Вспоминаем главного поэта двачей и любимого поэта олдфагов. Опубликовано 19.10.2016 В соответствиях отыщешь утешеньеи бреди своей дорожкой к Дому:ведь и смерть — не статика: движеньеот простого к более простому.В умираньи, в том, что сердцу мило,красоты не меньше, чем и в жизни,просто здесь хитрит и дремлет сила,словно радость тайная на тризне.Гонят лес по рекам плотогоны,голы жнивья, но полны амбары,на погост под огненные клёныубегают целоваться пары.Смысла нет ни в том, ни в этом, право:одуванчик-разум ищет чудав дуновенье ветра. Переправабудет вечной… В никуда. Отсюда.
Я хотел бы под видом волхва проникнуть к младенцу Христуи украсть его ночью под Вифлеемской звездой,чтобы где-нибудь в Риме божественную наготусопрягать со своей человеческой наготой.Я ему бы Катулла читал наизусть и в лучший гимнасий водил,на потехи и сладости сыпал без счета бы серебро,но на зрелищах и боях усмирял бы азартный пыл,переводя его пальчик из «contra» в «pro».Я его бы сам с золотой молодежью свел и долго бы по ночамждал его домой, волновался и не ложился до двух,а потом кричал на него, принюхиваясь к парам,и плетьми от него отгонял бы шлюх.А когда бы он мне надоел окончательно, как его ни крути,и пришло бы время расстаться с ним,то его, по моей протекции, годам к двадцати пятипрокуратором бы назначили в Ершалаим.
Когда я вечером вхожу к тебе в отделнавеселе, чтоб оторвать от дел,ты по шкафам стеклянным амулеты,расчески, кольца, кружева монетраскладываешь — все, что нам у Летына берегу бросали много лет.Задернув шторкой артефакты, какположено, ты достаешь коньяки разливаешь, думая, о ком быпоговорить (Гомер? Ликург? Сократ?),а за окном — Нева и катакомбыдалеких арок, лодочка, закат.И кажется, что мы с тобой — внутринемыслимой архаики. Смотри,колышется над нами темный полог,внезапно, словно занавес упав,как будто бы какой-то археологзакрыл до завтра свой прозрачный шкаф.
Я влюблен в мальчишку, который плут:на девчонок падок и буржуазный быт.Не отыщешь его, когда он нужен, когда же его не ждут –тут как тут стоит.Но зато как целуется сладко, как нежен в постели он!Только вот беда – не думай его выпускать за порог,потому что этот хамелеонв обольщенье — бог.Он любовные игры все разучил наизусть,так и крутит, и вертит юбками на ходу.Если он не прибьется к рукам окончательно – то и пусть!Я другого себе найду.
Хотелось бы сейчас прозрачной эту ночьизобразить в стихах, хотелось бы точь-в-точьперевести в слова весь вязкий темный бреднеясных шорохов, который разогретдыханьем нашим был, чтоб утром, на заре,застыло время в них, как мошка в янтаре.Но, зная свойства слов и времени, легкопредугадать, что им в игольное ушконечаянного «о!» не проскочить и несовпасть с движеньем тел на смятой простыне:напрасен этот труд. И остается лишьхранить твое тепло, пока ты сладко спишь.
Ненавидеть по-настоящему можно только того,как мне кажется, кто все чувства и мысли твои насквозьвидит и без помех проникает в самое естествочеловеческое, куда и тебе самому проникнуть не удалось,кто одним тобою занят, шевелит ночную листву,убаюкивает и нежит, находит всегда предлогдля заботы и жалости… То есть, по существу,ненависти достоин один лишь бог.И любить без оглядки, до судорог, до бестолковых слезможно только того, опять же, кто всё простит,даже ненависть; кто от тебя и так уже перенесбесконечно много насмешек, измен, обид,но не требует жертв за это и не ведет атакисподтишка злопамятных, не назначает срок,чтобы проверить чувство, а значит, выходит так,что и любви достоин один лишь бог.Я стою у окна и смотрю на стылый февральский залив:всё замело, даже наста от неба белесого не отличишь.Тот, кто идет там сейчас, не знает, наверное, живон, или умер, запав навсегда в эту сонную тишь:берег оставленный не разглядеть, как и берег другой,только сухого снега труха бесшумно пылит из-под ногтолько следов вереница лежит позади дугой,а вокруг — пустота (или один лишь бог?)
