>Ссылку на прошлый тред забыл, "5-лет-на-дваче"
Насколько, по вашему мнению, Набоков политический писатель? В том смысле, насколько близко политике его творчество? На ваш взгляд, опять же, потому что сам В.В. справедливо считал, что не может представить свое творчество приятным тому или иному режиму.
Ну конечно он НЕ политический писатель и я полностью поддерживаю его слова. Единственное что можно добавить, что ему, как мне кажется, чисто по-человечески неприятны тоталитарных режимы, будь то Союз, Империя или Рейх. Это видно по многим его работам, в которых он затрагивает эту тему лишь постольку поскольку, где это показано тонко и со вкусом, как например в "Аде" описана Татария или общество в "Приглашении на казнь", но когда он попытался посвятить всю книгу этой теме, у него не вышло, я говорю про "Bend sinister". Видно, да, он не любит тоталитаризм, но ему это будто не очень интересно описывать, будто тема которая развита слабее всего выбралась на первый план и все портит. Но слава Богу после "Bend sinister" он такого не повторял. Как то так.
>Насколько, по вашему мнению, Набоков политический писатель? В том смысле, насколько близко политике его творчество?
Человека вышибли из родной страны (и это еще легко отделался, могли вообще убить). Лет 15 он наивно полагал, что скоро вернётся в свою родную Россию, а потом понял что возвращаться уже не придётся да и не куда, никакой России уже и нет. Начал строить конструкторы, совершенно, увы, не убедительные.
Я думаю любая, но вообще в сообщении я имел ввиду Российскую. На всякий случай скажу, что я имею ввиду именно политический строй, а не общество и людей, понятно, что он вспоминает с тоской то время, но это скорее просто тоска ностальгии по времени детства и юности, а никак не по монархии, которая ему, как я попытался предположить выше, не нравилась так же, как и другие авторитарные режимы.
Ну может быть, если вся твоя тирада про тоталитаризм была ради того, что Набоков - чмо, ты мог бы сразу так и написать. К тому же, если подумать, то каждый человек для кого то чмо. Любители тоталитаризма считают чмошниками ненавистников тоталитаризма и наоборот, левые считают чмошниками правых, а правые считают чмошниками левых, некоторые мужчины считают чмошниками женщин и некоторые женщины считают чмошниками мужчин. Это вполне закономерно и даже правильно. Тот факт, что нашёлся тот, кто считает Набокова - чмом, говорит о том, что Набоков делал все правильно.
«До “Лолиты” он написал девять книг. Все эти девять, а среди них “Дар”, “Машенька”, “Защита Лужина” могут быть охарактеризованы, как обычные эмигрантские романы.
Ну с прибамбасами, вроде втиснутой романом в роман истории Чернышевского, ну написанные более изощренным языком, чем эмигрантские романы, но все же эмигрантские, ни тематикой, ни мировоззрением, ни отбором героев не выбивающиеся из жизни.
<...>
Это романы типично профессорские, написанные умно, сложно, напичканные литературными изысками.
Читать их тяжело. Временами в них присутствуют искры гениальности, но они подавлены потухшей золой. Набоков – автор одной книги, и эта книга “Лолита”. Не потому, что это роман о любви мужчины к девочке, то есть испорченной, якобы, то есть клубничка, якобы. “Лолита” экстремально интересная книга потому, что это роман об отвращении к женщине.
<...>
Репутация Набокова в России была одно время непомерно раздута.
Особенно в Советский период. Дело в том, что Набоков как эмигрантский литератор крайне учтив и рафинирован в своем стиле. Дорогу в СССР ему проложила “Лолита”, а за нею прочли и другие его книги. Он опередил всех других писателей-эмигрантов.
Однако, вскоре стало ясно, что старомодная учтивость и сдержанность качество всех эмигрантских авторов, а не достоинство исключительно прозы Набокова. Увы, Набоков все-таки второстепенный писатель. Кроме изысканной “Лолиты” у него мало что есть.
К тому же книги его разнобойные. “Приглашение на казнь” близко к Кафке почему-то, его рассказы похожи сразу на всех писателей, у него нет доминирующей темы. Даже “Лолита” казалось бы удача, никуда не ведет.
