Прошлый >>242460042 (OP)
История проста - в треде про то как люди ничего не добились к 30 похрюкивая прибежал успешный 29 летний аспирант, выебавший 50+ тян. Cм рис. 1. Добрый анон обрадовался успешности порося-куна, а порось-кун в ответ выдал супчик (см. рис. 2), на фоне плаката связанного с его научной деятельности.
По фразе "laser metal deposition" быстро нашлись две статьи из испанского вузика:
1 https://doi.org/10.3390/jmmp5010005
2 https://doi.org/10.20944/preprints202011.0483.v1
А резюме автора статьи https://web.archive.org/web/20210316140220/https://unav.academia.edu/%D0%93%D0%B5%D1%80%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%91%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B2%D0%BA%D0%BE%D0%B2/CurriculumVitae оказалось в точности как и он себя описывал
Сразу после деанона порось-кун окуклился в пейсбуке и начал всё отрицать (рис. 3 рис. 4)
В первом треде порось-кун уже выпилился из вконтактика и пейсбука. Но добрый анон всё схоронил.
Паста для рассылки его друзьям: "Привет. Тут Герман рассказал историю, что ты была еще жива и двигала своим гигантским ртом. Он представил себе, хз зачем, что ты отсасываешь у него. Он почувствовал, что у него встал хер. Думаю, ты уже додумалась, что он сделал, он выебал тебя в необыкновенно мясистые губы, и он кончил тебе прямиком в рот. При этом испытал необыкновенное удовольствие.
Это правда? Ты еще жива?"
Оригинальный тред на архиваче - http://arhivach.net/thread/670628/
Дауненок не в курсе, что на Украине ВК забанен.
Конч скинул друзей СКРИНОМ БЛЯТЬ, ты вообще ебланитос чтоль? Не умеешь срать не мучай жопу
Лол, в офф приложение вк встроен ВПН который автоматически включается если чел из Украины
Походу депутат какой то
Manowar написали самые лучшие риффы и мелодии человечества. А всё остальное это бездушно украденые переделки этих риффов.
О Королях знает всё прогрессивное человечество, любая здоровая самка хочет от них детей, любой нормальный мужчина восторгается их отвагой и силой и хочет быть на них похожим, любой музыковед, если он конечно не копрофил Горохов и не контуженный маразмат
ик Троицкий, поёт им дифирамбы и возносит на музыкальный Олимп! Карл Логан, удачно разящий всех пидовок своим бронебойным гитарным звуком. От его запилов возростает потенция и увеличивается МПХ, от его филигранных запилов пропадают прыщи, от его волнующих риффов растёт мышечная масса. Он бог гитары, он король музыки, он белокурый сын Одина и последний из сверхлюдей на Земле.
Короли захватывают этот тред. Теперь ITT оплот Истинной Металлической Веры.
Не нужно всё это.
Manowar написали самые лучшие риффы и мелодии человечества. А всё остальное это бездушно украденые переделки этих риффов.
О Королях знает всё прогрессивное человечество, любая здоровая самка хочет от них детей, любой нормальный мужчина восторгается их отвагой и силой и хочет быть на них похожим, любой музыковед, если он конечно не копрофил Горохов и не контуженный маразмат
ик Троицкий, поёт им дифирамбы и возносит на музыкальный Олимп! Карл Логан, удачно разящий всех пидовок своим бронебойным гитарным звуком. От его запилов возростает потенция и увеличивается МПХ, от его филигранных запилов пропадают прыщи, от его волнующих риффов растёт мышечная масса. Он бог гитары, он король музыки, он белокурый сын Одина и последний из сверхлюдей на Земле.
Короли захватывают этот тред. Теперь ITT оплот Истинной Металлической Веры.
Не нужно всё это.
Manowar написали самые лучшие риффы и мелодии человечества. А всё остальное это бездушно украденые переделки этих риффов.
О Королях знает всё прогрессивное человечество, любая здоровая самка хочет от них детей, любой нормальный мужчина восторгается их отвагой и силой и хочет быть на них похожим, любой музыковед, если он конечно не копрофил Горохов и не контуженный маразмат
ик Троицкий, поёт им дифирамбы и возносит на музыкальный Олимп! Карл Логан, удачно разящий всех пидовок своим бронебойным гитарным звуком. От его запилов возростает потенция и увеличивается МПХ, от его филигранных запилов пропадают прыщи, от его волнующих риффов растёт мышечная масса. Он бог гитары, он король музыки, он белокурый сын Одина и последний из сверхлюдей на Земле.
Короли захватывают этот тред. Теперь ITT оплот Истинной Металлической Веры.
Не нужно всё это.
Manowar написали самые лучшие риффы и мелодии человечества. А всё остальное это бездушно украденые переделки этих риффов.
О Королях знает всё прогрессивное человечество, любая здоровая самка хочет от них детей, любой нормальный мужчина восторгается их отвагой и силой и хочет быть на них похожим, любой музыковед, если он конечно не копрофил Горохов и не контуженный маразмат
ик Троицкий, поёт им дифирамбы и возносит на музыкальный Олимп! Карл Логан, удачно разящий всех пидовок своим бронебойным гитарным звуком. От его запилов возростает потенция и увеличивается МПХ, от его филигранных запилов пропадают прыщи, от его волнующих риффов растёт мышечная масса. Он бог гитары, он король музыки, он белокурый сын Одина и последний из сверхлюдей на Земле.
Короли захватывают этот тред. Теперь ITT оплот Истинной Металлической Веры.
Не нужно всё это.
Manowar написали самые лучшие риффы и мелодии человечества. А всё остальное это бездушно украденые переделки этих риффов.
О Королях знает всё прогрессивное человечество, любая здоровая самка хочет от них детей, любой нормальный мужчина восторгается их отвагой и силой и хочет быть на них похожим, любой музыковед, если он конечно не копрофил Горохов и не контуженный маразмат
ик Троицкий, поёт им дифирамбы и возносит на музыкальный Олимп! Карл Логан, удачно разящий всех пидовок своим бронебойным гитарным звуком. От его запилов возростает потенция и увеличивается МПХ, от его филигранных запилов пропадают прыщи, от его волнующих риффов растёт мышечная масса. Он бог гитары, он король музыки, он белокурый сын Одина и последний из сверхлюдей на Земле.
Короли захватывают этот тред. Теперь ITT оплот Истинной Металлической Веры.
Не нужно всё это.
Manowar написали самые лучшие риффы и мелодии человечества. А всё остальное это бездушно украденые переделки этих риффов.
О Королях знает всё прогрессивное человечество, любая здоровая самка хочет от них детей, любой нормальный мужчина восторгается их отвагой и силой и хочет быть на них похожим, любой музыковед, если он конечно не копрофил Горохов и не контуженный маразмат
ик Троицкий, поёт им дифирамбы и возносит на музыкальный Олимп! Карл Логан, удачно разящий всех пидовок своим бронебойным гитарным звуком. От его запилов возростает потенция и увеличивается МПХ, от его филигранных запилов пропадают прыщи, от его волнующих риффов растёт мышечная масса. Он бог гитары, он король музыки, он белокурый сын Одина и последний из сверхлюдей на Земле.
Короли захватывают этот тред. Теперь ITT оплот Истинной Металлической Веры.Не нужно всё это.
Manowar написали самые лучшие риффы и мелодии человечества. А всё остальное это бездушно украденые переделки этих риффов.
О Королях знает всё прогрессивное человечество, любая здоровая самка хочет от них детей, любой нормальный мужчина восторгается их отвагой и силой и хочет быть на них похожим, любой музыковед, если он конечно не копрофил Горохов и не контуженный маразмат
ик Троицкий, поёт им дифирамбы и возносит на музыкальный Олимп! Карл Логан, удачно разящий всех пидовок своим бронебойным гитарным звуком. От его запилов возростает потенция и увеличивается МПХ, от его филигранных запилов пропадают прыщи, от его волнующих риффов растёт мышечная масса. Он бог гитары, он король музыки, он белокурый сын Одина и последний из сверхлюдей на Земле.
Короли захватывают этот тред. Теперь ITT оплот Истинной Металлической Веры.Не нужно всё это.
Manowar написали самые лучшие риффы и мелодии человечества. А всё остальное это бездушно украденые переделки этих риффов.
О Королях знает всё прогрессивное человечество, любая здоровая самка хочет от них детей, любой нормальный мужчина восторгается их отвагой и силой и хочет быть на них похожим, любой музыковед, если он конечно не копрофил Горохов и не контуженный маразмат
ик Троицкий, поёт им дифирамбы и возносит на музыкальный Олимп! Карл Логан, удачно разящий всех пидовок своим бронебойным гитарным звуком. От его запилов возростает потенция и увеличивается МПХ, от его филигранных запилов пропадают прыщи, от его волнующих риффов растёт мышечная масса. Он бог гитары, он король музыки, он белокурый сын Одина и последний из сверхлюдей на Земле.
Короли захватывают этот тред. Теперь ITT оплот Истинной Металлической Веры.Не нужно всё это.
Manowar написали самые лучшие риффы и мелодии человечества. А всё остальное это бездушно украденые переделки этих риффов.
О Королях знает всё прогрессивное человечество, любая здоровая самка хочет от них детей, любой нормальный мужчина восторгается их отвагой и силой и хочет быть на них похожим, любой музыковед, если он конечно не копрофил Горохов и не контуженный маразмат
ик Троицкий, поёт им дифирамбы и возносит на музыкальный Олимп! Карл Логан, удачно разящий всех пидовок своим бронебойным гитарным звуком. От его запилов возростает потенция и увеличивается МПХ, от его филигранных запилов пропадают прыщи, от его волнующих риффов растёт мышечная масса. Он бог гитары, он король музыки, он белокурый сын Одина и последний из сверхлюдей на Земле.
Короли захватывают этот тред. Теперь ITT оплот Истинной Металлической Веры.
"Когда человек работает, он всегда сознает в себе два существа: одного — работающего, другого — оценивающего работу. Чем строже оценка, тем медленнее и лучше работа, и наоборот. Если же оценивающий будет находиться под влиянием дурмана, то работы будет больше, но качество ее будет ниже."
Критик одурманивания табаком и рабочий начинает свой труд.
"Ведь главная работа, двигающая всей жизнью людской, происходит не в движениях рук, ног, спин человеческих, а в сознании. Для того чтобы человек совершил что-нибудь ногами и руками, нужно, чтобы прежде совершилось известное изменение в его сознании. И это-то изменение определяет все последующие действия человека. Изменения же эти всегда бывают крошечные, почти незаметные"
"Изречение это поразительно верно, и не по отношению к одному искусству, но и ко всей жизни. Можно сказать, что истинная жизнь начинается там, где начинается чуть-чуть, там, где происходят кажущиеся нам чуть-чуточными бесконечно малые изменения. Истинная жизнь происходит не там, где совершаются большие внешние изменения, где передвигаются, сталкиваются, дерутся, убивают друг друга люди, а она происходит только там, где совершаются чуть-чуточные дифференциальные изменения."
Трезвый человек не совершил бытового, чего бы не сделал пьяный. Алкоголь- для заглушения совести. Выкуривание табака - для ясного отвлечения. Концентрации сознания.э
"Когда человек работает, он всегда сознает в себе два существа: одного — работающего, другого — оценивающего работу. Чем строже оценка, тем медленнее и лучше работа, и наоборот. Если же оценивающий будет находиться под влиянием дурмана, то работы будет больше, но качество ее будет ниже."
Критик одурманивания табаком и рабочий начинает свой труд.
"Ведь главная работа, двигающая всей жизнью людской, происходит не в движениях рук, ног, спин человеческих, а в сознании. Для того чтобы человек совершил что-нибудь ногами и руками, нужно, чтобы прежде совершилось известное изменение в его сознании. И это-то изменение определяет все последующие действия человека. Изменения же эти всегда бывают крошечные, почти незаметные"
"Изречение это поразительно верно, и не по отношению к одному искусству, но и ко всей жизни. Можно сказать, что истинная жизнь начинается там, где начинается чуть-чуть, там, где происходят кажущиеся нам чуть-чуточными бесконечно малые изменения. Истинная жизнь происходит не там, где совершаются большие внешние изменения, где передвигаются, сталкиваются, дерутся, убивают друг друга люди, а она происходит только там, где совершаются чуть-чуточные дифференциальные изменения."
Трезвый человек не совершил бытового, чего бы не сделал пьяный. Алкоголь- для заглушения совести. Выкуривание табака - для ясного отвлечения. Концентрации сознания.э
"Когда человек работает, он всегда сознает в себе два существа: одного — работающего, другого — оценивающего работу. Чем строже оценка, тем медленнее и лучше работа, и наоборот. Если же оценивающий будет находиться под влиянием дурмана, то работы будет больше, но качество ее будет ниже."
Критик одурманивания табаком и рабочий начинает свой труд.
"Ведь главная работа, двигающая всей жизнью людской, происходит не в движениях рук, ног, спин человеческих, а в сознании. Для того чтобы человек совершил что-нибудь ногами и руками, нужно, чтобы прежде совершилось известное изменение в его сознании. И это-то изменение определяет все последующие действия человека. Изменения же эти всегда бывают крошечные, почти незаметные"
"Изречение это поразительно верно, и не по отношению к одному искусству, но и ко всей жизни. Можно сказать, что истинная жизнь начинается там, где начинается чуть-чуть, там, где происходят кажущиеся нам чуть-чуточными бесконечно малые изменения. Истинная жизнь происходит не там, где совершаются большие внешние изменения, где передвигаются, сталкиваются, дерутся, убивают друг друга люди, а она происходит только там, где совершаются чуть-чуточные дифференциальные изменения."
