- Среди психов -Этот город полон психов.Каждый третий точно псих.Говори со мною тихо,Может, я один из них.Я не псих и не истерик,Но скрываюсь от людей.Каждый третий – неврастеник,Психопат или злодей.Знаю, что следят за мною.Ведь, представьте, не шучу,Каждый пятый – параноик,Про десятого – молчу!В мире странных аномалийЖизнь проходит, как в борьбе.Я единственный нормальный,Остальные – не в себе.Ходят изверги и гады,В дверь стучат, звонят в звонок.Вижу их косые взглядыСквозь нависший потолок.Мышка серая, трусиха,Затаилась в уголке.Говорит со мною тихоНа мышином языке.С нею мне никто не страшен,Не спешу на помощь звать.Только на ночь, как и раньше,Залезаю под кровать.
1Все чаще и чаще в ночной тишивдруг начинаю рыдать.Ведь даже крупицу богатств душиуже невозможно отдать.И никому не нужно:В поисках Идиотатак измотаешься за день!А люди идут, отработав,туда, где деньги и бляди.И пустьсквозь людскую лавинуя пройду непохожий, один,как будто кусок рубина,сверкающий между льдин.Не-бо!Хочу сиять я;ночью мне разрешина бархате черного платьярассыпать алмазы души.2Министрам, вождям и газетам - не верьте!Вставайте, лежащие ниц!Видите, шарики атомной смертиу Мира в могилах глазниц.Вставайте!Вставайте!Вставайте!О, алая кровь бунтарства!Идите и доломайтегнилую тюрьму государства!Идите по трупам пугливыхтащить для голодных людейчерные бомбы, как сливы,на блюдища площадей.3Где они -те, кто нужны,чтобы горло пушек зажать,чтобы вырезать язвы войнысвященным ножом мятежа?Где они?Где они?Где они?Или их вовсе нет? -Вон у станков их тениприкованы горстью монет.4Человек исчез,ничтожный, как муха,он еле шевелится в строчках книг.Выйду на площадь и городу в ухоВтисну отчаянья крик!А потом, пистолет достав,прижму его крепко к виску...Не дам никому растоптатьдуши белоснежный лоскут.Люди,уйдите, не надо...Бросьте меня утешать.Все равно среди вашего адамне уже нечем дышать!Приветствуйте подлость и голод!А я, поваленный наземь,плюю в ваш железный город,набитый деньгами и грязью.5Небо!Не знаю, что делаю...Мне бы карающий нож!Видишь, как кто-то на белоевыплеснул черную ложь.Видишь, как вечера тьмажует окровавленный стяг...И жизнь страшна, как тюрьма,воздвигнутая на костях!Падаю!Падаю!Падаю!Вам оставляю лысеть.Не стану питаться падалью -как все.Не стану кишкам на потребуплоды на могилах срезать.Не нужно мне вашего хлеба,замешенного на слезах.И падаю, и взлетаюв полубреду,в полусне.И чувствую, как расцветаетчеловеческоево мне.6Привыкли видеть,расхаживаявдоль улиц в свободный час,лица, жизнью изгаженные,такие же, как и у вас.И вдруг -словно грома раскатыи словно явление Миру Христа,воссталарастоптанная и распятаяЧеловеческая Красота!Это - я,призывающий к правде и бунту,не желающий больше служить,рву ваши черные путы,сотканные из лжи!Это - я!законом закованный,кричу Человеческий Манифест,и пусть мне ворон выклевываетна мраморе телакрест.
СТАРИКСреди таверны, суеты ее и крика,склонившись над столом, сидит старик – он –один – газета перед ним и больше – никого.Унижен жалкой старостью, он думает, как малоон радовался в те года, когда не миновалапора красы, и сил, и разума его.Он чувствует, что постарел, об этом помнит поминутно.Но все же юности пора – она как будтобыла вчера. Ничтожный срок, ничтожный срок.Все осмотрительность – она всю жизнь его водила за нос, –а он ей верил, как безумец, этой лгунье, что смеялась:"До завтра подождешь. Еще вся жизнь осталась впрок".И сколько он порывов обуздал в себе отказомот радости возможной, и его безмозглый разумвсе упущенья днесь высмеивают в нем.Но от печальных воспоминаний вдруг головокруженьеон ощутил. И вот он средь кофейни,на стол облокотясь, забылся сном.
