Этим летом мне приходилось ездить в Москву, к маминой тётке. Так как в покупке билета на самолёт мне сразу же отказали, потому что «ты едешь одна, с твоим здоровьем нельзя такие перегрузки», мне пришлось в страшную июльскую жару ехать в вонючем, зассаном плацкарте почти два дня. Это была первая моя самостоятельная поездка куда-то из города дальше, чем за полсотни километров, и прежде, чем я уехала, мама несколько раз повторяла, что нельзя разговаривать с незнакомцами, если что сразу звать кондуктора (который, по-моему, хуже, чем эти незнакомцы) и тому подобное.
Самое ужасное чувство — это когда ты входишь в вагон и в нос сразу бьет запах пота, нестиранных носков, какой-то протухшей гнили и еще кучи неприятных запахов, вкупе дающих адскую вонь. Создается впечатление какой-то возни, тесноты, шума (в особенности — плачущие личинусы), суеты и грязи. В общем, меня с самого начала все начало дико бесить, и я с недовольной рожей пошла к своей полке на втором этаже, которая еще и находилась почти возле туалета.
Мы тронулись часов в 11 вечера, когда было уже темно, половина пассажиров сразу же завалились спать, а я просто тупо лежала, потому что плохо сплю на новом месте. Моими соседями были на удивление хорошие люди: бабушка, которая ничем не воняла, ее внучка чуть младше меня и парень лет двадцати пяти, который тоже спал на втором этаже.
Часов до пяти утра я так и валялась, не зная, куда себя деть, потому что было очень жарко, душно и какой-то спертый запах. Кун напротив сладко посапывал, бабуля слегка храпела и я им завидовала. Уснуть удалось только часам к восьми утра, в непонятно какой позе и наверняка с открытым ртом, ибо я всю ночь ворочалась в агонии.
Не помню, что мне снилось, но разбудило меня чье-то прикосновение к моей руке, которая свисла с полки вниз в неестественной позе. Я резко открыла глаза — перед моим лицом, в сантиметрах тридцати стоял тот кун с соседней полки. Не знаю, что было написано на моем лице, но он сразу же улыбнулся и сказал, что просто хотел положить мою руку в нормальное положение. «Извини, я не хотел тебя будить» — сказал он, и это было настолько милым жестом, что я просто потекла (нет) от умиления. На нижнем ярусе сидела моя девочка-соседка и легонько усмехнулась. Я пробормотала что-то вроде «Ничего страшного» и пока приходила в себя, он уже собрался, сдал постель и, попрощавшись, слез на своей станции. Позже, внучка той бабушки сказала мне, что он почти все утро смотрел на меня и на мою бедную руку, как будто бы не решался ее поправить. Это непринужденное действие вызывало во мне смешанные эмоции. Оно заставило меня поверить, что на свете есть хорошие, отзывчивые люди, которые совершают благородные поступки.
После этого случая я стала более лояльно относиться к плацкартам, потому что теперь они ассоциируются у меня с такими милосердными людьми, как тот парень.