Трезвый человек не совершил бытового, чего бы не сделал пьяный. Алкоголь- для заглушения совести. Выкуривание табака - для ясного отвлечения. Концентрации сознания.э
"Когда человек работает, он всегда сознает в себе два существа: одного — работающего, другого — оценивающего работу. Чем строже оценка, тем медленнее и лучше работа, и наоборот. Если же оценивающий будет находиться под влиянием дурмана, то работы будет больше, но качество ее будет ниже."
Критик одурманивания табаком и рабочий начинает свой труд.
"Ведь главная работа, двигающая всей жизнью людской, происходит не в движениях рук, ног, спин человеческих, а в сознании. Для того чтобы человек совершил что-нибудь ногами и руками, нужно, чтобы прежде совершилось известное изменение в его сознании. И это-то изменение определяет все последующие действия человека. Изменения же эти всегда бывают крошечные, почти незаметные"
"Изречение это поразительно верно, и не по отношению к одному искусству, но и ко всей жизни. Можно сказать, что истинная жизнь начинается там, где начинается чуть-чуть, там, где происходят кажущиеся нам чуть-чуточными бесконечно малые изменения. Истинная жизнь происходит не там, где совершаются большие внешние изменения, где передвигаются, сталкиваются, дерутся, убивают друг друга люди, а она происходит только там, где совершаются чуть-чуточные дифференциальные изменения."
Трезвый человек не совершил бытового, чего бы не сделал пьяный. Алкоголь- для заглушения совести. Выкуривание табака - для ясного отвлечения. Концентрации сознания.э
"Когда человек работает, он всегда сознает в себе два существа: одного — работающего, другого — оценивающего работу. Чем строже оценка, тем медленнее и лучше работа, и наоборот. Если же оценивающий будет находиться под влиянием дурмана, то работы будет больше, но качество ее будет ниже."
Критик одурманивания табаком и рабочий начинает свой труд.
"Ведь главная работа, двигающая всей жизнью людской, происходит не в движениях рук, ног, спин человеческих, а в сознании. Для того чтобы человек совершил что-нибудь ногами и руками, нужно, чтобы прежде совершилось известное изменение в его сознании. И это-то изменение определяет все последующие действия человека. Изменения же эти всегда бывают крошечные, почти незаметные"
"Изречение это поразительно верно, и не по отношению к одному искусству, но и ко всей жизни. Можно сказать, что истинная жизнь начинается там, где начинается чуть-чуть, там, где происходят кажущиеся нам чуть-чуточными бесконечно малые изменения. Истинная жизнь происходит не там, где совершаются большие внешние изменения, где передвигаются, сталкиваются, дерутся, убивают друг друга люди, а она происходит только там, где совершаются чуть-чуточные дифференциальные изменения."
"Когда человек работает, он всегда сознает в себе два существа: одного — работающего, другого — оценивающего работу. Чем строже оценка, тем медленнее и лучше работа, и наоборот. Если же оценивающий будет находиться под влиянием дурмана, то работы будет больше, но качество ее будет ниже."
Критик одурманивания табаком и рабочий начинает свой труд.
"Ведь главная работа, двигающая всей жизнью людской, происходит не в движениях рук, ног, спин человеческих, а в сознании. Для того чтобы человек совершил что-нибудь ногами и руками, нужно, чтобы прежде совершилось известное изменение в его сознании. И это-то изменение определяет все последующие действия человека. Изменения же эти всегда бывают крошечные, почти незаметные"
"Изречение это поразительно верно, и не по отношению к одному искусству, но и ко всей жизни. Можно сказать, что истинная жизнь начинается там, где начинается чуть-чуть, там, где происходят кажущиеся нам чуть-чуточными бесконечно малые изменения. Истинная жизнь происходит не там, где совершаются большие внешние изменения, где передвигаются, сталкиваются, дерутся, убивают друг друга люди, а она происходит только там, где совершаются чуть-чуточные дифференциальные изменения."
Трезвый человек не совершил бытового, чего бы не сделал пьяный. Алкоголь- для заглушения совести. Выкуривание табака - для ясного отвлечения. Концентрации сознания.э
"Когда человек работает, он всегда сознает в себе два существа: одного — работающего, другого — оценивающего работу. Чем строже оценка, тем медленнее и лучше работа, и наоборот. Если же оценивающий будет находиться под влиянием дурмана, то работы будет больше, но качество ее будет ниже."
Критик одурманивания табаком и рабочий начинает свой труд.
"Ведь главная работа, двигающая всей жизнью людской, происходит не в движениях рук, ног, спин человеческих, а в сознании. Для того чтобы человек совершил что-нибудь ногами и руками, нужно, чтобы прежде совершилось известное изменение в его сознании. И это-то изменение определяет все последующие действия человека. Изменения же эти всегда бывают крошечные, почти незаметные"
"Изречение это поразительно верно, и не по отношению к одному искусству, но и ко всей жизни. Можно сказать, что истинная жизнь начинается там, где начинается чуть-чуть, там, где происходят кажущиеся нам чуть-чуточными бесконечно малые изменения. Истинная жизнь происходит не там, где совершаются большие внешние изменения, где передвигаются, сталкиваются, дерутся, убивают друг друга люди, а она происходит только там, где совершаются чуть-чуточные дифференциальные изменения."
Трезвый человек не совершил бытового, чего бы не сделал пьяный. Алкоголь- для заглушения совести. Выкуривание табака - для ясного отвлечения. Концентрации сознания.э
"Когда человек работает, он всегда сознает в себе два существа: одного — работающего, другого — оценивающего работу. Чем строже оценка, тем медленнее и лучше работа, и наоборот. Если же оценивающий будет находиться под влиянием дурмана, то работы будет больше, но качество ее будет ниже."
Критик одурманивания табаком и рабочий начинает свой труд.
"Ведь главная работа, двигающая всей жизнью людской, происходит не в движениях рук, ног, спин человеческих, а в сознании. Для того чтобы человек совершил что-нибудь ногами и руками, нужно, чтобы прежде совершилось известное изменение в его сознании. И это-то изменение определяет все последующие действия человека. Изменения же эти всегда бывают крошечные, почти незаметные"
"Изречение это поразительно верно, и не по отношению к одному искусству, но и ко всей жизни. Можно сказать, что истинная жизнь начинается там, где начинается чуть-чуть, там, где происходят кажущиеся нам чуть-чуточными бесконечно малые изменения. Истинная жизнь происходит не там, где совершаются большие внешние изменения, где передвигаются, сталкиваются, дерутся, убивают друг друга люди, а она происходит только там, где совершаются чуть-чуточные дифференциальные изменения."
Трезвый человек не совершил бытового, чего бы не сделал пьяный. Алкоголь- для заглушения совести. Выкуривание табака - для ясного отвлечения. Концентрации сознания.э
"Когда человек работает, он всегда сознает в себе два существа: одного — работающего, другого — оценивающего работу. Чем строже оценка, тем медленнее и лучше работа, и наоборот. Если же оценивающий будет находиться под влиянием дурмана, то работы будет больше, но качество ее будет ниже."
Критик одурманивания табаком и рабочий начинает свой труд.
"Ведь главная работа, двигающая всей жизнью людской, происходит не в движениях рук, ног, спин человеческих, а в сознании. Для того чтобы человек совершил что-нибудь ногами и руками, нужно, чтобы прежде совершилось известное изменение в его сознании. И это-то изменение определяет все последующие действия человека. Изменения же эти всегда бывают крошечные, почти незаметные"
"Изречение это поразительно верно, и не по отношению к одному искусству, но и ко всей жизни. Можно сказать, что истинная жизнь начинается там, где начинается чуть-чуть, там, где происходят кажущиеся нам чуть-чуточными бесконечно малые изменения. Истинная жизнь происходит не там, где совершаются большие внешние изменения, где передвигаются, сталкиваются, дерутся, убивают друг друга люди, а она происходит только там, где совершаются чуть-чуточные дифференциальные изменения."Трезвый человек не совершил бытового, чего бы не сделал пьяный. Алкоголь- для заглушения совести. Выкуривание табака - для ясного отвлечения. Концентрации сознания.э
"Когда человек работает, он всегда сознает в себе два существа: одного — работающего, другого — оценивающего работу. Чем строже оценка, тем медленнее и лучше работа, и наоборот. Если же оценивающий будет находиться под влиянием дурмана, то работы будет больше, но качество ее будет ниже."
Критик одурманивания табаком и рабочий начинает свой труд.
"Ведь главная работа, двигающая всей жизнью людской, происходит не в движениях рук, ног, спин человеческих, а в сознании. Для того чтобы человек совершил что-нибудь ногами и руками, нужно, чтобы прежде совершилось известное изменение в его сознании. И это-то изменение определяет все последующие действия человека. Изменения же эти всегда бывают крошечные, почти незаметные"
"Изречение это поразительно верно, и не по отношению к одному искусству, но и ко всей жизни. Можно сказать, что истинная жизнь начинается там, где начинается чуть-чуть, там, где происходят кажущиеся нам чуть-чуточными бесконечно малые изменения. Истинная жизнь происходит не там, где совершаются большие внешние изменения, где передвигаются, сталкиваются, дерутся, убивают друг друга люди, а она происходит только там, где совершаются чуть-чуточные дифференциальные изменения."
Трезвый человек не совершил бытового, чего бы не сделал пьяный. Алкоголь- для заглушения совести. Выкуривание табака - для ясного отвлечения. Концентрации сознания.э
"Когда человек работает, он всегда сознает в себе два существа: одного — работающего, другого — оценивающего работу. Чем строже оценка, тем медленнее и лучше работа, и наоборот. Если же оценивающий будет находиться под влиянием дурмана, то работы будет больше, но качество ее будет ниже."
Критик одурманивания табаком и рабочий начинает свой труд.
"Ведь главная работа, двигающая всей жизнью людской, происходит не в движениях рук, ног, спин человеческих, а в сознании. Для того чтобы человек совершил что-нибудь ногами и руками, нужно, чтобы прежде совершилось известное изменение в его сознании. И это-то изменение определяет все последующие действия человека. Изменения же эти всегда бывают крошечные, почти незаметные"
"Изречение это поразительно верно, и не по отношению к одному искусству, но и ко всей жизни. Можно сказать, что истинная жизнь начинается там, где начинается чуть-чуть, там, где происходят кажущиеся нам чуть-чуточными бесконечно малые изменения. Истинная жизнь происходит не там, где совершаются большие внешние изменения, где передвигаются, сталкиваются, дерутся, убивают друг друга люди, а она происходит только там, где совершаются чуть-чуточные дифференциальные изменения."
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по банкам получаю 10 литров водяры, пью через день. На двадцать дней хватает либо каждый день, в результате жидко пукнув обмякаю к ноябрю.
Вариант второй. Казанова.
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по банкам получаю 10 литров водяры. Ищу в подслушано малое триперово дам, что не против скрасить вечерок за рюмочкой авторского коктейля, прошу их приобрести нехитрый закусон, ебу закусываю, пью, выживаю, намотав на удило нехилый осенний букет.
Вариант третий. Макдоналд жил на ферме иа иа ё
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по бутылкам получаю 10 бутылок водяры. Через контакт выискиваю веселых юнцов, опустившихся молодцов и старцев с опухшим лицом, и предлагаю оздоровительные еба-коктейли, что молодят тело и дух. Прогуливаясь утром собираю банки из под разливного пива, и яблоки. Наполняю на 2 трети бутылки божественным водярой, доливая сваренный из яблок конпот получаю 25 едениц элексира, продаю по сто рублев. Увеличивая изначальный бюджет в 2,5 раза.Вариант первый. Стоический
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по банкам получаю 10 литров водяры, пью через день. На двадцать дней хватает либо каждый день, в результате жидко пукнув обмякаю к ноябрю.
Вариант второй. Казанова.
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по банкам получаю 10 литров водяры. Ищу в подслушано малое триперово дам, что не против скрасить вечерок за рюмочкой авторского коктейля, прошу их приобрести нехитрый закусон, ебу закусываю, пью, выживаю, намотав на удило нехилый осенний букет.
Вариант третий. Макдоналд жил на ферме иа иа ё
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по бутылкам получаю 10 бутылок водяры. Через контакт выискиваю веселых юнцов, опустившихся молодцов и старцев с опухшим лицом, и предлагаю оздоровительные еба-коктейли, что молодят тело и дух. Прогуливаясь утром собираю банки из под разливного пива, и яблоки. Наполняю на 2 трети бутылки божественным водярой, доливая сваренный из яблок конпот получаю 25 едениц элексира, продаю по сто рублев. Увеличивая изначальный бюджет в 2,5 раза.Вариант первый. Стоический
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по банкам получаю 10 литров водяры, пью через день. На двадцать дней хватает либо каждый день, в результате жидко пукнув обмякаю к ноябрю.
Вариант второй. Казанова.