Поговорим о безднах ада,о тополе гнилом у Пряжки,который виден из проходаот корпусов до неотложки,где, словно лошади в упряжке,бредут в любое время годате, кто пропал в немой зубрежкепоследней истины: «Так надо!Поскольку, будучи ничьим, —я болен и неизлечим».О тополь с черными ветвями!Диктуй всю ночь свои диктанты,когда маячат часовымиперед кроватями архонты,на это, видимо, и дан ты,чтоб утром, крыльями кривымиотмерить наши горизонтыи стать в одну шеренгу с нами,поскольку, будучи ничьим,ты, как и мы, неизлечим.
Жан д’Арилье поднимется через год на сцену Пале-Рояля,оглядится вокруг в каких-то своих сомнениях,а потом блеванет под крышку беккеровского рояля,и на этом закроет вопрос о своих поэтических чтениях.Джефри О’Нил через год в Ливерпуле, почувствовав слежку,обольет меблирашку бензином, не думая о потеревсех стихов и, спичкой взмахнув, покинет ночлежку,и на этом закроет вопрос о своей литературной карьере.Серджио Паулетти в поисках мальчика через год позеромзабредет в ночные кварталы аргентинского ада — Альведо,за проститутку заступится, будет зарезан ее сутенером,и на этом закроет вопрос о своем стихотворном кредо.Жан д’Арилье, Джефри О’ Нил и Серджио Паулеттиразливают из-под полы абсент в заведении черной Карлиты, —алкоголик, сепаратист и педик смеются, шумят, как дети,и вопросы все для них так маняще еще открыты!
Проходит день сквозь сонные глаголы:читать, валяться, кутаться, мечтать,курить неторопливо и опятьчитать поэтов петербургской школы.Темнеет, за стеклом назойливая галкакричит на ветке, мчатся облака,и утешает каждая строка —напрасны выгоды, а жизнь так коротка,что промотать её совсем не жалко.
В соответствиях отыщешь утешеньеи бреди своей дорожкой к Дому:ведь и смерть — не статика: движеньеот простого к более простому.В умираньи, в том, что сердцу мило,красоты не меньше, чем и в жизни,просто здесь хитрит и дремлет сила,словно радость тайная на тризне.Гонят лес по рекам плотогоны,голы жнивья, но полны амбары,на погост под огненные клёныубегают целоваться пары.Смысла нет ни в том, ни в этом, право:одуванчик-разум ищет чудав дуновенье ветра. Переправабудет вечной… В никуда. Отсюда.
Желтые дома,в вас скорбь, тоска, растленьеразбили закрома,в вас каждое растеньесвой подоконник ощущает пыткой,в вас с мая по ноябрь живет зима,а с ноября по май удушью служат крыткойжелтые дома.Я вас познал,ваш ад, бастилию, гулаг, концлагерь,ваш яд, налитый в белизну пиал,я пил, как лагер,круги накручивал под скрипы половиц,ел на ночь веронали падал в койку ниц —я вас познал…Желтые дома,вы город,в котором я открыл восторг письмаи шпилем-шприцем был стократно вспорот,умылся кровью, умер и воскрес,сошел с ума,но и теперь вхожу со страхом в вас как будто в лес,желтые дома!
Люди мухи, мысли мухи,мухи вьются за окном,как беззубые старухинад мукою и сукном.Где-то слышен вой бурана,город в мухах утонул.В этот раз за мною раноты явился, Вельзевул.Ломит тело, вены вздуты,в трубке гул сонливых мух —ну же, князь душевной смуты,не обманывай мой слух!Пять неоновых снежинокнад аптекой, ночь, фонарь.Я искал тебя, мой инок,мой отец и пономарь.Что за странная повадкабыть насмешливым таким?Ложка, шприц, иголка, ватка,Петербург-Ершалаим.
Urbi et orbi,поскольку некому больше мнев этой кафельной торбес отдушиной на стеневымолвить слово …Я ваш потерянный бог,снова и сновавами распятый, хотя и строгне был я с вами —привязан к кровати, тихзапекающимися губамишепчу этот стих…Все страдания миравместив в одно,стал я точкой надирадля вас давно,тайным кошмаром,который вас сторожитпока вы с надеждой и жароммолитесь на зенит.Истина всё же в боли:боль оживляет тлен.Черви земной юдоли,жаждете перемен?Ищете выход из круга?Гоните прочь ваш страх?Жизнь — это миг испуга,ужас немой в глазах.
Хуль вы не отвечаете? Отсюда всё https://poesyshilov.wordpress.com/
Газетный лист заполнен трупами, как детектив, на немкопченые сардиныи бутыль с огнем,который разожгли чешуйчатые спины —прильнем,не нарушая мир кладбищенский картины, мы к бутыли,опорожним в приемее один,чтоб в голове сиял пунцовый блеск сардин,как в боге мы и наши «жили-были».