Ты такая ж простая, как все,Как сто тысяч других в России.Знаешь ты одинокий рассвет,Знаешь холод осени синий.По-смешному я сердцем влип,Я по-глупому мысли занял.Твой иконный и строгий ликПо часовням висел в рязанях.Я на эти иконы плевал,Чтил я грубость и крик в повесе,А теперь вдруг растут словаСамых нежных и кротких песен.Не хочу я лететь в зенит,Слишком многое телу надо.Что ж так имя твое звенит,Словно августовская прохлада?Я не нищий, ни жалок, ни малИ умею расслышать за пылом:С детства нравиться я понималКобелям да степным кобылам.Потому и себя не сберегДля тебя, для нее и для этой.Невеселого счастья залог -Сумасшедшее сердце поэта.Потому и грущу, осев,Словно в листья, в глаза косые...Ты такая ж простая, как все,Как сто тысяч других в России.
Серые глаза — рассвет, Пароходная сирена, Дождь, разлука, серый след За винтом бегущей пены.Чёрные глаза — жара, В море сонных звёзд скольженье, И у борта до утра Поцелуев отраженье.Синие глаза — луна, Вальса белое молчанье, Ежедневная стена Неизбежного прощанья.Карие глаза — песок, Осень, волчья степь, охота, Скачка, вся на волосок От паденья и полёта.Нет, я не судья для них, Просто без суждений вздорных Я четырежды должник Синих, серых, карих, чёрных.Как четыре стороны Одного того же света, Я люблю — в том нет вины — Все четыре этих цвета.
>>202754637 (OP)Не жалею, не зову, не плачу,Все пройдет, как с белых яблонь дым.Увяданья золотом охваченный,Я не буду больше молодым.Ты теперь не так уж будешь биться,Сердце, тронутое холодком,И страна березового ситцаНе заманит шляться босиком.Дух бродяжий! ты все реже, режеРасшевеливаешь пламень устО, моя утраченная свежесть,Буйство глаз и половодье чувств!Я теперь скупее стал в желаньях,Жизнь моя, иль ты приснилась мне?Словно я весенней гулкой раньюПроскакал на розовом коне.Все мы, все мы в этом мире тленны,Тихо льется с кленов листьев медь...Будь же ты вовек благословенно,Что пришло процвесть и умереть.
Владей собой среди толпы смятенной, Тебя клянущей за смятенье всех, Верь сам в себя наперекор вселенной, И маловерным отпусти их грех; Пусть час не пробил, жди, не уставая, Пусть лгут лжецы, не снисходи до них; Умей прощать и не кажись, прощая, Великодушней и мудрей других.Умей мечтать, не став рабом мечтанья, И мыслить, мысли не обожествив; Равно встречай успех и поруганье, He забывая, что их голос лжив; Останься тих, когда твоё же слово Калечит плут, чтоб уловлять глупцов, Когда вся жизнь разрушена и снова Ты должен всё воссоздавать c основ.Умей поставить в радостной надежде, Ha карту всё, что накопил c трудом, Bcё проиграть и нищим стать как прежде И никогда не пожалеть o том, Умей принудить сердце, нервы, тело Тебе служить, когда в твоей груди Уже давно всё пусто, всё сгорело И только Воля говорит: «Иди!»Останься прост, беседуя c царями, Будь честен, говоря c толпой; Будь прям и твёрд c врагами и друзьями, Пусть все в свой час считаются c тобой; Наполни смыслом каждое мгновенье Часов и дней неуловимый бег, — Тогда весь мир ты примешь как владенье Тогда, мой сын, ты будешь Человек!