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по банкам получаю 10 литров водяры. Ищу в подслушано малое триперово дам, что не против скрасить вечерок за рюмочкой авторского коктейля, прошу их приобрести нехитрый закусон, ебу закусываю, пью, выживаю, намотав на удило нехилый осенний букет.
Вариант третий. Макдоналд жил на ферме иа иа ё
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по бутылкам получаю 10 бутылок водяры. Через контакт выискиваю веселых юнцов, опустившихся молодцов и старцев с опухшим лицом, и предлагаю оздоровительные еба-коктейли, что молодят тело и дух. Прогуливаясь утром собираю банки из под разливного пива, и яблоки. Наполняю на 2 трети бутылки божественным водярой, доливая сваренный из яблок конпот получаю 25 едениц элексира, продаю по сто рублев. Увеличивая изначальный бюджет в 2,5 раза.Вариант первый. Стоический
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по банкам получаю 10 литров водяры, пью через день. На двадцать дней хватает либо каждый день, в результате жидко пукнув обмякаю к ноябрю.
Вариант второй. Казанова.
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по банкам получаю 10 литров водяры. Ищу в подслушано малое триперово дам, что не против скрасить вечерок за рюмочкой авторского коктейля, прошу их приобрести нехитрый закусон, ебу закусываю, пью, выживаю, намотав на удило нехилый осенний букет.
Вариант третий. Макдоналд жил на ферме иа иа ё
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по бутылкам получаю 10 бутылок водяры. Через контакт выискиваю веселых юнцов, опустившихся молодцов и старцев с опухшим лицом, и предлагаю оздоровительные еба-коктейли, что молодят тело и дух. Прогуливаясь утром собираю банки из под разливного пива, и яблоки. Наполняю на 2 трети бутылки божественным водярой, доливая сваренный из яблок конпот получаю 25 едениц элексира, продаю по сто рублев. Увеличивая изначальный бюджет в 2,5 раза.Вариант первый. Стоический
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по банкам получаю 10 литров водяры, пью через день. На двадцать дней хватает либо каждый день, в результате жидко пукнув обмякаю к ноябрю.
Вариант второй. Казанова.
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по банкам получаю 10 литров водяры. Ищу в подслушано малое триперово дам, что не против скрасить вечерок за рюмочкой авторского коктейля, прошу их приобрести нехитрый закусон, ебу закусываю, пью, выживаю, намотав на удило нехилый осенний букет.
Вариант третий. Макдоналд жил на ферме иа иа ё
Перво-наперво оплачиваю интернет на месяц, (електричество подождет, остальные коммунальные нахуй не нужны). И остаюсь с шестью сотнями, затем иду и покупаю 2,5 литра спирта которых разбавляю водой 1:3. Получая 7,5 литров водяры. Разливая по бутылкам получаю 10 бутылок водяры. Через контакт выискиваю веселых юнцов, опустившихся молодцов и старцев с опухшим лицом, и предлагаю оздоровительные еба-коктейли, что молодят тело и дух. Прогуливаясь утром собираю банки из под разливного пива, и яблоки. Наполняю на 2 трети бутылки божественным водярой, доливая сваренный из яблок конпот получаю 25 едениц элексира, продаю по сто рублев. Увеличивая изначальный бюджет в 2,5 раза.
Теперь посмотри на него еще раз. Видишь ли ты на нем стильные брендовые вещи? Может он покрыт вздувшимися мускулами и толстыми венами? Он обладает внешностью киноактера или мужчины-модели?
Позади него стоит дорогой автомобиль?
Посмотри снова на этого мужчину и спроси самого себя, что с ним не так?
Почему в его взгляде железо, в его осанке сталь, а вместо кожи свинец?
Внимательно рассмотри человека на прилагающейся фотографии. Можешь ли ты представить себе, как этот мужчина плачет и набирает дрожащими пальцами телефон какой-то невнятной бляди, чтобы рассказать о своих чувствах к ней? Можешь представить, что он пропускает в очереди жирную мамашу с выблядком на руках? А то, что он работает пол-года, раздавая листовки, чтобы купить себе iphone? Ты видишь в нем человека, который стесняется сказать родителям, что на свой двадцать четвертый день рождения он хочет выпить с друзьями?
Теперь посмотри на него еще раз. Видишь ли ты на нем стильные брендовые вещи? Может он покрыт вздувшимися мускулами и толстыми венами? Он обладает внешностью киноактера или мужчины-модели?
Позади него стоит дорогой автомобиль?
Посмотри снова на этого мужчину и спроси самого себя, что с ним не так?
Почему в его взгляде железо, в его осанке сталь, а вместо кожи свинец?
Внимательно рассмотри человека на прилагающейся фотографии. Можешь ли ты представить себе, как этот мужчина плачет и набирает дрожащими пальцами телефон какой-то невнятной бляди, чтобы рассказать о своих чувствах к ней? Можешь представить, что он пропускает в очереди жирную мамашу с выблядком на руках? А то, что он работает пол-года, раздавая листовки, чтобы купить себе iphone? Ты видишь в нем человека, который стесняется сказать родителям, что на свой двадцать четвертый день рождения он хочет выпить с друзьями?
Теперь посмотри на него еще раз. Видишь ли ты на нем стильные брендовые вещи? Может он покрыт вздувшимися мускулами и толстыми венами? Он обладает внешностью киноактера или мужчины-модели?
Позади него стоит дорогой автомобиль?
Посмотри снова на этого мужчину и спроси самого себя, что с ним не так?
Почему в его взгляде железо, в его осанке сталь, а вместо кожи свинец?
Внимательно рассмотри человека на прилагающейся фотографии. Можешь ли ты представить себе, как этот мужчина плачет и набирает дрожащими пальцами телефон какой-то невнятной бляди, чтобы рассказать о своих чувствах к ней? Можешь представить, что он пропускает в очереди жирную мамашу с выблядком на руках? А то, что он работает пол-года, раздавая листовки, чтобы купить себе iphone? Ты видишь в нем человека, который стесняется сказать родителям, что на свой двадцать четвертый день рождения он хочет выпить с друзьями?
Теперь посмотри на него еще раз. Видишь ли ты на нем стильные брендовые вещи? Может он покрыт вздувшимися мускулами и толстыми венами? Он обладает внешностью киноактера или мужчины-модели?
Позади него стоит дорогой автомобиль?
Посмотри снова на этого мужчину и спроси самого себя, что с ним не так?
Почему в его взгляде железо, в его осанке сталь, а вместо кожи свинец?
Внимательно рассмотри человека на прилагающейся фотографии. Можешь ли ты представить себе, как этот мужчина плачет и набирает дрожащими пальцами телефон какой-то невнятной бляди, чтобы рассказать о своих чувствах к ней? Можешь представить, что он пропускает в очереди жирную мамашу с выблядком на руках? А то, что он работает пол-года, раздавая листовки, чтобы купить себе iphone? Ты видишь в нем человека, который стесняется сказать родителям, что на свой двадцать четвертый день рождения он хочет выпить с друзьями?
Теперь посмотри на него еще раз. Видишь ли ты на нем стильные брендовые вещи? Может он покрыт вздувшимися мускулами и толстыми венами? Он обладает внешностью киноактера или мужчины-модели?
Позади него стоит дорогой автомобиль?
Посмотри снова на этого мужчину и спроси самого себя, что с ним не так?
Почему в его взгляде железо, в его осанке сталь, а вместо кожи свинец?
Внимательно рассмотри человека на прилагающейся фотографии. Можешь ли ты представить себе, как этот мужчина плачет и набирает дрожащими пальцами телефон какой-то невнятной бляди, чтобы рассказать о своих чувствах к ней? Можешь представить, что он пропускает в очереди жирную мамашу с выблядком на руках? А то, что он работает пол-года, раздавая листовки, чтобы купить себе iphone? Ты видишь в нем человека, который стесняется сказать родителям, что на свой двадцать четвертый день рождения он хочет выпить с друзьями?
Теперь посмотри на него еще раз. Видишь ли ты на нем стильные брендовые вещи? Может он покрыт вздувшимися мускулами и толстыми венами? Он обладает внешностью киноактера или мужчины-модели?
Позади него стоит дорогой автомобиль?
Посмотри снова на этого мужчину и спроси самого себя, что с ним не так?
Почему в его взгляде железо, в его осанке сталь, а вместо кожи свинец?
Внимательно рассмотри человека на прилагающейся фотографии. Можешь ли ты представить себе, как этот мужчина плачет и набирает дрожащими пальцами телефон какой-то невнятной бляди, чтобы рассказать о своих чувствах к ней? Можешь представить, что он пропускает в очереди жирную мамашу с выблядком на руках? А то, что он работает пол-года, раздавая листовки, чтобы купить себе iphone? Ты видишь в нем человека, который стесняется сказать родителям, что на свой двадцать четвертый день рождения он хочет выпить с друзьями?
Теперь посмотри на него еще раз. Видишь ли ты на нем стильные брендовые вещи? Может он покрыт вздувшимися мускулами и толстыми венами? Он обладает внешностью киноактера или мужчины-модели?
Позади него стоит дорогой автомобиль?
Посмотри снова на этого мужчину и спроси самого себя, что с ним не так?
Почему в его взгляде железо, в его осанке сталь, а вместо кожи свинец?
Внимательно рассмотри человека на прилагающейся фотографии. Можешь ли ты представить себе, как этот мужчина плачет и набирает дрожащими пальцами телефон какой-то невнятной бляди, чтобы рассказать о своих чувствах к ней? Можешь представить, что он пропускает в очереди жирную мамашу с выблядком на руках? А то, что он работает пол-года, раздавая листовки, чтобы купить себе iphone? Ты видишь в нем человека, который стесняется сказать родителям, что на свой двадцать четвертый день рождения он хочет выпить с друзьями?
Теперь посмотри на него еще раз. Видишь ли ты на нем стильные брендовые вещи? Может он покрыт вздувшимися мускулами и толстыми венами? Он обладает внешностью киноактера или мужчины-модели?
Позади него стоит дорогой автомобиль?
Посмотри снова на этого мужчину и спроси самого себя, что с ним не так?
Почему в его взгляде железо, в его осанке сталь, а вместо кожи свинец?
Внимательно рассмотри человека на прилагающейся фотографии. Можешь ли ты представить себе, как этот мужчина плачет и набирает дрожащими пальцами телефон какой-то невнятной бляди, чтобы рассказать о своих чувствах к ней? Можешь представить, что он пропускает в очереди жирную мамашу с выблядком на руках? А то, что он работает пол-года, раздавая листовки, чтобы купить себе iphone? Ты видишь в нем человека, который стесняется сказать родителям, что на свой двадцать четвертый день рождения он хочет выпить с друзьями?
Теперь посмотри на него еще раз. Видишь ли ты на нем стильные брендовые вещи? Может он покрыт вздувшимися мускулами и толстыми венами? Он обладает внешностью киноактера или мужчины-модели?
Позади него стоит дорогой автомобиль?
Посмотри снова на этого мужчину и спроси самого себя, что с ним не так?
Почему в его взгляде железо, в его осанке сталь, а вместо кожи свинец?
>>242469153
азазазаза
а так он правда поех. Хорошо если бы его выслали обратно вна украиную
>В совке население так же убывало при Сралине
хер
ман
а на вид ведущий с первого канала
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы произрастают!
А что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы произрастают!
А что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы 4!А что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы произрастают!
А что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы произрастают!
А что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравыА что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы произрастают!
А что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы произрастают!
А что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравыА что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы произрастают!
А что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы произрастают!
А что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравыА что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы произрастают!
А что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы произрастают!
А что, мужики? Что мы, начальника, что ли, подведем?
Мы жуки-плавунцы или мужики российские ржаные гречневые? Али не выйдем на недоплачиваемые смены? За гроши совестью мужицкой приторговали? Да нет, я по глазам вашим мужицким вижу, что тут зарплатных нет.
Не та порода! Тут закал столетний, сибирскый, таежный. Тут кедром фонит по низам! Тут мужик свою реку, свои луга и свою соху стережет накрепко! Тут заради блага легкомысленного, заради кружев и счетов банковских бабьих никто не пошевелится даже! Тут иные мотивации, другие нравы
хохор герман уже порвался
ЖИВШЕГО В СРЕДНИЕ ВЕКА
…месяца…числа.
Двадцать Пятый сегун бакуфу Муромати, Асикага Еситори, будет убит.
Перед толпою женщин в украшенных лилиями и пионами одеяниях Сегун величественно возлежит, попыхивая трубочкой с опиумом, позвякивая лениво колокольчиками разноцветного заморского стекла. Он не подозревает, что перед ним его убийца. Скорее наоборот — не Сегун ли этот человек, размышляет он… Кровь из застывшей, насупленной брови убитого распишет своей киноварью бахрому роскошных одежд.
Убийце известно Нечто.
Сказано: лишь убивая, способен убийца достигать совершенства. Этот Сегун — не потомок убийц.
…месяца…числа.
Убивать — мое движение себя. Убивать — мое открытие себя. Мостик к давно забытому рождению. Как во сне — сколь прекрасен убийца в своем совершенстве посреди великого Хаоса… Убийца — изнанка Создателя. Эта великая Общность, когда Восторг и Уныние сливаются воедино…
ФИЛОСОФСКИЙ ДНЕВНИК МАНЬЯКА-УБИЙЦЫ,
ЖИВШЕГО В СРЕДНИЕ ВЕКА
…месяца…числа.