Как в глине рыхлой и сыройуже живут его создания,полна моя темница-Даниястихами зимнею порой.На улицах, в пивных, в садахони сквозят, мои творения,рукой неведомого генияпомещены в немое «ах!»Он тоже, как и я — поэт,у нас на всех одна припевочка:резвись, как мальчик, плачь, как девочка,лети на тот и этот свет!
Всему дана своя печаль:Неве и сумеркам над ней,и фонарям, в ее граальбросающим щепоть огней.И мне своя печаль дана,с которой жить и умирать,но в этом городе оналегка, почти как благодать.
Все повторялось много раз,смешно, чтоб вечность оставлялаеще хоть что-то после нас,в свои закутав покрывала.И что мне вечность? Воробейтрещит без умолку, без толку,скворец не просится на полку.Иссякла вечность – слава ей.Но по ночам, когда бегутпо корешкам щербатым пальцы,и тени вечных тут как тут,я вновь распят на те же пяльцы –что я искал в заботах дня?Я просто ткань, полоска глиныпергамент, лист, деталь машины,и вечность создает меня.
Из незаметных перемен, почти что пустяковсоткется сеть, и смерть возьмет улов –а жизнь взлетит под небо невеличкойнепойманною ни в какую сетьи будет снова петь,благославляя каждый божий час,как будто бы привычкойне стало для нее в бессчетный разпорхание над прахом,как будто не тесна вселенной клеть,как будто воздух не пропитан страхом.
>>139279206 (OP)> Опубликовано 19.10.2016А гуглятся и более ранние даты. Или в смысле книга вышла? По этим стихам гуглится Юрий Шилов. В википедии только два Юрия Шилова: шахматист и автор теории про протоукров-шумеров, от которых произошли все народы мира. Это второго стихи, надо полагать?
>>139279206 (OP)Я олдфаг и что не знаю такого, но мне нравится.
Мой мальчик плачет, неутешен, свят,как ангелок, склонившийся над прахомиз Аушвица-Биркенау, надпогибшим птахом.Он был ему дороже, чем глаза(а мне его глаза своих дороже)и вот все слезы мира в них из-затебя, о Боже!Что ты наделал, скверный бородач!?В своих чертогах, скрытых облаками,проси прощенья за птенца и плачь,и плачь над нами!
>>139280283А по моему дешёвая блевотная параша хуже подростковой лирики. Особенно это >>139279273 совсем пиздец.
>>139280278>Юрий ШиловОн самый. Ни тот, ни другой, к тем двоим он вообще отношения не имеет. Это бывший двачер со страницей на стихи.ру, которую он снёс и постирал все стихи. Стихи были вытащены из архивов и сохранены на новый сайт другим человеком, та дата - дата сохранения.
>>139280397А я уже представлял, как эти подростковые стихи пишет пожилой украинский националист, понаехавший в ДС2.
>>139280450Не, этот вообще на политоту хуй клал, живёт на пенсию от инвалидности по шизе.
Возьми гранату и будь свободен!Или езжай на Кавказ,купи у абреков за пару сотенТТ и боезапас,и если сунется тварь какая —смело стреляй в живот,пускай покорчится, истекаяпотоками нечистот.Пускай опарыши разведутсяв теле его гнилом,пускай навозные мухи вьютсянад ним и ползают в нем,пускай жуки прилетят на запахсмрадный его и псыпускай приходят на тонких лапахк нему, топорща усы.Пускай он движется непокорно,смотрит на свой живот,пускай оттуда, как горсть поп-корналичинок он достает,пускай от ужаса каменея,ясно поймет он вдруг,что ночь становится все длиннее,и — никого вокруг.
>>139279206 (OP)> главного поэта двачей и любимого поэта олдфагов>не pauloctus
Привратник страшный возле темных врат –мой кот.Он глазом не моргнет,соврамши вам, что вы спустились в ад.И правда, здесь бутылки выстроились в ряд,и зелье льется по стаканам,и дух тяжел,но всякому, кто в гости к нам зашелмы тотчас же накроем столс чудовищным котом Мурлакотаноми превратим сей ад — ты так и знай! –в кромешный рай.
Давай пойдем с тобой, дружок,давай пойдем с тобой…А ты со мною вскользь пойдешь,и вскользь по льду и сквозь снежок,и вскользь ты будешь мой божок,и вскользь — моей рабой.Давай пойдем со мной, дружок,давай пойдем со мной…А я с тобою вскользь пойду,и вскользь по льду, по льду, по льдуи сквозь снежок, снежок, снежок,как сказочный Гаврош.Давай с тобою вскользь пойдем:ни я — один, ни ты — вдвоем.