Когда мне встречается в людях дурное, То долгое время я верить стараюсь, Что это скорее всего напускное, Что это случайность. И я ошибаюсь.И, мыслям подобным ища подтвержденья, Стремлюсь я поверить, забыв про укор, Что лжец, может, просто большой фантазёр, А хам, он, наверно, такой от смущенья.Что сплетник, шагнувший ко мне на порог, Возможно, по глупости разболтался, А друг, что однажды в беде не помог, Не предал, а просто тогда растерялся.Я вовсе не прячусь от бед под крыло. Иными тут мерками следует мерить. Ужасно не хочется верить во зло, И в подлость ужасно не хочется верить!Поэтому, встретив нечестных и злых, Нередко стараешься волей-неволей В душе своей словно бы выправить их И попросту «отредактировать», что ли!Но факты и время отнюдь не пустяк. И сколько порой ни насилуешь душу, А гниль всё равно невозможно никак Ни спрятать, ни скрыть, как ослиные уши.Ведь злого, признаться, мне в жизни моей Не так уж и мало встречать доводилось. И сколько хороших надежд поразбилось, И сколько вот так потерял я друзей!И всё же, и всё же я верить не брошу, Что надо в начале любого пути С хорошей, с хорошей и только с хорошей, С доверчивой меркою к людям идти!Пусть будут ошибки (такое не просто), Но как же ты будешь безудержно рад, Когда эта мерка придётся по росту Тому, с кем ты станешь богаче стократ!Пусть циники жалко бормочут, как дети, Что, дескать, непрочная штука — сердца... Не верю! Живут, существуют на свете И дружба навек, и любовь до конца!И сердце твердит мне: ищи же и действуй. Но только одно не забудь наперёд: Ты сам своей мерке большой соответствуй, И всё остальное, увидишь, — придёт!
>>202754637 (OP) Из всех смертей - мгновенная, пожалуй всех нелепей. Совсем не милосерден ее обманный вид: Как топором по темени - шальной осколок влепит, И ты убит - не ведая, что ты уже убит. Оборвалось дыхание на полувздохе. Фраза, На полуслове всхлипнув, в гортани запеклась; Неуловимо быстро - без перехода, сразу - Мутнеют, оплывая, белки открытых глаз. И не успеть теперь уже, собрав сознанья крохи, Понять, что умираешь, что жизнь твоя прошла, И не шепнуть, вздохнувши в последний раз глубоко Всему, с чем расстаешься, солдатское "прощай"... Нет! - пусть вовек минует меня такая благость. Просить у смерти скидок - наивно для бойца. Я все изведал в жизни. И если смерть осталась - Ее я должен тоже изведать до конца.
Мне скулы от досады сводит :Мне кажется который год,Что там, где я, - там жизнь проходит,А там, где нет меня, - идет.А дальше - больше, - каждый день яСтал слышать злые голоса :"Где ты - там только наважденье,Где нет тебя - всё чудеса.Ты только ждешь и догоняешь,Врешь и боишься не успеть,Смеешься меньше ты, и знаешь,Ты стал разучиваться петь!Как дым твои ресурсы тают,И сам швыряешь всё подряд.Зачем?! Где ты - там не летают,А там, где нет тебя, - парят".Я верю крику, вою, лаю,Но все-таки, друзей любя,Дразнить врагов я не кончаю,С собой в побеге от себя.Живу, не ожидая чуда,Но пухнут жилы от стыда, -Я каждый раз хочу отсюдаСбежать куда-нибудь туда...Хоть все пропой, протарабань я,Хоть всем хоть голым покажись -Пустое все, - здесь - прозябанье,А где-то там - такая жизнь!..Фартило мне, Земля вертелась,И, взявши пары три белья,Я шасть туда. Но вмиг хотелосьНазад, откуда прибыл я.
Ебу говно в огромной жопеИ по хую стекает жидкий кал.Сочится кал еще из жопыИ брызгает мне на лицоА я ебу говно из жопыИ мне конечно забисьА брызги кала растираюПо охуевшему лицу.
Послушайте! Ведь, если звёзды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Значит — кто-то хочет, чтобы они были? Значит — кто-то называет эти плевочки жемчужиной?И, надрываясь в метелях полуденной пыли, врывается к богу, боится, что опоздал, плачет, целует ему жилистую руку, просит — чтоб обязательно была звезда! — клянётся — не перенесёт эту беззвёздную муку! А после ходит тревожный, но спокойный наружно. Говорит кому-то: «Ведь теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!» Послушайте! Ведь, если звёзды зажигают — значит — это кому-нибудь нужно? Значит — это необходимо, чтобы каждый вечер над крышами загоралась хоть одна звезда?!
