют прыжки делать как будто бабочек ловишь, ходить как гусеница, иглы под ногти загоняют… Очень страшно, когда на спину ложат, руки-ноги связывают, два-три человека на тебя на живот сядут, голову держат, нос прищепкой закрывают, чтобы нос не дышал, потом с бутылки тебе воду льют в рот. Это до того страшная пытка! Когда они воду льют, то глотка как будто разрывается, до того больно.

>>176017120 (OP)
Вот он свободен. Фуфайка лежит рядом. Но он продолжает сидеть на полу. Федя-цыган подходит, заглядывает ему в лицо и, отойдя к двери, расстегивает ширинку. Коля невидящим взглядом смотрит в пол. Цыган оборачивается и подходит к Петрову. Камера остолбенела. Такого еще никто не видывал. Цыган остановился в двух шагах от Коли и стал тужиться. Коля поднял на него глаза, но остался недвижим. Ему надо было встать, но этот час кошмара вымотал его и он не соображал, как ему быть. Струя побежала и стала приближаться к Коле, еще доля секунды — и она ударит в лицо. Коля не вскочил с пола, а только инстинктивно, будто в лицо летит камень, поднял руку. Ладонь встретила струю, и от нее полетели сотни брызг в стороны.

– Федя, Федя, ну зачем ты, Федя? — Встать Коля не мог.

Цыган смеялся. Струя колебалась. Коля водил рукой, ловя струю, и она разбивалась о ладонь. Но вот до него дошло, что надо сделать, и он вскочил с пола. Цыган прекратил. В камере стояло гробовое молчание. Первым его нарушил цыган:

– Ну, остается еще одно — и хватит с тебя.

Все молчали.

– В тюрьме есть закон, — продолжал цыган, — и в нашей камере тоже: все новички целуют парашу.

Коля не знал, когда кончится эта пытка, и был сейчас готов на все. Что параша дело плохое — эти слова не пришли ему на память. Не до воспоминаний. Все как во сне. Но почему-то целовать парашу показалось ему странным, и он, посмотрев на цыгана, спросил:

– И ты целовал?

– А как же…

Коля обвел взглядом ребят, сидящих на кроватях. Они молчали. И спросил:

– А что, правда надо целовать парашу?

Ответом — молчание. Коля заколебался. Тогда Смех поддержал цыгана:

– Целуй. Все целуют.

– Вот поцелуешь — и на этом конец,— вмешался опять цыган. Как хотелось Коле сейчас, чтоб все это кончилось. Сломленная воля говорила: целуй,— но сердце подсказывало: не надо.

Не доверяя цыгану и Смеху, он посмотрел на Мишу, самого авторитетного в камере. Миша был доволен Колей — он ни разу не застонал, когда его прописывали. Но теперь, когда Коля малодушничал, Мише не было его жалко.

– Парашу целуют все. Это закон,— сказал он.

Коля еще раз обвел всех взглядом и остановился на цыгане.

– Ну что же, целуй,— растягивая слова, чтобы не заикаться, сказал цыган.

– А куда целовать?

– Открой крышку и в крышку изнутри.

Коля медленно подошел к параше — она стояла у самой стены — и откинул крышку.

– Сюда? — указал он пальцем на зернистую, отбеленную солями внутреннюю сторону крышки.

– Сюда,— кивнул цыган.

Сердце, сердце опять подсказывало Коле, что целовать парашу не надо. Но крышка открыта — мосты сожжены. К ребятам он стоял спиной и нагибался к крышке медленно, будто она его могла полоснуть, словно нож, по горлу. Из параши несет мочой. Вот уже крышка рядом, он тянет к ней губы, будто она раскаленная и, прикоснувшись, обожжет их. В камере тишина. Все замерли, будто сейчас свершится что-то такое, от чего зависит их судьба. Коля еле тронул губами крышку и только выпрямился — камера взорвалась:

– Чушка! Параша! Мина!

Гул стоял долго.

– Камбала! Закрой парашу! — наконец крикнул Миша.

Коля закрыл.

– Сейчас мы позвоним,— продолжал он,— во все камеры и скажем, что у нас есть чуха.

Миша взял со стола кружку и только хотел стукнуть по трубе, как Коля, поняв, какая жизнь его теперь ожидает, закричал:

– Миша! Ребята! Простите! Ведь я правда думал, что надо целовать парашу. Вы же сказали,— он посмотрел на цыгана, на Смеха, остановил взгляд на Мише,— что целовать парашу — тюремный закон. Если б вы не сказали, разве б я стал целовать? Да не поцеловал я ее, я только губы поднес…

>>176035603
>В