Двадцать Пятый сегун бакуфу Муромати, Асикага Еситори, будет убит.
Перед толпою женщин в украшенных лилиями и пионами одеяниях Сегун величественно возлежит, попыхивая трубочкой с опиумом, позвякивая лениво колокольчиками разноцветного заморского стекла. Он не подозревает, что перед ним его убийца. Скорее наоборот — не Сегун ли этот человек, размышляет он… Кровь из застывшей, насупленной брови убитого распишет своей киноварью бахрому роскошных одежд.
Убийце известно Нечто.
Сказано: лишь убивая, способен убийца достигать совершенства. Этот Сегун — не потомок убийц.
…месяца…числа.
Убивать — мое движение себя. Убивать — мое открытие себя. Мостик к давно забытому рождению. Как во сне — сколь прекрасен убийца в своем совершенстве посреди великого Хаоса… Убийца — изнанка Создателя. Эта великая Общность, когда Восторг и Уныние сливаются воедино…
ФИЛОСОФСКИЙ ДНЕВНИК МАНЬЯКА-УБИЙЦЫ,
ЖИВШЕГО В СРЕДНИЕ ВЕКА
…месяца…числа.
Двадцать Пятый сегун бакуфу Муромати, Асикага Еситори, будет убит.
Перед толпою женщин в украшенных лилиями и пионами одеяниях Сегун величественно возлежит, попыхивая трубочкой с опиумом, позвякивая лениво колокольчиками разноцветного заморского стекла. Он не подозревает, что перед ним его убийца. Скорее наоборот — не Сегун ли этот человек, размышляет он… Кровь из застывшей, насупленной брови убитого распишет своей киноварью бахрому роскошных одежд.
Убийце известно Нечто.
Сказано: лишь убивая, способен убийца достигать совершенства. Этот Сегун — не потомок убийц.
…месяца…числа.
Убивать — мое движение себя. Убивать — мое открытие себя. Мостик к давно забытому рождению. Как во сне — сколь прекрасен убийца в своем совершенстве посреди великого Хаоса… Убийца — изнанка Создателя. Эта великая Общность, когда Восторг и Уныние сливаются воедино…
ФИЛОСОФСКИЙ ДНЕВНИК МАНЬЯКА-УБИЙЦЫ,
ЖИВШЕГО В СРЕДНИЕ ВЕКА
…месяца…числа.
Двадцать Пятый сегун бакуфу Муромати, Асикага Еситори, будет убит.
Перед толпою женщин в украшенных лилиями и пионами одеяниях Сегун величественно возлежит, попыхивая трубочкой с опиумом, позвякивая лениво колокольчиками разноцветного заморского стекла. Он не подозревает, что перед ним его убийца. Скорее наоборот — не Сегун ли этот человек, размышляет он… Кровь из застывшей, насупленной брови убитого распишет своей киноварью бахрому роскошных одежд.
Убийце известно Нечто.
Сказано: лишь убивая, способен убийца достигать совершенства. Этот Сегун — не потомок убийц.
…месяца…числа.
Убивать — мое движение себя. Убивать — мое открытие себя. Мостик к давно забытому рождению. Как во сне — сколь прекрасен убийца в своем совершенстве посреди великого Хаоса… Убийца — изнанка Создателя. Эта великая Общность, когда Восторг и Уныние сливаются воедино…
ФИЛОСОФСКИЙ ДНЕВНИК МАНЬЯКА-УБИЙЦЫ,
ЖИВШЕГО В СРЕДНИЕ ВЕКА
…месяца…числа.
Двадцать Пятый сегун бакуфу Муромати, Асикага Еситори, будет убит.
Перед толпою женщин в украшенных лилиями и пионами одеяниях Сегун величественно возлежит, попыхивая трубочкой с опиумом, позвякивая лениво колокольчиками разноцветного заморского стекла. Он не подозревает, что перед ним его убийца. Скорее наоборот — не Сегун ли этот человек, размышляет он… Кровь из застывшей, насупленной брови убитого распишет своей киноварью бахрому роскошных одежд.
Убийце известно Нечто.
Сказано: лишь убивая, способен убийца достигать совершенства. Этот Сегун — не потомок убийц.
…месяца…числа.
Убивать — мое движение себя. Убивать — мое открытие себя. Мостик к давно забытому рождению. Как во сне — сколь прекрасен убийца в своем совершенстве посреди великого Хаоса… Убийца — изнанка Создателя. Эта великая Общность, когда Восторг и Уныние сливаются воедино…
ФИЛОСОФСКИЙ ДНЕВНИК МАНЬЯКА-УБИЙЦЫ,
ЖИВШЕГО В СРЕДНИЕ ВЕКА
…месяца…числа.
Двадцать Пятый сегун бакуфу Муромати, Асикага Еситори, будет убит.
Перед толпою женщин в украшенных лилиями и пионами одеяниях Сегун величественно возлежит, попыхивая трубочкой с опиумом, позвякивая лениво колокольчиками разноцветного заморского стекла. Он не подозревает, что перед ним его убийца. Скорее наоборот — не Сегун ли этот человек, размышляет он… Кровь из застывшей, насупленной брови убитого распишет своей киноварью бахрому роскошных одежд.
Убийце известно Нечто.
Сказано: лишь убивая, способен убийца достигать совершенства. Этот Сегун — не потомок убийц.
…месяца…числа.
Убивать — мое движение себя. Убивать — мое открытие себя. Мостик к давно забытому рождению. Как во сне — сколь прекрасен убийца в своем совершенстве посреди великого Хаоса… Убийца — изнанка Создателя. Эта великая Общность, когда Восторг и Уныние сливаются воедино…ФИЛОСОФСКИЙ ДНЕВНИК МАНЬЯКА-УБИЙЦЫ,
ЖИВШЕГО В СРЕДНИЕ ВЕКА
…месяца…числа.
Двадцать Пятый сегун бакуфу Муромати, Асикага Еситори, будет убит.
Перед толпою женщин в украшенных лилиями и пионами одеяниях Сегун величественно возлежит, попыхивая трубочкой с опиумом, позвякивая лениво колокольчиками разноцветного заморского стекла. Он не подозревает, что перед ним его убийца. Скорее наоборот — не Сегун ли этот человек, размышляет он… Кровь из застывшей, насупленной брови убитого распишет своей киноварью бахрому роскошных одежд.
Убийце известно Нечто.
Сказано: лишь убивая, способен убийца достигать совершенства. Этот Сегун — не потомок убийц.
…месяца…числа.
Убивать — мое движение себя. Убивать — мое открытие себя. Мостик к давно забытому рождению. Как во сне — сколь прекрасен убийца в своем совершенстве посреди великого Хаоса… Убийца — изнанка Создателя. Эта великая Общность, когда Восторг и Уныние сливаются воедино…
> сагает руками
Взгвизнул с твоего поста
Она скорее похожа на человека, радующегося тому, что его убивают; какое-то странное задумчивое спокойствие появилось в ее глазах.
На острие моего клинка чувствовалась одна тяжесть умиротворения тяжесть обрушивающихся лавиной золота, серебра и парчи. И клинок убийцы, как это ни странно, будто удерживал изо всех сил эту уходившую душу. Непревзойденная красота, и — жестокая красота в этом стремлении удержать…
…Теперь маленький белый, будто фарфоровый, подбородок всплывает из тьмы ликом призрака ночи…
…месяца…числа.
Заход солнца для убийцы мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий закат. Утопия заката — очарование от сжатой до предела страсти.
Убийство ста двадцати шести нищих-попрошаек. Плебейская грязь, смакуя, пожирает смерть. В этом случае стремление убийцы — наивысшее здоровье. Убийство в том месте, где собралось нечто настолько грязное, выглядит как стремление к новой красоте, — или, иначе говоря, как свидетельство уэе залоУбить даму Рэйко на Севере. Красота того мира, когда, ахнув, она отпрянет, заворожила меня. Ибо нет на свете стыда сильнее, чем смерть.
Она скорее похожа на человека, радующегося тому, что его убивают; какое-то странное задумчивое спокойствие появилось в ее глазах.
На острие моего клинка чувствовалась одна тяжесть умиротворения тяжесть обрушивающихся лавиной золота, серебра и парчи. И клинок убийцы, как это ни странно, будто удерживал изо всех сил эту уходившую душу. Непревзойденная красота, и — жестокая красота в этом стремлении удержать…
…Теперь маленький белый, будто фарфоровый, подбородок всплывает из тьмы ликом призрака ночи…
…месяца…числа.
Заход солнца для убийцы мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий закат. Утопия заката — очарование от сжатой до предела страсти.
Убийство ста двадцати шести нищих-попрошаек. Плебейская грязь, смакуя, пожирает смерть. В этом случае стремление убийцы — наивысшее здоровье. Убийство в том месте, где собралось нечто настолько грязное, выглядит как стремление к новой красоте, — или, иначе говоря, как свидетельство уэе залоУбить даму Рэйко на Севере. Красота того мира, когда, ахнув, она отпрянет, заворожила меня. Ибо нет на свете стыда сильнее, чем смерть.
Она скорее похожа на человека, радующегося тому, что его убивают; какое-то странное задумчивое спокойствие появилось в ее глазах.
На острие моего клинка чувствовалась одна тяжесть умиротворения тяжесть обрушивающихся лавиной золота, серебра и парчи. И клинок убийцы, как это ни странно, будто удерживал изо всех сил эту уходившую душу. Непревзойденная красота, и — жестокая красота в этом стремлении удержать…
…Теперь маленький белый, будто фарфоровый, подбородок всплывает из тьмы ликом призрака ночи…
…месяца…числа.
Заход солнца для убийцы мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий закат. Утопия заката — очарование от сжатой до предела страсти.
Убийство ста двадцати шести нищих-попрошаек. Плебейская грязь, смакуя, пожирает смерть. В этом случае стремление убийцы — наивысшее здоровье. Убийство в том месте, где собралось нечто настолько грязное, выглядит как стремление к новой красоте, — или, иначе говоря, как свидетельство уэе залоУбить даму Рэйко на Севере. Красота того мира, когда, ахнув, она отпрянет, заворожила меня. Ибо нет на свете стыда сильнее, чем смерть.
Она скорее похожа на человека, радующегося тому, что его убивают; какое-то странное задумчивое спокойствие появилось в ее глазах.
На острие моего клинка чувствовалась одна тяжесть умиротворения тяжесть обрушивающихся лавиной золота, серебра и парчи. И клинок убийцы, как это ни странно, будто удерживал изо всех сил эту уходившую душу. Непревзойденная красота, и — жестокая красота в этом стремлении удержать…
…Теперь маленький белый, будто фарфоровый, подбородок всплывает из тьмы ликом призрака ночи…
…месяца…числа.
Заход солнца для убийцы мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий закат. Утопия заката — очарование от сжатой до предела страсти.
Убийство ста двадцати шести нищих-попрошаек. Плебейская грязь, смакуя, пожирает смерть. В этом случае стремление убийцы — наивысшее здоровье. Убийство в том месте, где собралось нечто настолько грязное, выглядит как стремление к новой красоте, — или, иначе говоря, как свидетельство уэе залоУбить даму Рэйко на Севере. Красота того мира, когда, ахнув, она отпрянет, заворожила меня. Ибо нет на свете стыда сильнее, чем смерть.
Она скорее похожа на человека, радующегося тому, что его убивают; какое-то странное задумчивое спокойствие появилось в ее глазах.
На острие моего клинка чувствовалась одна тяжесть умиротворения тяжесть обрушивающихся лавиной золота, серебра и парчи. И клинок убийцы, как это ни странно, будто удерживал изо всех сил эту уходившую душу. Непревзойденная красота, и — жестокая красота в этом стремлении удержать…
…Теперь маленький белый, будто фарфоровый, подбородок всплывает из тьмы ликом призрака ночи…
…месяца…числа.
Заход солнца для убийцы мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий закат. Утопия заката — очарование от сжатой до предела страсти.
Убийство ста двадцати шести нищих-попрошаек. Плебейская грязь, смакуя, пожирает смерть. В этом случае стремление убийцы — наивысшее здоровье. Убийство в том месте, где собралось нечто настолько грязное, выглядит как стремление к новой красоте, — или, иначе говоря, как свидетельство уэе залоУбить даму Рэйко на Севере. Красота того мира, когда, ахнув, она отпрянет, заворожила меня. Ибо нет на свете стыда сильнее, чем смерть.
Она скорее похожа на человека, радующегося тому, что его убивают; какое-то странное задумчивое спокойствие появилось в ее глазах.
На острие моего клинка чувствовалась одна тяжесть умиротворения тяжесть обрушивающихся лавиной золота, серебра и парчи. И клинок убийцы, как это ни странно, будто удерживал изо всех сил эту уходившую душу. Непревзойденная красота, и — жестокая красота в этом стремлении удержать…
…Теперь маленький белый, будто фарфоровый, подбородок всплывает из тьмы ликом призрака ночи…
…месяца…числа.
Заход солнца для убийцы мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий закат. Утопия заката — очарование от сжатой до предела страсти.