>>202754637 (OP)Санинструктор Она была толста и некрасива. И дула шнапс не хуже мужиков. Не хуже мужиков басила и лаялась - не хуже мужиков. Грудастая, но низенького роста, в растоптанных кирзовых сапогах - она была до анекдота просто похожа на матрёшку в сапогах. Она жила сначала с помпотехом. Потом с начхимом Блюмкиным жила. А когда тот на курсы в тыл уехал, она с майором Савченко жила. И, выпив, она пела под гитару в землянке полутёмной и сырой, как Жорка-вор зарезал шмару и и схоронил в земле сырой... Она погибла в Польше, в 45-м, когда, прикрывши телом от огня, на плащ-палатке волокла солдата из-под артиллерийского огня. И если, недоверчивый к анкетам, ты хочешь знать, какой она была, не Савченко ты спрашивай об этом - ты тех спроси, кого она спасла!
Лучшее, что я читал в своей жизни.Ты гниёшь одна, в замкнутых часах,В бесконечно-злом лабиринте дома.Ты ведёшь сама тропки на руках,Вытираешь кровь, раздираешь снова.Силой давишь смех, зажимая рот,Слёзы льются сами — здесь они вернее.Запираешь дверь — выход, а не вход.Отдаешь себяНа закускуЗверю.Он ласкает плоть отблеском когтей."Доверяй другим. Умирай со мною".Мою глотку рвет жесткостью идей.Забери меня. Не пускай живою.Запирай меня рёбрами в груди.Защищай меня своей костью гладкой.Сколько бы не билась, Зверь, не уходи —Просто дай обнять тебяМёртвойХваткой.Подчини меня. Я послушна, Зверь.Застегни на мне свой ошейник,Слышишь?Заслони мне свет. В темноте, поверь,Я могу узнать,Как ты рваноДышишь.
Посмотри в свой анус, анонИ найдешь там кучу говна.Этот тред посетил мудозвонИ насрал здесь кучу говна.
Мой лебедь белый, Безмолвный, безгласный, Где голос твой страстный, Порыв твой смелый? Ты эльфа невинный Сон охраняешь, Скользишь над стремниной И вдаль уплываешь. Но в день, когда жгучий Обман мне раскрылся, В тот день нам явился Твой голос могучий. И страстно звучанье Неслось над стремниною - То песнь умиранья Ты пел лебединую.
Я всегда твердил, что судьба — игра. Что зачем нам рыба, раз есть икра. Что готический стиль победит, как школа, как способность торчать, избежав укола. Я сижу у окна. За окном осина. Я любил немногих. Однако — сильно.Я считал, что лес — только часть полена. Что зачем вся дева, раз есть колено. Что, устав от поднятой веком пыли, русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле. Я сижу у окна. Я помыл посуду. Я был счастлив здесь, и уже не буду.Я писал, что в лампочке — ужас пола. Что любовь, как акт, лишена глагола. Что не знал Эвклид, что, сходя на конус, вещь обретает не ноль, но Хронос. Я сижу у окна. Вспоминаю юность. Улыбнусь порою, порой отплюнусь.Я сказал, что лист разрушает почку. И что семя, упавши в дурную почву, не даёт побега; что луг с поляной есть пример рукоблудья, в Природе данный. Я сижу у окна, обхватив колени, в обществе собственной грузной тени.Моя песня была лишена мотива, но зато её хором не спеть. Не диво, что в награду мне за такие речи своих ног никто не кладёт на плечи. Я сижу у окна в темноте; как скорый, море гремит за волнистой шторой.Гражданин второсортной эпохи, гордо признаю я товаром второго сорта свои лучшие мысли и дням грядущим я дарю их как опыт борьбы с удушьем. Я сижу в темноте. И она не хуже в комнате, чем темнота снаружи.