Это всего лишь очень талантливая безупречная книга, где все компоненты сложились удачно в единое целое: в шедевр».
Да не, понятно, что я не считаю, что он буквально всех презирает. Селин, Мисима, Жене и Горький его "учителя", это понятно, очень чувствуется в его книгах их манера письма, так что было бы глупо, чтобы он их засирал. А вот его теплое отношение к Рембо не знал, это интересно
Конечно ему нравился Рембо
>Я думаю любая, но вообще в сообщении я имел ввиду Российскую.
Российская империя, с частной собственностью, правом на ношение оружия, капитализмом, свободой перемещения, соревновательными судебными процессами, выборной властью на всех уровнях - тоталитарная страна, шиз?
Конечно, тоталитарная страна с кровавым абсолютным монархом, да и в принципе капитализм, мнимая свобода перемещения для кучки людей, мнимая выборность власти далеко не на всех уровнях власти никак не влияет на показатель тоталитарности страны, как бы тебе этого не хотелось особенно капитализм, лол
Но если тебя это напрягает, то просто забей, сделай вид, будто я написал там только Союз и Рейх, зачем ты в залупу лезешь, там только прошлый тред потонул из-за срача каких /po/рашных
Кто называет? Дрочащие на дореформенную орфографию поехавшие булкохрусты?
>Скажу по секрету: среди нынешних российских поклонников Набокова у Г. Барабтарло незавидная репутация эксцентричного «фрика», уродующего набоковские тексты нарочитой архаизацией лексики и к тому же беззастенчиво вчитывающего в них собственные (порой весьма странные) ассоциации и интерпретации.
Двачую, везде слышал, что Ильин лучший переводчик Набокова, некоторые правда говорят, что перевод "Ады" лучше у Кириченко я в том числе, но в других произведениях большинство выделяет именно перевод Ильина, а Барабтарло ну такое себе.
Жаль, что Наполеонпроиграл битву при Барабтарло
"Отчаяние" — это то, каким должен был снять свой "Дом, который построил Джек" Триер. Две (может, три?) линии повествования: роман о том, как писатель Герман, решивший, что убийство — это форма искусства, пишет роман. Он этим еще "Мастера и Маргариту" напоминает, лол.
Отличный роман, в общем. Не вспомню ничего подобного.
Про "Подвиг" мало что скажу; скажу только, что очень жалко Мартына Эдельвейса, что автор не сделал его творческой личностью.
Сартр об "Отчаяние":
«Мне кажется, что <это> настойчивое стремление к самоанализу и саморазрушению достаточно полно характеризует творческую манеру Набокова. Он очень талантливый писатель — но писатель-поскребыш. Высказав это обвинение, я имею в виду духовных родителей Набокова, и прежде всего Достоевского: ибо герой этого причудливого романа-недоноска в большей степени, чем на своего двойника Феликса, похож на персонажей «Подростка», «Вечного мужа», «Записок из мертвого дома» — на всех этих изощренных и непримиримых безумцев, вечно исполненных достоинства и вечно униженных, которые резвятся в аду рассудка, измываются надо всем и непрерывно озабочены самооправданием — между тем как сквозь не слишком тугое плетенье их горделивых и жульнических исповедей проглядывают ужас и беззащитность. Разница в том, что Достоевский верил в своих героев, а Набоков в своих уже не верит — как, впрочем, и в искусство романа вообще. Он открыто пользуется приемами Достоевского, но при этом осмеивает их прямо по ходу повествования, превращая в набор обветшалых и неминуемых штампов: «Так ли все это было? <…> Что-то уж слишком литературен этот наш разговор, смахивает на застеночные беседы в бутафорских кабаках имени Достоевского; еще немного, и появится: „сударь“, даже в квадрате: „сударь-с“, — знакомый взволнованный говорок: „и уж непременно, непременно…“ там и весь мистический гарнир нашего отечественного Пинкертона». В искусстве романа, как, впрочем, и повсюду за его пределами, следует различать этап производства орудий труда: и этап рефлексии по поводу орудий уже произведенных. Набоков — писатель, принадлежащий ко второму периоду, и он без колебаний посвящает себя рефлексии. Он никогда не пишет без того, чтобы при этом не видеть себя со стороны, — так некоторые слушают собственный голос, — и едва ли не единственным предметом его интереса служат те изощренные ловушки, в которые попадается его рефлексирующее сознание.