Убийство ста двадцати шести нищих-попрошаек. Плебейская грязь, смакуя, пожирает смерть. В этом случае стремление убийцы — наивысшее здоровье. Убийство в том месте, где собралось нечто настолько грязное, выглядит как стремление к новой красоте, — или, иначе говоря, как свидетельство уэе зало
…Теперь маленький белый, будто фарфоровый, подбородок всплывает из тьмы ликом призрака ночи…
…месяца…числа.
Заход солнца для убийцы мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий закат. Утопия заката — очарование от сжатой до предела страсти.
Убийство ста двадцати шести нищих-попрошаек. Плебейская грязь, смакуя, пожирает смерть. В этом случае стремление убийцы — наивысшее здоровье. Убийство в том месте, где собралось нечто настолько грязное, выглядит как стремление к новой красоте, — или, иначе говоря, как свидетельство уэе заложенной в этом красоты. Что же тогда означают слова о здоровье?
Зловонный ветер проносится по венам города убийства. Люди не обращают на это внимания… Стремления к смерти не хватает этому городу городу с легкой тенью паруса.
…месяца…числа.
Прощается с жизнью юноша-актер Кадзяку. Эти губы, очаровательно зардевшись, подрагивают, словно цветы на покачивающейся ранней сакуре. Театральный костюм с узором из огненных колокольчиков тяжело и холодно обвивает бледное, словно сердцевина желтого шиповника, умирающее мягкое тело. Хлынувшая яркая кровь рисует многоцветную радугу.
Хранивший верность всему унаследованному прежде молодой человек сейчас на какое-то мгновение вступает в тайный сговор с убийцей, который должен принять теряемое, принять то, что тот заставляет отдать.
Убийца, сжигающий себя стремлением к опасному месту, убийца, бросающийся в поток, — и есть то единственное, что непрерывно в этом потоке. Он живет, убивая и двигая этим к смерти себя самого.
…месяца…числажестокая красота в этом стремлении удержать…
…Теперь маленький белый, будто фарфоровый, подбородок всплывает из тьмы ликом призрака ночи…
…месяца…числа.
Заход солнца для убийцы мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий закат. Утопия заката — очарование от сжатой до предела страсти.
Убийство ста двадцати шести нищих-попрошаек. Плебейская грязь, смакуя, пожирает смерть. В этом случае стремление убийцы — наивысшее здоровье. Убийство в том месте, где собралось нечто настолько грязное, выглядит как стремление к новой красоте, — или, иначе говоря, как свидетельство уэе заложенной в этом красоты. Что же тогда означают слова о здоровье?
Зловонный ветер проносится по венам города убийства. Люди не обращают на это внимания… Стремления к смерти не хватает этому городу городу с легкой тенью паруса.
…месяца…числа.
Прощается с жизнью юноша-актер Кадзяку. Эти губы, очаровательно зардевшись, подрагивают, словно цветы на покачивающейся ранней сакуре. Театральный костюм с узором из огненных колокольчиков тяжело и холодно обвивает бледное, словно сердцевина желтого шиповника, умирающее мягкое тело. Хлынувшая яркая кровь рисует многоцветную радугу.
Хранивший верность всему унаследованному прежде молодой человек сейчас на какое-то мгновение вступает в тайный сговор с убийцей, который должен принять теряемое, принять то, что тот заставляет отдать.
Убийца, сжигающий себя стремлением к опасному месту, убийца, бросающийся в поток, — и есть то единственное, что непрерывно в этом потоке. Он живет, убивая и двигая этим к смерти себя самого.
…месяца…числажестокая красота в этом стремлении удержать…
…Теперь маленький белый, будто фарфоровый, подбородок всплывает из тьмы ликом призрака ночи…
…месяца…числа.
Заход солнца для убийцы мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий закат. Утопия заката — очарование от сжатой до предела страсти.
Убийство ста двадцати шести нищих-попрошаек. Плебейская грязь, смакуя, пожирает смерть. В этом случае стремление убийцы — наивысшее здоровье. Убийство в том месте, где собралось нечто настолько грязное, выглядит как стремление к новой красоте, — или, иначе говоря, как свидетельство уэе заложенной в этом красоты. Что же тогда означают слова о здоровье?
Зловонный ветер проносится по венам города убийства. Люди не обращают на это внимания… Стремления к смерти не хватает этому городу городу с легкой тенью паруса.
…месяца…числа.
Прощается с жизнью юноша-актер Кадзяку. Эти губы, очаровательно зардевшись, подрагивают, словно цветы на покачивающейся ранней сакуре. Театральный костюм с узором из огненных колокольчиков тяжело и холодно обвивает бледное, словно сердцевина желтого шиповника, умирающее мягкое тело. Хлынувшая яркая кровь рисует многоцветную радугу.
Хранивший верность всему унаследованному прежде молодой человек сейчас на какое-то мгновение вступает в тайный сговор с убийцей, который должен принять теряемое, принять то, что тот заставляет отдать.
Убийца, сжигающий себя стремлением к опасному месту, убийца, бросающийся в поток, — и есть то единственное, что непрерывно в этом потоке. Он живет, убивая и двигая этим к смерти себя самого.
…месяца…числажестокая красота в этом стремлении удержать…
…Теперь маленький белый, будто фарфоровый, подбородок всплывает из тьмы ликом призрака ночи…
…месяца…числа.
Заход солнца для убийцы мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий закат. Утопия заката — очарование от сжатой до предела страсти.
Убийство ста двадцати шести нищих-попрошаек. Плебейская грязь, смакуя, пожирает смерть. В этом случае стремление убийцы — наивысшее здоровье. Убийство в том месте, где собралось нечто настолько грязное, выглядит как стремление к новой красоте, — или, иначе говоря, как свидетельство уэе заложенной в этом красоты. Что же тогда означают слова о здоровье?
Зловонный ветер проносится по венам города убийства. Люди не обращают на это внимания… Стремления к смерти не хватает этому городу городу с легкой тенью паруса.
…месяца…числа.
Прощается с жизнью юноша-актер Кадзяку. Эти губы, очаровательно зардевшись, подрагивают, словно цветы на покачивающейся ранней сакуре. Театральный костюм с узором из огненных колокольчиков тяжело и холодно обвивает бледное, словно сердцевина желтого шиповника, умирающее мягкое тело. Хлынувшая яркая кровь рисует многоцветную радугу.
Хранивший верность всему унаследованному прежде молодой человек сейчас на какое-то мгновение вступает в тайный сговор с убийцей, который должен принять теряемое, принять то, что тот заставляет отдать.
Убийца, сжигающий себя стремлением к опасному месту, убийца, бросающийся в поток, — и есть то единственное, что непрерывно в этом потоке. Он живет, убивая и двигая этим к смерти себя самого.
…месяца…числажестокая красота в этом стремлении удержать…
…Теперь маленький белый, будто фарфоровый, подбородок всплывает из тьмы ликом призрака ночи…
…месяца…числа.
Заход солнца для убийцы мучительно болезнен — именно для его духа подходит более всего сияющий закат. Утопия заката — очарование от сжатой до предела страсти.
Убийство ста двадцати шести нищих-попрошаек. Плебейская грязь, смакуя, пожирает смерть. В этом случае стремление убийцы — наивысшее здоровье. Убийство в том месте, где собралось нечто настолько грязное, выглядит как стремление к новой красоте, — или, иначе говоря, как свидетельство уэе заложенной в этом красоты. Что же тогда означают слова о здоровье?
Зловонный ветер проносится по венам города убийства. Люди не обращают на это внимания… Стремления к смерти не хватает этому городу городу с легкой тенью паруса.
…месяца…числа.
Прощается с жизнью юноша-актер Кадзяку. Эти губы, очаровательно зардевшись, подрагивают, словно цветы на покачивающейся ранней сакуре. Театральный костюм с узором из огненных колокольчиков тяжело и холодно обвивает бледное, словно сердцевина желтого шиповника, умирающее мягкое тело. Хлынувшая яркая кровь рисует многоцветную радугу.
Хранивший верность всему унаследованному прежде молодой человек сейчас на какое-то мгновение вступает в тайный сговор с убийцей, который должен принять теряемое, принять то, что тот заставляет отдать.
Убийца, сжигающий себя стремлением к опасному месту, убийца, бросающийся в поток, — и есть то единственное, что непрерывно в этом потоке. Он живет, убивая и двигая этим к смерти себя самого.
…месяца…числа
Дайте мне контакты, я напишу
Одним прекрасным весенним днем убийца — на приятной прогулке, его поклоны встречным спокойны и исполнены достоинства. Весенний лес, приветствуя его, шумит, как сам круговорот человеческой жизни.
Птичка поет — и я спою.
Пой, птичка, — и я спою…
Однако сейчас — пора исцеления. Исцеления от ожидания, избавления от противления, спасения и от всех обещаний; но его сердце — сердце убийцы, и это время его не тревожит. Ему все кажется бесполезным. Он не сможет бросить свое тело в этом месте, потому что презирает страсть к избавлению. Он убивает не для того, чтобы цветок снова принял форму цветка.
Эти мысли, подобные порханию мокрой от утренней росы бабочки, едва заметно нарушают чинность его походки.
Проплывает облако.
Лес на щедром ветру размахивает белыми изнанками листьев.
От всего этого убийце больно. И лес, и источник, и бабочки — птички; — всюду, куда ни кинешь взор, — печальный пейзаж с цветами и птицами.
Тропа и солнце. Все это раскрашивает образы времени.
Наверное, то, что вызывает в нем боль, — все-таки не раскаяние. То, что наполняет глаза его, его, настигающего жизнь, — не раскаяние. Может, оно и есть его здоровье. Клинок его — не всемогущ, его собственный клинок не способен убить даже это здоровье.
Выглядело ли величественным презрение на его лице? А может, малодушием было его уваженье к страданиям? Душа его рыдает без причины, и когда для обладания самым изящным, что только есть на свете, начинает не хватать себя самого — он снова кладет руку на свой клинок.
…месяца…числаПрогулка убийцы
Одним прекрасным весенним днем убийца — на приятной прогулке, его поклоны встречным спокойны и исполнены достоинства. Весенний лес, приветствуя его, шумит, как сам круговорот человеческой жизни.
Птичка поет — и я спою.
Пой, птичка, — и я спою…
Однако сейчас — пора исцеления. Исцеления от ожидания, избавления от противления, спасения и от всех обещаний; но его сердце — сердце убийцы, и это время его не тревожит. Ему все кажется бесполезным. Он не сможет бросить свое тело в этом месте, потому что презирает страсть к избавлению. Он убивает не для того, чтобы цветок снова принял форму цветка.
Эти мысли, подобные порханию мокрой от утренней росы бабочки, едва заметно нарушают чинность его походки.
Проплывает облако.
Лес на щедром ветру размахивает белыми изнанками листьев.
От всего этого убийце больно. И лес, и источник, и бабочки — птички; — всюду, куда ни кинешь взор, — печальный пейзаж с цветами и птицами.
Тропа и солнце. Все это раскрашивает образы времени.
Наверное, то, что вызывает в нем боль, — все-таки не раскаяние. То, что наполняет глаза его, его, настигающего жизнь, — не раскаяние. Может, оно и есть его здоровье. Клинок его — не всемогущ, его собственный клинок не способен убить даже это здоровье.
Выглядело ли величественным презрение на его лице? А может, малодушием было его уваженье к страданиям? Душа его рыдает без причины, и когда для обладания самым изящным, что только есть на свете, начинает не хватать себя самого — он снова кладет руку на свой клинок.
…месяца…числаПрогулка убийцы
Одним прекрасным весенним днем убийца — на приятной прогулке, его поклоны встречным спокойны и исполнены достоинства. Весенний лес, приветствуя его, шумит, как сам круговорот человеческой жизни.
Птичка поет — и я спою.
Пой, птичка, — и я спою…
Однако сейчас — пора исцеления. Исцеления от ожидания, избавления от противления, спасения и от всех обещаний; но его сердце — сердце убийцы, и это время его не тревожит. Ему все кажется бесполезным. Он не сможет бросить свое тело в этом месте, потому что презирает страсть к избавлению. Он убивает не для того, чтобы цветок снова принял форму цветка.
Эти мысли, подобные порханию мокрой от утренней росы бабочки, едва заметно нарушают чинность его походки.
Проплывает облако.
Лес на щедром ветру размахивает белыми изнанками листьев.
От всего этого убийце больно. И лес, и источник, и бабочки — птички; — всюду, куда ни кинешь взор, — печальный пейзаж с цветами и птицами.
Тропа и солнце. Все это раскрашивает образы времени.
Наверное, то, что вызывает в нем боль, — все-таки не раскаяние. То, что наполняет глаза его, его, настигающего жизнь, — не раскаяние. Может, оно и есть его здоровье. Клинок его — не всемогущ, его собственный клинок не способен убить даже это здоровье.
Выглядело ли величественным презрение на его лице? А может, малодушием было его уваженье к страданиям? Душа его рыдает без причины, и когда для обладания самым изящным, что только есть на свете, начинает не хватать себя самого — он снова кладет руку на свой клинок.
…месяца…числаПрогулка убийцы
Одним прекрасным весенним днем убийца — на приятной прогулке, его поклоны встречным спокойны и исполнены достоинства. Весенний лес, приветствуя его, шумит, как сам круговорот человеческой жизни.
Птичка поет — и я спою.