Разве же можно, чтоб все это длилось? Это какая-то несправедливость... Где и когда это сделалось модным: «Живым - равнодушье, внимание - мертвым?» Люди сутулятся, выпивают. Люди один за другим выбывают, и произносятся для истории нежные речи о них - в крематории... Что Маяковского жизни лишило? Что револьвер ему в руки вложило? Ему бы - при всем его голосе, внешности - дать бы при жизни хоть чуточку нежности. Люди живые - они утруждают. Нежностью только за смерть награждают. 1955
Жил-был дурак. Он молился всерьёз(Впрочем, как Вы и Я)Тряпкам, костям и пучку волос —Всё это пустою бабой звалось,Но дурак её звал Королевой Роз(Впрочем, как Вы и Я). О, года, что ушли в никуда, что ушли, Головы и рук наших труд — Всё съела она, не хотевшая знать (А теперь-то мы знаем — не умевшая знать), Ни черта не понявшая тут.Что дурак растранжирил, всего и не счесть(Впрочем, как Вы и Я) —Будущность, веру, деньги и честь.Но леди вдвое могла бы съесть,А дурак — на то он дурак и есть(Впрочем, как Вы и Я). О, труды, что ушли, их плоды, что ушли, И мечты, что вновь не придут, — Всё съела она, не хотевшая знать (А теперь-то мы знаем — не умевшая знать), Ни черта не понявшая тут.Когда леди ему отставку дала(Впрочем, как Вам и Мне),Видит Бог! Она сделала всё, что могла!Но дурак не приставил к виску ствола.Он жив. Хотя жизнь ему не мила.(Впрочем, как Вам и Мне.) В этот раз не стыд его спас, не стыд, Не упрёки, которые жгут, — Он просто узнал, что не знает она, Что не знала она и что знать она Ни черта не могла тут.
>>202761185Что здесь объяснять? Мне не нравятся его стихи. Я их не чувствую своей душой. Мне постоянно кажется,что он врет, чувствую какую-то надменную фальш в его словах. На самом деле я чувствую и понимаю, что он хочет выразить, но я презираю описываемые им состояния, мне не приятны его посылы и формы в которые он облекает свои мысли. Проще говоря, он мне неприятен как личность.
Я влюблен в мальчишку, который плут:на девчонок падок и буржуазный быт.Не отыщешь его, когда он нужен, когда же его не ждут –тут как тут стоит.Но зато как целуется сладко, как нежен в постели он!Только вот беда – не думай его выпускать за порог,потому что этот хамелеонв обольщенье - бог.Он любовные игры все разучил наизусть,так и крутит, и вертит юбками на ходу.Если он не прибьется к рукам окончательно – то и пусть!Я другого себе найду.
Все повторялось много раз,смешно, чтоб вечность оставлялаеще хоть что-то после нас,в свои закутав покрывала.И что мне вечность? Воробейтрещит без умолку, без толку,скворец не просится на полку.Иссякла вечность – слава ей.Но по ночам, когда бегутпо корешкам щербатым пальцы,и тени вечных тут как тут,я вновь распят на те же пяльцы –что я искал в заботах дня?Я просто ткань, полоска глиныпергамент, лист, деталь машины,и вечность создает меня.
В этом мире я только прохожий, Ты махни мне весёлой рукой, У осеннего месяца тоже Свет ласкающий, тихий такой.В первый раз я от месяца греюсь, В первый раз от прохлады согрет, И опять и живу и надеюсь На любовь, которой уж нет.Это сделала наша равнинность, Посолённая белью песка, И измятая чья-то невинность, И кому-то родная тоска.Потому и навеки не скрою, Что любить не отдельно, не врозь — Нам одною любовью с тобою Эту родину привелось.
Мне часто снится, что я девочка-подросток,отдающаяся двум деревенским парням –каждую улочку детского тела и перекрестокя изучил по снам:ямочка над ключицами – поцелуйная Мекка,пупочек – Иерусалим,кружат паломники, словно до векаверу не выбрать им. Спустятся в ад ли, поднимут ли флаги до рая-все хорошо девчонке в тринадцать лет,в этих объятиях двоякодышащих умираяи появляясь опять на свет.
Слово, слово, ты опять обрекаешь меня на суд,потому что с точки зрения бога каждый из нас убил,и садясь за стихи или прозу, за всякий словесный труд,я понимаю, что оказался среди могил:Анна Каренина, Ленский, Базаров, Обломов... И кто же мнезапретит после этого девочкины глазавыковыривать ножиком, в сладостном полуснепроникать в нее, как в темную щель гюрза?И забыв за словами про мир, будто за крепостной стеной,я не знаю, кто в этом мире самый большой злодей,ведь четыре великих садиста стоят за моей спиной -Марк, Лука, Иоанн, Матфей.