Пой, птичка, — и я спою…
Однако сейчас — пора исцеления. Исцеления от ожидания, избавления от противления, спасения и от всех обещаний; но его сердце — сердце убийцы, и это время его не тревожит. Ему все кажется бесполезным. Он не сможет бросить свое тело в этом месте, потому что презирает страсть к избавлению. Он убивает не для того, чтобы цветок снова принял форму цветка.
Эти мысли, подобные порханию мокрой от утренней росы бабочки, едва заметно нарушают чинность его походки.
Проплывает облако.
Лес на щедром ветру размахивает белыми изнанками листьев.
От всего этого убийце больно. И лес, и источник, и бабочки — птички; — всюду, куда ни кинешь взор, — печальный пейзаж с цветами и птицами.
Тропа и солнце. Все это раскрашивает образы времени.
Наверное, то, что вызывает в нем боль, — все-таки не раскаяние. То, что наполняет глаза его, его, настигающего жизнь, — не раскаяние. Может, оно и есть его здоровье. Клинок его — не всемогущ, его собственный клинок не способен убить даже это здоровье.
Выглядело ли величественным презрение на его лице? А может, малодушием было его уваженье к страданиям? Душа его рыдает без причины, и когда для обладания самым изящным, что только есть на свете, начинает не хватать себя самого — он снова кладет руку на свой клинок.
…месяца…числаПрогулка убийцы
Одним прекрасным весенним днем убийца — на приятной прогулке, его поклоны встречным спокойны и исполнены достоинства. Весенний лес, приветствуя его, шумит, как сам круговорот человеческой жизни.
Птичка поет — и я спою.
Пой, птичка, — и я спою…
Однако сейчас — пора исцеления. Исцеления от ожидания, избавления от противления, спасения и от всех обещаний; но его сердце — сердце убийцы, и это время его не тревожит. Ему все кажется бесполезным. Он не сможет бросить свое тело в этом месте, потому что презирает страсть к избавлению. Он убивает не для того, чтобы цветок снова принял форму цветка.
Эти мысли, подобные порханию мокрой от утренней росы бабочки, едва заметно нарушают чинность его походки.
Проплывает облако.
Лес на щедром ветру размахивает белыми изнанками листьев.
От всего этого убийце больно. И лес, и источник, и бабочки — птички; — всюду, куда ни кинешь взор, — печальный пейзаж с цветами и птицами.
Тропа и солнце. Все это раскрашивает образы времени.
Наверное, то, что вызывает в нем боль, — все-таки не раскаяние. То, что наполняет глаза его, его, настигающего жизнь, — не раскаяние. Может, оно и есть его здоровье. Клинок его — не всемогущ, его собственный клинок не способен убить даже это здоровье.
Выглядело ли величественным презрение на его лице? А может, малодушием было его уваженье к страданиям? Душа его рыдает без причины, и когда для обладания самым изящным, что только есть на свете, начинает не хватать себя самого — он снова кладет руку на свой клинок.
…месяца…числа
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числаПеснь выходящих с радостью навстречу убийце
Вот ветер принесло из царства мертвых.Плод неба сумрачного — Солнцепод ветром западнымво всем своем сияньи закатилось(сияние порока наполняет нас,мерцая сквозь призывность этих форм):Чужое людям всемЧужое всем богамво всем теперь подобное цветкускатилось с грохотом.Навстречу зреющему — выйдии силой этой на мгновение заплачь,и скорбью этой навсегда убей.…месяца…числа
Чтобы убить ее, надо сперва убить этот пошлый костюм. До нее самой — в сердцевине костюма, до самого сокровенного, спрятанного в его глубине, я не могу добраться: там внутри она уже мертва. Каждую минуту она умирает навеки. Сотни тысяч, миллиарды смертей умирает она… Смерть для нее — ничто кроме танца. С тех пор, как танец вселился в нее, — мир снова стал пляской…
Луна — снег — цветы, горение пламени, неподвижность, стремление потока вырваться из плотины — все это танец; ароматами дышит он, овевая тело допевающей свою песнь Мурасаки. Ничто не тяготит ее в этом аромате Смерти, похожем на красную тушь; она вся раскована. И чем больше она избавляется от преград, тем глубже проникает в нее мой клинок, ближе к смерти ее. В этот миг у него — иной смысл: он не входит внутрь, но — выходит внутрь. Раскованность Мурасаки ранит меня, — нет, на меня обрушивается непосредственность. С падения начинается мое брошенное тело, подобно тому, как начинается утро с краешка лепестка розы. Убийце, наверное, известны самые разнообразные вещи. В самом деле, слова «убивать» — «узнавать» очень схожи друг с другом. О том, что есть молитва падению, что именно человек, отбросивший свое тело, должен стать вещью, неповторимой в своей красоте, — все это мы, словно роза, познавшая рассвет, знаем теперь хорошо.
…месяца…числа.
Убийца ходил в гавань сегодня.
Обращенное к свету пиратское судно готовилось к выходу в море. Блики утреннего солнца играли на корявом стволе у прибрежной сосны.
Там повстречал он одного из своих друзей-пиратов — Вожака. Тот провел его в одну из кают стоявшего на якоре судна. Якорь, увешанный гроздьями тяжелых кораллов, спускался в ярко-синюю воду. Управлял же всем этим незнакомый нам полдень.
— Ты идешь в неизвестность? — с завистью вопрошает убийца.
— В неизвестность? Вы это так зовете? А по-нашему это — царство потерянное. Пират летит. У него нет границ, нет длительности… Для нас не иметь невозможного — значит не иметь и возможного.
— Вы это открыли…
— Мы это просто видим.
Переплывая море, пират всегда возвращается именно туда, куда и плывет. Когда мы обходим острова, где расцветают цветы, мы ищем жар золота. Сокрытого в этих островах. Мы вездесущи. Говорят, мы бороздим море и занимаемся грабежом, но ведь богатство и без того всегда было нашим. Уже с рождения все сущее — наше. И я знаю, что сто восемьдесят прекрасных рабынь, захваченных недавно, — неважно, видели они нас когда-нибудь или нет, — всегда принадлежали нам.
И создание, и открытие — нечто «бывшее всегда», и значит — бесконечное.
Незнакомое — это потерянное. Потому что мы вездесущи.
И создание, и открытие — нечто «бывшее всегда», и значит — бесконечное.
Незнакомое — это потерянное. Потому что мы вездесущи.
Убийца! Не души совершенства, что подобно цветку. Именно море — и только море — делает пирата вездесущим. Переступи на наш борт через этот ничтожный порог, что сейчас перед тобою. Сильное — это хорошее. Слабые не могут вернуться. Сильные могут терять. Слабых терять заставляют. На другой мир они смотрят сквозь пальцы…
Стань же морем, Убийца! Когда утренний бриз трогает верхушки сосен, в груди у пиратов словно бы раскрывается колышущийся ветер. И мы снова, зажимая в ладонях священные нуса, возденем руки в молитвах своих Хатиману. Молитвы наши — за существование, за предрешенность. Молитвы вездесущих всегда таковы.
Стань же морем, Убийца! Море — берегами очерченная безбрежность. Когда космос бросает тень на чистейшую голубую воду, — это тень, которая существовала всегда.
Появившиеся вдруг из-за красных холмов проповедники, завидев убийцу, в страхе попадали на колени. В темной пучине пролива прошла мертвенно-бледным оттенком стая акул, всколыхнув жемчужные раковины. Сколько раз в тени знамени Хатимана поселялась Смерть — но каждый раз, налетая с южных своих островов, ветер пьянящий сметал ее вмиг.
— О чем задумался ты, убийца? Тебе нужно бы стать пиратом… Нет же — ты был пиратом. И сейчас ты к этому возвращаешься. Или ты скажешь, что уже не сможешь вернуться?
Но убийца молчал. Только слезы его текли, не переставая. Провал между ним и другими — для него неизбежен. Существует он изначально, поскольку с провала он начинается. Это и в миру вещь загадочная. Благоухание сливы разливается в кромешной тьме. Благоуханье — провал. Зреющие тихим полднем плоды — провал.
Что за жестокая милость — быть юным… Не говоря уже о том, что существуют, наверное, космические муки жизни, когда веришь, что можешь с собой что-то сделать.
Ветер приказывает блестеть зарослям на другой стороне; стоит ему лишь приблизиться к телу — и наползают на заросли тучи. Так ветер подымается постепенно, выше — над каждым из наших сердец. Сияние мира заключено в этом миге.Что есть цветенье цветов?
С каждым днем увядающая все больше под лучами слабеющего осеннего солнца хризантема — почему сохраняет свои очертания? Почему их так трудно сдвинуть? Почему они так наполнены вероятностью своего распада, и тогда почему это может быть Вечностью?
Что до пиратов, то в отсутствие берегов нет Вечности, пусть даже он и сказал так — что дальше? Потому и не в силах убийца удержать этих слез.
Цветение одной только розы — большее утешение в круговерти человеческой жизни. Лишь потому убийца выдерживает: он не полетит к неизвестному. Что-то внутри у него всегда будет препятствием для прыжка, будет удерживать его от прыжка. Мягко — и безжалостно. Уподобляясь той чашечке цветка, что и в разгаре лета не теряет своей изумрудности. Она — удерживается. Потому что цветам не взлететь.
Пират! Слышал ли ты Повесть о горе Хибари? Повесть о кормилице принцессы, что притворилась безумной и бродила по Горе Поющих Жаворонков, продавая цветы? Давай торговать цветами, Пират? Давай притворимся для этого помешанными…
…месяца…числа
Эти ребра, похожие на крабьи конечности, этот мозг, зеленый, как водоросли; эти хрящевидные уши, подобные внутренностям грецких орехов, — их я уже давно ненавидел. Но сейчас все это только смешит меня. Какая умора… Какое свободное чувство!..
Это его: «Твоя взяла!..»
Их житейская мудрость эпохи мрака.
И в этом человек первобытный — несомненно, самый цивилизованный. Полдень — копия ночи.
(Потомок «полночной аристократии» понимал изящество Смерти. Для них быть убитым было даже почетно.)
Жизнь таким способом, подобно отливу уползающей по прибрежным дюнам волны, прежде казалась ярче. Ныне — перламутр облупился. Неужто не было хотя бы одного, кто тогда увидал бы средь ночи глубокой, что в неведомую эпоху зажжется свет, совсем не похожий на день?
Чтобы познать красоту бездействия, необходимо великодушие властителя.
Умиравшие сегуны Муромати сражались с ночью, подобной рисункам на лаке; и засыпали — в бездействии, схожем все с теми же лаковыми миниатюрами.
Но поток — всегда в напряжении, а это и есть бездействие. Смочь заметить постоянно сокрытые в природе свет и тень…
Здесь — и желание бросить, оставить тело свое, уподобившись перелетным птицам: желание — великодушно, но не различимо без нашей тоски.
Не было ли человека, сказавшего так когда-то?
Когда весенняя пташка, на балкон опустившись, поет меж веток цветущей сакуры; когда движение облаков становится чуть беспокойнее, чем всегда…
Приходит лето, и облака догорают спокойно; а немного спустя — и осень, вовремя попридержавшая свое изобилие…
Надевая доспехи, сберегают себя от ран; но — лишь благодаря доспехам. Не было ли хоть одного, пробормотавшего это когда-то для самого себя?
Что ж: убийца, пожалуй, споет.
Вы — трусы. Вы — трусы. Вы — трусы. Вас — зовут храбрецами…месяца…числа И я мог бы научить, что когда убийцу не понимают, он умирает. Но даже в самых пучинах той чащи непонимания поют птицы и расцветают цветы. Озабоченность целью — это уже одно из слабых мест. Сознание — это уже одно из слабых мест. Чтобы сделать мою грацию совершенной, чтоб избавить меня от мельчайшей из ненавидимых в себе слабостей, — этим слабостям и несовершенству неразборчивую молитву повелит прокричать Убийце его новое Утро, которое он обретет.Убиваю чахоточного больного
Эти ребра, похожие на крабьи конечности, этот мозг, зеленый, как водоросли; эти хрящевидные уши, подобные внутренностям грецких орехов, — их я уже давно ненавидел. Но сейчас все это только смешит меня. Какая умора… Какое свободное чувство!..
Это его: «Твоя взяла!..»
Их житейская мудрость эпохи мрака.
И в этом человек первобытный — несомненно, самый цивилизованный. Полдень — копия ночи.
(Потомок «полночной аристократии» понимал изящество Смерти. Для них быть убитым было даже почетно.)
Жизнь таким способом, подобно отливу уползающей по прибрежным дюнам волны, прежде казалась ярче. Ныне — перламутр облупился. Неужто не было хотя бы одного, кто тогда увидал бы средь ночи глубокой, что в неведомую эпоху зажжется свет, совсем не похожий на день?
Чтобы познать красоту бездействия, необходимо великодушие властителя.
Умиравшие сегуны Муромати сражались с ночью, подобной рисункам на лаке; и засыпали — в бездействии, схожем все с теми же лаковыми миниатюрами.
Но поток — всегда в напряжении, а это и есть бездействие. Смочь заметить постоянно сокрытые в природе свет и тень…
Здесь — и желание бросить, оставить тело свое, уподобившись перелетным птицам: желание — великодушно, но не различимо без нашей тоски.