В предместье, на пустынном полустанке,где если сочинять, то некролог,с беспечностью навязчивой цыганкико мне прибился месячный щенок:хотел в тепло и взглядом обезьянкисмотрел в глаза: «Возьми меня, мой Бог!»Я вынул чистый спирт в аптечной склянке,облил его и тотчас же поджег.Присев слегка, он завилял хвостом,секунду млея под моим теплом,потом огонь достиг щенячьей кожи,он взвыл, помчался от меня стрелой,затем - назад, упал и чуть живойглядел с укором: "Почему, о Боже?!"
Вспомни о тех, чья жизнь была тщетнойКогда вдруг отчаянье —о ты, знавший в жизни минуты взлетов,шедший уверенным шагом,ты, способный одарить себя многим:опьяненьем восторга, рассветом, внезапным порывом,когда вдруг отчаянье,даже если онодлань свою к тебе простираетиз непостижимой бездны,суля погибель и тленье- подумай о тех, чья жизнь была тщетной,о тех, оставшихся в воспоминанияхнежной жилкою на виске,взором, внутрь себя обращенным,о тех, кто оставил нам мало надежды,но кто, как и ты, говорил о цветахи с невыразительною улыбкойтайны души обращалк своему невысокому небу,что должно было вскоре погаснуть.
В начале – три луча одной звезды Улыбка света на лице пустом,Укорененье воздуха; а в нём –Ветвящейся материи спираль,И первосолнца круглый циферблатВращал неразделённо Рай и Ад.В начале – бледное факсимилеВ три слога, как неясная улыбка,Как оттиск на поверхности воды,И отчеканивался лик луны;Кровь, по кресту стекавшая в Грааль,Оставила на облачке следы.В начале пламя яркое взвилоИз искр – все бури, грозы и шторма,Трехглазой, алой вспышкой расцвелоНад струями крутящихся морей;Насосы-корни гнали в стебли травМасла таинственные из камней.В начале было Слово. Было Слово.Оно сквозь плотность световых лучейДыханием тумана и дождяВсе смыслы слов из бездны извлекло,И расцвело само, переводяДля сердца суть рождений и смертей.В начале был незримый, тайный разум,Отлившийся в мыслительный процесс,Но до того, до разветвлений солнца,До дрожи вен сплетённых – до всегоКровь разнесла по всем потокам светаКорявые прообразы любви.
Похоронный блюзОстановите все часы, отрубите телефонСочной костью прервите лай собак, Приглушите пианино, и с барабанным стуком Вносите гроб, освободите путь для плакальщиц! Пускай аэропланы ревут над головойЧертя на небе - 'он отныне мертв'Нарядите голубей в бабочки вокруг их белых шейПускай регулировщики натянут черные перчатки на перстаОн был моим севером, моим югом, моим востоком и западомМоими буднями и субботней суетойМой полдень, моя полночь, мой разговор, песнь мояЯ думал любовь продлится вечно - о как я ошибался!Звезды отныне мне презренны,пускай погаснет каждая из них!Упакуйте луну и отвинтите солнце, Иссушите океан до дна, сметите все лесаУтерян всякий смысл навсегда.
Кто я? Что я? Только лишь мечтатель, Перстень счастья ищущий во мгле, Эту жизнь живу я словно кстати, Заодно с другими на земле.И с тобой целуюсь по привычке, Потому что многих целовал, И, как будто зажигая спички, Говорю любовные слова.«Дорогая», «милая», «навеки», А в уме всегда одно и то ж, Если тронуть страсти в человеке, То, конечно, правды не найдёшь.Оттого душе моей не жёстко Ни желать, ни требовать огня, Ты, моя ходячая берёзка, Создана для многих и меня.Но, всегда ища себе родную И томясь в неласковом плену, Я тебя нисколько не ревную, Я тебя нисколько не кляну.Кто я? Что я? Только лишь мечтатель, Синь очей утративший во мгле, И тебя любил я только кстати, Заодно с другими на земле.
Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочёл до середины: Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, Что над Элладою когда-то поднялся.Как журавлиный клин в чужие рубежи - На головах царей божественная пена - Куда плывёте вы? Когда бы не Елена, Что Троя вам одна, ахейские мужи?И море, и Гомер - всё движется любовью. Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит, И море чёрное, витийствуя, шумит И с тяжким грохотом подходит к изголовью.