Не было ли человека, сказавшего так когда-то?
Когда весенняя пташка, на балкон опустившись, поет меж веток цветущей сакуры; когда движение облаков становится чуть беспокойнее, чем всегда…
Приходит лето, и облака догорают спокойно; а немного спустя — и осень, вовремя попридержавшая свое изобилие…
Надевая доспехи, сберегают себя от ран; но — лишь благодаря доспехам. Не было ли хоть одного, пробормотавшего это когда-то для самого себя?
Что ж: убийца, пожалуй, споет.
Вы — трусы. Вы — трусы. Вы — трусы. Вас — зовут храбрецами…месяца…числа И я мог бы научить, что когда убийцу не понимают, он умирает. Но даже в самых пучинах той чащи непонимания поют птицы и расцветают цветы. Озабоченность целью — это уже одно из слабых мест. Сознание — это уже одно из слабых мест. Чтобы сделать мою грацию совершенной, чтоб избавить меня от мельчайшей из ненавидимых в себе слабостей, — этим слабостям и несовершенству неразборчивую молитву повелит прокричать Убийце его новое Утро, которое он обретет.Убиваю чахоточного больного
Эти ребра, похожие на крабьи конечности, этот мозг, зеленый, как водоросли; эти хрящевидные уши, подобные внутренностям грецких орехов, — их я уже давно ненавидел. Но сейчас все это только смешит меня. Какая умора… Какое свободное чувство!..
Это его: «Твоя взяла!..»
Их житейская мудрость эпохи мрака.
И в этом человек первобытный — несомненно, самый цивилизованный. Полдень — копия ночи.
(Потомок «полночной аристократии» понимал изящество Смерти. Для них быть убитым было даже почетно.)
Жизнь таким способом, подобно отливу уползающей по прибрежным дюнам волны, прежде казалась ярче. Ныне — перламутр облупился. Неужто не было хотя бы одного, кто тогда увидал бы средь ночи глубокой, что в неведомую эпоху зажжется свет, совсем не похожий на день?
Чтобы познать красоту бездействия, необходимо великодушие властителя.
Умиравшие сегуны Муромати сражались с ночью, подобной рисункам на лаке; и засыпали — в бездействии, схожем все с теми же лаковыми миниатюрами.
Но поток — всегда в напряжении, а это и есть бездействие. Смочь заметить постоянно сокрытые в природе свет и тень…
Здесь — и желание бросить, оставить тело свое, уподобившись перелетным птицам: желание — великодушно, но не различимо без нашей тоски.
Не было ли человека, сказавшего так когда-то?
Когда весенняя пташка, на балкон опустившись, поет меж веток цветущей сакуры; когда движение облаков становится чуть беспокойнее, чем всегда…
Приходит лето, и облака догорают спокойно; а немного спустя — и осень, вовремя попридержавшая свое изобилие…
Надевая доспехи, сберегают себя от ран; но — лишь благодаря доспехам. Не было ли хоть одного, пробормотавшего это когда-то для самого себя?
Что ж: убийца, пожалуй, споет.
Вы — трусы. Вы — трусы. Вы — трусы. Вас — зовут храбрецами…месяца…числа И я мог бы научить, что когда убийцу не понимают, он умирает. Но даже в самых пучинах той чащи непонимания поют птицы и расцветают цветы. Озабоченность целью — это уже одно из слабых мест. Сознание — это уже одно из слабых мест. Чтобы сделать мою грацию совершенной, чтоб избавить меня от мельчайшей из ненавидимых в себе слабостей, — этим слабостям и несовершенству неразборчивую молитву повелит прокричать Убийце его новое Утро, которое он обретет.
"Страх и Трепет"
Предисловие
Не только в мире действия, но также и в мире идей наше время представляет собой настоящую распродажу. Все, что угодно, можно приобрести тут за свою цену, так что возникает вопрос, останется ли вообще в конце концов кто-нибудь, кому еще захочется быть покупателем. Всякий спекулятивный регистратор, добросовестно отмечающий величественную поступь новой философии, всякий приват-доцент, репетитор, студент, всякий, кто только прикоснулся к философии или оказался в самом ее центре, отнюдь не останавливается на том, чтобы во всем сомневаться, но идет дальше. Может показаться, что неуместно и несвоевременно спрашивать себя, куда именно они рассчитывают добраться, однако во всяком случае будет, по крайней мере, вежливо и любезно предположить, что они действительно усомнились во всем, поскольку иначе было бы странно говорить о каком-то движении дальше. Предполагается, что такой предварительный шаг они предприняли все и, очевидно, это далось им столь малыми усилиями, что они даже не сочли нужным проронить хоть словечко о том, как это происходило; ибо даже тот, кто в страхе и тревоге попытался бы отыскать хоть какое-нибудь разъяснение, не сумел бы его найти, не сумел бы найти никакого путеводного знака, никакого подробного предписания о том, как следует подходить к такой огромной задаче. "Но ведь Картезий все же сделал это?" Картезий, этот почтенный, замечательный, красноречивый мыслитель, чьи произведения никто не может читать, не оказавшись тронут ими до глубины души, — уж он-то делал то, что говорил, и говорил, что делал. О, это такая редкость в наше время! Но и сам Картезий, как он достаточно часто повторял, никогда не сомневался в том, что касалось веры. ("Memores tamen, ut jam dictum est, huic lumini naturali tamdiu tantum esse credendum, quamdiu nihil contrarium a Deo ipso revelatur… Praeter caetera autem, memoriae nostrae pro summa regula est infigendum, ea quae nobis a Deo revelata sunt, ut omnium certissima esse credenda; et quamvis forte lumen rationis, quam maxime darum et evidens, aliud quid nobis suggerere videretur, soli tamen auctoritati divinae potius quam proprio nostro judicio fidem esse adhibendam". См. Principia philosophiae. Р. 1, § 28 et § 76.)[2] Он не закричал: "Пожар!", — и долгом всех стало сомневаться, ведь Картезий был тихим, одиноким мыслителем, а не крикливым ночным сторожем; он определенно признавал, что его метод значим лишь для него самого и отчасти берет свое начало в его собственных предшествующих затруднениях с теорией познания. ("Ne quis igjtur putet, me hie traditurum aliquam methodum, quam unusqirisque sequi debeat ad recte regendam; illam enim tantum, quam ipsemet secutus sum, exponere decrevi… Sed simul ac illud studiorum curicuhim absolvi (sc. inventitus), quo decurso mos est in eruditoram numerum coopetari, plane aliud coepi cogitare. Tot enim me dubiis totque erroribus implicatum esse animadverti, ut omnes discendi conatus nihil aliud mini profuisse judicarem, quam quod ignorantiam meam magis magisque detexissem". См. Dissertatio de methodo. P. 2 et 3.)[3] То, что древние греки, которые кое-что понимали в философии, считали задачей всей жизни, поскольку способность сомневаться нельзя обрести за считанные дни и недели, то, чего старый испытанный боец добивался, сумев во всех перипетиях сохранить равновесие сомнения, бесстрашно отрицая непреложность данных чувств и сведений разума, чем он дорожил, невзирая на страхи самолюбия или нашептывания сочувствия, — с этого в наши дни запросто начинает каждый.
Создатель данного произведения никоим образом не является философом, он не понял настоящей философской системы, он не знает, есть ли тут какая-нибудь система и завершена ли она; для его слабой головы уже достаточно самой этой мысли, а такую несчастную голову должен в наше время иметь всякий, поскольку у всякого есть эти несчастные мысли. И если бы даже мы были способны заключить все содержание веры в форму понятия, отсюда бы еще не следовало, что мы постигли веру, постигли, как мы входим в веру или как вера входит в нас. Создатель этого произведения никоим образом не является философом, он является poetice et eleganter — неким свободным творцом, который не создает никакой системы и не обещает никакой системы, не подписывается ни под одной системой и не предписывает ничего никакой системе. Он пишет, поскольку для него это роскошь, — тем более притягательная и очевидная, чем меньше тех, кто покупает и читает им написанное. Он с легкостью предвидит свою судьбу в это время, когда люди расстаются со страстью, чтобы служить знанию, когда писатель, стремящийся найти себе читателя, должен заботиться о том, чтобы все написанное можно было легко пролистать во время послеобеденного отдыха, а сам он представал перед всеми подобно тому вежливому помощнику садовника из газетного объявления, который, держа в руках шляпу и прекрасные рекомендации с последнего места службы, предлагает себя вниманию почтеннейшей публики. Он заранее предвидит свою судьбу — быть совершенно забытым, он догадывается о самом ужасном — о том, что прилежная критика будет еще много раз переделывать его на школьный лад; он сокрушается и о том, что еще ужаснее, — о том, что некий усердный регистратор, ценитель разнообразных параграфов (который ради спасения научного знания будет готов проделать с другими произведениями то же, что Троп, "ради спасения хорошего вкуса", великодушно проделал с "Уничтожением человеческого рода",[5]), внесет его во все эти разделы и сделает это так же решительно, как тот человек, который, желая сослужить службу науке о знаках препинания, так поделил свою речь, подсчитывая в ней слова, что на каждые пятьдесят приходилась одна точка, а на каждые тридцать пять — точка с запятой. Я впадаю в состояние глубочайшего преклонения перед каждым систематическим разметчиком; нет, это не система, это не имеет ни малейшего сходства с системой. Я желаю всего наилучшего системе и всем датчанам, интересующимся такими всеобщими предприятиями[6] ибо этому никогда не стать настоящей башней.[7] Я желаю вам всем и каждому в отдельности счастья и благополучия.
С уважением, Иоханнес де Силенцио
— "[говоря] поэтически и изящно" (лат.). — Здесь и далее подстрочные примечания переводчика, в отличие от авторских, отмечены знаком тире после звездочки. Цифры служат отсылкой к комментариям переводчиков, помещенным в конце текста.
Этот человек не был мыслителем, но не чувствовал в себе порыва, который побуждал бы его выйти за пределы веры; ему казалось наиболее славным остаться в памяти как ее отец, и обладание этой участью представлялось ему достойным зависти, даже если бы о том никому не было известно.
Этот человек не был ученым экзегетиком, он не знал иврита; знай он иврит, он, наверное, с легкостью понял бы и эту повесть, и самого Авраама.
"И Господь испытывал Авраама и сказал ему: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе".[10]
Было раннее утро. Авраам встал вовремя, велел оседлать ослов и вместе с Исааком покинул свой шатер; Сарра же глядела на них из окна, до самой долины, пока их не стало больше видно.[11] Они молча ехали три дня, и наутро четвертого дня Авраам все так же не проронил ни слова, но поднял глаза и увидел вдали гору Мориа. Он отослал слуг и, взяв Исаака за руку, один взошел с ним на гору. Но Авраам сказал самому себе: "Мне не хотелось бы скрывать от Исаака, куда приведет его этот путь". Он остановился, возложил руку с благословением на голову Исаака, и тот склонился, чтобы принять это благословение. И лик Авраама был исполнен отеческой любви, взгляд его был мягок, слова звучали нежно. Но Исаак не смог понять его, душа его не сумела возвыситься; он обхватил руками колени Авраама, в отчаянии бросился к его ногам, прося пощадить его молодую жизнь, полное надежд будущее, он вспоминал радости Авраамова дома, напоминавшего ему о его печали и одиночестве. Тут Авраам поднял мальчика, взял его за руку и пошел дальше, и слова Авраама были исполнены участия и милосердия. Но Исаак не смог понять его. Авраам поднялся на гору Мориа, но Исаак не понимал его. Тогда Авраам отвернулся от Исаака на мгновение, но когда Исаак снова увидел лицо Авраама, оно изменилось, взгляд его был неистов, вид — ужасен. Он схватил Исаака за грудь, швырнул его на землю и сказал: "Глупый юнец, ты что, веришь, что я твой отец? Я — идолопоклонник. Ты что, веришь, что это Божье повеление? Нет! Это мое желание". Тогда задрожал Исаак и вскричал в своем страхе: "Господи на небеси, смилуйся надо мной, Бог Авраамов, смилуйся надо мной; если нет у меня отца на земле, будь моим отцом!" Но Авраам тихо сказал про себя: "Господи на небеси, благодарю Тебя; лучше, чтобы он верил, что я — чудовище, нежели потерял бы веру в Тебя".
Когда нужно отлучать ребенка от груди, мать чернит свою грудь; было бы грехом, если бы грудь выглядела привлекательно, а ребенку нельзя было бы ее трогать. Так что ребенок верит, что это грудь изменилась, а мать осталась все такой же, взгляд ее все так же ласков и нежен. Счастлив тот, кому не требуется более ужасных средств, чтобы отлучить ребенка от груди!
ll
Было раннее утро. Авраам встал вовремя, он обнял Сарру — невесту своей старости, и Сарра поцеловала Исаака, который отвел от нее бесчестие, стал ее гордостью и надеждой на все грядущие поколения. Так они ехали в молчании, и взгляд Исаака был прикован к земле, так они ехали до четвертого дня, когда Авраам поднял глаза и увидел вдали гору Мориа, но тут его взгляд снова обратился к земле. Молча разложил он хворост, связал Исаака, молча занес нож; и тут он увидел агнца, которого заранее предусмотрел Господь. Он принес в жертву агнца и воротился домой…
С того дня Авраам состарился, он не мог забыть, чего потребовал от него Бог. Исаак процветал, как прежде; но глаза Авраама потемнели, он не видел больше радости.
Если бы у человека не было вечного сознания, если бы в основе всего лежала лишь некая дикая сила — сила, что, сплетаясь в темных страстях, порождает все, от великого до незначительного, если бы за всем была сокрыта бездонная пустота, которую ничем нельзя насытить, чем была бы тогда жизнь, если не отчаянием? Если бы все было так, если бы не было священных уз, соединяющих человечество воедино, если бы одно поколение вырастало вслед за другим, подобно новым листьям в лесу,[13] если бы одно поколение следовало за другим, подобно песням птиц в чаще, если бы человеческий род проходил по свету, не оставляя следа, как корабль, скользящий по воде, или как ветер, мчащийся по пустыне, подобно бездумному и бесплодному капризу, если бы вечное забвение всегда жадно подстерегало свою добычу и никакая сила не способна была бы вырвать эту добычу из его когтей, как безутешна и пуста оказалась бы тогда жизнь! Но потому это и не так, и, подобно тому как Господь сотворил мужчину и женщину, он создал героя, а с ним — поэта или писателя. Последний не может делать того, что первый, он способен лишь восхищаться героем, любить его, радоваться ему. Однако он так же счастлив, и не менее, чем тот, первый, ибо герой — это как бы его собственная лучшая сущность, в которую он влюблен; при этом он радуется, что это все же не он сам, и его любовь может поистине быть восхищением. Сам он — гений воспоминания, он не может ничего сделать, не восхитившись тем, что сделано; он ничего не считает своим, но он ревнует к тому, что ему доверено. Он следует выбору своего сердца, однако стоит ему найти искомое, как он снова начинает бродить возле всех ворот со своими песнями и речами, чтобы все могли восхищаться героем так же, как он, чтобы все могли гордиться героем, как он. Это и есть его достояние, его скромное достижение, в этом и состоит его верная служба в доме героя. Если он остается верен своей любви, если дни и ночи напролет он сражается с тяжестью забвения, которое пытается лишить его своего героя, значит, его служение достигло совершенства и он оказался соединенным с героем, который столь же верно отвечает ему взаимной любовью, ибо поэт — это как бы лучшая сущность героя, и пусть она бессильна, подобно всякому воспоминанию, но она и разъясняет все, как это делает воспоминание. Потому не будет забыт никто из тех, кто был велик; и как бы долго это ни длилось, даже если тучи непонимания унесут героя прочь,[14] его почитатель все же приходит к нему, и чем больше пройдет времени, тем вернее он будет оставаться при нем.
О нет! Никто не будет забыт из тех, кто был велик в этом мире; но каждый был велик здесь своим особым образом, и каждый — относительно величины того, что он любил. Ибо тот, кто любил самого себя, стал велик через себя, и тот, кто любил других людей, стал велик через свою преданность, но тот, кто любил Бога, стал самым великим из всех. Все они останутся в памяти, но каждый будет велик относительно своего ожидания (Forventning). Один стал велик через ожидание возможного, другой — через ожидание вечного, но тот, кто ожидал невозможного, стал самым великим из всех. Все они останутся в памяти, но каждый будет велик относительно величины, с которой он боролся. Ибо тот, кто боролся с миром, стал велик оттого, что победил мир, а тот, кто боролся с самим собой, стал еще более велик, победив самого себя, однако тот, кто боролся с Богом, стал самым великим из всех. Так они и сражались на этой земле: был тот, кто победил всех своей силой, а был и тот, кто победил Бога своим бессилием. Был тот, кто полагался на самого себя и завоевал все, и был тот, кто, будучи уверен в своей силе, пожертвовал всем; но тот, кто полагался на Бога, был самым великим из всех. Был тот, кто оказался велик в своей силе, был и тот, кто оказался велик в своей мудрости, и тот, кто оказался велик в надежде, и тот, кто оказался велик в любви; но самым великим из всех оказался Авраам: он был велик мощью, чья сила лежала в бессилии, велик в мудрости, чья тайна заключалась в глупости,[15] велик в той надежде, что выглядела как безумие, велик в той любви, что является ненавистью к себе самому.
Через веру свою Авраам вышел из земли праотцев и стал чужаком на земле обетованной.[16] Он оставил позади одно и взял с собою другое; он оставил позади свой земной рассудок и взял с собою свою веру; в противном случае он вообще не отправился бы в путь, решив, что это бессмысленно. Через веру свою он оказался чужаком на земле обетованной; там ничего не напоминало ему о самом дорогом, но все там своей новизной побуждало душу к печальному томлению. И все же он был избранником Божьим, на него Господь взглянул благосклонно! Да, если бы он был отверженным, исторгнутым из Божьей благодати, ему легче было бы понять это; теперь же все выглядело как бы насмешкой над ним и его верой. Был некогда в мире человек, что жил в изгнании, далеко от земли праотцев, которую любил.[17] Он не забыт, не забыты и его жалобные песнопения, где в печали своей он ищет и находит потерянное. После Авраама же не осталось никаких жалобных песнопений. Человеку свойственно жаловаться, свойственно рыдать вместе с тем, кто рыдает, однако более велик тот, кто верит, и более блажен тот, кто созерцает верующего.
Через свою веру Авраам получил обещание, что в его семени будет благословен всякий человеческий род,[18] на земле. Время шло, возможность этого все так же была открыта, и Авраам верил; время шло, это стало невероятным, Авраам верил. Был некогда в мире человек, что так же держался своего ожидания. Время шло, день заканчивался, но он был не настолько милосерден, чтобы позабыть о своем ожидании; а потому и сам он не будет забыт. Потом он опечалился, и печаль не обманула его, подобно тому как это сделала жизнь, она дала ему все, что смогла, и в сладости этой печали ему удалось обладать своим обманчивым ожиданием. Человеку свойственно печалиться, свойственно разделять печаль вместе с тем, кто охвачен ею, однако более велик тот, кто верит, и более блажен тот, кто созерцает верующего. После Авраама же не осталось никаких печальных песнопений. Он не считал дни в тоске, по мере того как проходило время, он не бросал с подозрением взгляды на Сарру, боясь, что та стареет; он не останавливал движение солнца[19] чтобы Сарра не старилась вместе со всеми его ожиданиями, он не пел для Сарры втайне свои печальные жалобы. Авраам состарился, Сарра стала предметом насмешек на этой земле, и все же он был избранником Божьим и наследовал обет, по которому в его семени был благословен всякий человеческий род на земле. И разве не было тут лучше не быть избранником Божьим? Да и что это значит вообще — быть избранником Божьим? Значит ли это, что в молодости юношеское желание подавляется, чтобы с тем большей определенностью оказаться исполненным в старости? Но Авраам верил и твердо держался своего обетования. Если бы Авраам поколебался, он тем самым отказался бы от него. Он сказал бы Богу: "Возможно, все-таки нет Твоей воли на то, чтобы это произошло; тогда я откажусь от своего желания, а оно у меня было только одно, оно было единственным моим блаженством. Душа моя пряма, я не таю в себе обиды на то, что Ты отказал мне в этом". Он ничего не забыл бы, он воо
ПЕРЕКАТ БЕЗ САГАЮЩЕГО ХОХЛА
ПЕРЕКАТ БЕЗ САГАЮЩЕГО ХОХЛА
https://2ch.hk/b/res/242460042.html#242460042
Потому в доме Авраамовом была радость, когда Сарра стала невестой в день золотой свадьбы.
Но это не должно было оставаться так; еще раз Авраам должен был подвергнуться испытанию. Он боролся с той искусной силой, которая изобретает все, с тем внимательным врагом, который никогда не дремлет, с тем стариком, который переживет всех, он боролся с самим временем и сохранил веру. Теперь все ужасы борьбы должны были соединиться в одном мгновении. "И Бог испытывал Авраама и сказал ему: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака: и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной горе, о которой Я скажу тебе".
Итак, все было потеряно, все было еще ужаснее, чем если бы ничего вообще не случилось! Чудесным образом Он сделал невозможное возможным, а теперь пожелал, чтобы все это снова оказалось разрушенным. Значит, все это было глупостью, но Авраам не посмеялся над нею, как посмеялась Сарра, когда получила обетование.[21] Все было потеряно! Семьдесят лет верного ожидания,[22] затем — краткая радость исполнения веры. Но кто же тот, кто вырывает посох из рук старца, кто же тот, что требует, чтобы старец сам переломил его! Кто же тот, что обрекает на безутешность седовласого мужа, кто же тот, что требует, чтобы он сам поступил так! Или нет тут никакого сочувствия к почтенному старцу, никакого сочувствия к невинному ребенку! И все же Авраам был избранником Божьим, и сам Господь подверг его этому испытанию. Теперь уже точно все было потеряно! Великолепное воспоминание о человеческом роде, обетование о семени Авраамовом[23] — все это оказалось просто случайностью, мимолетной мыслью Господней, которую самому же Аврааму предстояло теперь разрушить. Это великолепное сокровище, что возрастом было равно вере Авраамова сердца, многими, многими годами старше Исаака, этот плод Авраамовой жизни, освященный молитвой, созревший в борьбе, это благословение на Авраамовых устах, этот плод предстояло теперь сорвать до времени, ему предстояло утратить всякий смысл, ибо какой смысл мог быть в том, что Исаака должно было принести в жертву! Этот печальный, но все же благословенный час, когда Авраам должен был проститься со всем, что было ему дорого, когда он должен был еще раз поднять свою почтенную главу, когда лик его должен был просиять, как лик Божий, когда он должен был сосредоточить всю душу свою на одном благословении, которое было призвано благословить Исаака на радость во все его дни, — часу этому не суждено было наступить! Ибо Авраам поистине должен был проститься с Исааком, но вот только остаться здесь на земле пришлось бы ему самому; смерть должна была разделить их, но именно Исааку суждено было пасть ее жертвой. Старику не дано было в смертный час возложить свою руку на Исаака в благословении, но, устав от жизни, ему приходилось поднимать на него руку с насилием. И испытывал его сам Господь. О горе! Горе посланнику, что предстал перед Авраамом с таким известием! И кто осмелился бы стать посланником такой печали? Но испытывал Авраама сам Господь.
И все же Авраам верил, и верил он на эту жизнь. Да, будь его вера рассчитана лишь на нечто будущее, ему, конечно, было бы легче отбросить все прочее, чтобы поскорее покинуть этот мир, коему он не принадлежал. Однако вера Авраамова не была такой (если такая вера вообще существует, ибо это собственно не вера, но самая отдаленная возможность веры, которая лишь догадывается о своем предмете, ощущая его на крайнем горизонте своего поля зрения, но остается все так же отделенной от него зияющей пропастью, в которой ведет свою игру отчаяние). Но Авраам верил как раз на эту жизнь, он верил, что состарится на этой земле, почитаемый своим народом, благословенный в своем роде, незабвенный в Исааке — любимейшем в его жизни, тем, кого он окружал любовью, так что лишь слабым выражением такой любви были бы слова, что он осуществлял свой отцовский долг любить сына; сказано же было в заповедях: "сын, которого ты любишь". У Иакова было двенадцать сыновей, и он любил одного,[24] у Авраама же был только один — тот, которого он любил.
Однако Авраам верил и не сомневался, он верил в противоречие. Если бы Авраам усомнился, он сделал бы нечто иное, нечто великое и великолепное; ибо как мог Авраам совершить хоть что-то, что не было бы великим и великолепным! Он поехал бы на гору Мориа, нарубил бы там хвороста, разжег бы огонь, занес нож, и воззвал бы он к Богу: "Не пренебреги этой жертвой, это не лучшее, что у меня есть, я это знаю; ибо что значит старик в сравнении с ребенком обетования, однако это лучшее, что я могу отдать. Пусть Исаак никогда не узнает об этом, чтобы он мог утешиться в своей юности". И он вонзил бы нож в собственную грудь. Им восхищались бы в мире, его имя никогда не было бы забыто; однако одно дело, когда тобой восхищаются, а совсем другое, когда ты становишься путеводной звездой, которая спасает тех, кто охвачен страхом.
Порось-кун, ты дурак? Ты действительно думаешь, что анон такой дебил и подумает, что прошлый тред это на самом деле перекат?
Ты хохол внутри, наверное. Время начать принимать сальцо
Крысы и хрюшки - лучшие друзь :3
>>242469031 (OP) (OP)
>Что будем делать?
Как и всегда - возьмем за щеку. Такова судьба битардов - быть завистливыми, токсичными маленькими гнилыми людишками, способными лишь выплескивать яд на более успешных, трудолюбивых и просто более правильных людей.
Каждый живет в соответствии со своими представлениями. Место битарда - у параши, у обочины истории.
> Такова судьба битардов - быть завистливыми, токсичными маленькими гнилыми людишками, способными лишь выплескивать яд на более успешных, трудолюбивых и просто более правильных людей.
Ебаться в жопу под в-вами, успех хуле
Т.е. ты не поддерживаешь насилие тоталитарной системы над личностью?
>в треде про то как люди ничего не добились к 30 похрюкивая прибежал успешный 29 летний аспирант, выебавший 50+ тян
Какой же он пидарас
Охуеть Житомирська область
Сосед?
А мы его травим? Пока действий никаких не было, а порось-кун рвался только так.