ГОРОД Ты твердишь: "Я уеду в другую страну, за другие моря.После этой дыры что угодно покажется раем.Как ни бьюсь, здесь я вечно судьбой обираем.Похоронено сердце мое в этом месте пустом.Сколько можно глушить свой рассудок, откладывать жизнь на потом!Здесь куда ни посмотришь – видишь мертвые вещи,чувств развалины, тлеющих дней головешки.Сколько сил тут потрачено, пущено по ветру зря".Не видать тебе новых земель – это бредни и ложь.За тобой этот город повсюду последует в шлепанцах старых.И состаришься ты в этих тусклых кварталах, в этих стенах пожухших виски побелеют твои. Город вечно пребудет с тобой, как судьбу ни крои. Нет отсюда железной дороги, не плывут пароходы отсюда.Протрубив свою жизнь в этом мертвом углу, не надейся на чудо:уходя из него, на земле никуда не уйдешь.
ИОНИЧЕСКОЕИх разбитые изваянья,их изгнанье из древних храмоввовсе не значат, что боги мертвы. О нет!Они все еще любят, Иония, землю твою, как прежде,о тебе до сих пор память хранят их души.Когда августовская зарянад тобой занимается, воздух суть их дыханье,и нечеткий юношеский силуэт,как на крыльях, изредка промелькнетнад твоими холмами.
Кто глух, как пень, тот и поёт, Кто гол и бос, тот веселится, Кто кинет кость, к тем пёс и льнёт, Кто смел, тот больше всех боится, Кто мудр, тот глупым притворится, Кто медлит, тот стреляет в цель, Кто тих, тот ловок, как лисица, Кто ждёт сочельник, рубит ель. Кто всех ведёт, тот слеп, как крот, Кто верует, тот и постится, Кто в реку влез, тот знает брод, Кто врать горазд, тот и божится, Кто зряч, тому и грач – синица, Кто трезв, тот просыпает хмель, Кто пьян, тому вино – водица, Кто ждёт сочельник, рубит ель. Кто не в чести, тот всех клянет, Кто стар, тому и мёд – горчица, Кто юн, тому полынь – как мёд, Кто лыс, тот в пух и прах рядится, Кто одинок, тому не спится, Кто гибок, тот пролезет в щель, Кто платит, с тем идёт девица, Кто ждёт сочельник, рубит ель. Кто глуп, тот дурака найдёт, Кто спорит с дурнем, тот тупица, Кто был не зван, тот сам придёт, Кто нищ, тому горбушка снится, Кто сыт, тем жемчуг не годится, Кто скуп, тому жестка постель, Кто злым прослыл, тот пуще злится, Кто ждёт сочельник, рубит ель. Принц, кто не прав, тот горячится, Кто прав, тот тянет канитель, Кто всем хорош, с тем не ужиться, Кто ждёт сочельник, рубит ель.
ИТАКА Отправляясь на Итаку, молись, чтобы путь был длинным,полным открытий, радости, приключений.Не страшись ни циклопов, ни лестригонов,не бойся разгневанного Посейдона.Помни: ты не столкнешься с ними,покуда душой ты бодр и возвышен мыслью,покуда возвышенное волненьевладеет тобой и питает сердце.Ни циклопы, ни лестригоны,ни разгневанный Посейдон не в силахостановить тебя – если толькоу тебя самого в душе они не гнездятся,если твоя душа не вынудит их возникнуть.Молись, чтоб путь оказался длинным,с множеством летних дней, когда,трепеща от счастья и предвкушенья,на рассвете ты будешь вплывать впервыев незнакомые гавани. Медли на Финикийскихбазарах, толкайся в лавчонках, щупайткани, янтарь, перламутр, кораллы,вещицы, сделанные из эбена,скупай благовонья и притиранья,притиранья и благовония всех сортов;странствуй по городам Египта,учись, все время учись у тех, кто обладает знаньем.Постоянно помни про Итаку – ибо этоцель твоего путешествия. Не старайсясократить его. Лучше наоборотдать растянуться ему на годы,чтоб достигнуть острова в старости обогащеннымопытом странствий, не ожидаяот Итаки никаких чудес.Итака тебя привела в движенье.Не будь ее, ты б не пустился в путь.Больше она дать ничего не может.Даже крайне убогой ты Итакой не обманут.Умудренный опытом, всякое повидавший,ты легко догадаешься, что Итака эта значит.