<...>
Набоков (что это — самоуверенность или скептицизм?) далек от того, чтобы изобретать новую технику: высмеивая ухищрения классического романа, он не пользуется при этом никакими другими. Ему довольно и малого: внезапно оборвать описание или диалог и обратиться к нам с такими примерно словами: «Я ставлю точку, чтобы не впасть в банальность». Что ж, прекрасно — но что мы получаем в итоге? Во-первых, чувство неудовлетворенности. Закрывая книгу, читатель думает: «Вот уж воистину много шуму из ничего». И потом — если Набоков выше романов, которые пишет, зачем ему тогда их писать? Так, пожалуй, скажут, что он делает это из мазохизма, что ему доставляет радость поймать себя самого за надувательством. И наконец: я охотно признаю за Набоковым полное право на трюки с классическими романными положениями — но что он предлагает нам взамен? Подготовительную болтовню — а когда мы уже как следует подготовлены, ничего не происходит, — великолепные миниатюры, очаровательные портреты, литературные опыты. Где же роман? Собственный яд разъел его: именно это я и называю ученой литературой. Герой «Отчаяния» признается: «С конца четырнадцатого до середины девятнадцатого года я прочел тысяча восемнадцать книг, — вел счет». Боюсь, что Набоков, как и его персонаж, прочел слишком много.
<...>
Оторванность от почвы у Набокова, как и у Германа Карловича, абсолютна. Они не интересуются обществом — хотя бы для того, чтобы против него взбунтоваться, — потому что ни к какому обществу не принадлежат. Именно это в конце концов приводит Карловича к его совершенному преступлению, а Набокова заставляет излагать по-английски сюжеты-пустышки».
Что про Гумберта скажете? Лжехудожник он или кто?
Не знаю, откуда там у двоих выше ненависть к Сартру взялась, типо какая разница, левый или нет, Лимонова же кидали выше и нормально. Сартр по-моему великолепные пьесы писал, хотя про "Отчаяние" и Набокова я с ним категорически не согласен, но мне кажется, что важно иногда послушать и иное мнение, отличное от своего, чтобы не оставаться зашоренным
>>614220
>точка зрения
>быков
Как вы можете эти полуграмотную мразь читать вообще? "Искони было два протоганиста", это же просто не по-русски написано.
Сама структура Дара отрицает то, что жирная жидовская вошь нахуеплетила: герой романа знает, что эмигрантская публика не примет роман внутри романа о Чернышевском, так и эмигрантская публика в реальности отказалась печатать эти главы, ведь задели честь этого больного куколда (фактического куколда!).
Но если кому-то нравится жрать говно из жирной жидовской жопы жмитрия жыкова то его уже ничем не исправить.
А ты не русский чтоли? Неужели пан ебаный хохол снизошел до чтения литературы?
Пошлость это кстати не про письки, почитац что Набоков говорил про пошлость в исходном смысле - http://smartpowerjournal.ru/platitude/ - и подумой
Да, отличная книга. В чьём переводе читаешь? И как то подло из книги прекрасного стилиста и человека, славящегося описаниями, выкидывать описания и стиль. Типо, если убрать словоблудие и красоту из Фауста особенно из второй части это просто книга, где слегка умный мужик с чьОртом пиздит. И на это молятся немцы?
Или вот еще:
В пошлости есть какой-то лоск, какая-то пухлость, и ее глянец, ее плавные очертания привлекали Гоголя как художника. Колоссальный шарообразный пошляк Павел Чичиков, который вытаскивает пальцами фигу из молока, чтобы смягчить глотку, или отплясывает в ночной рубашке, отчего вещи на полках содрогаются в такт этой спартанской жиге (а под конец в экстазе бьет себя по пухлому заду, то есть по своему подлинному лицу, босой розовой пяткой, тем самым словно проталкивая себя в подлинный рай мертвых душ) — эти видения царят над более мелкими пошлостями убогого провинциального быта или маленьких подленьких чиновников. Но пошляк даже такого гигантского калибра, как Чичиков, непременно имеет какой-то изъян, дыру, через которую виден червяк, мизерный ссохшийся дурачок, который лежит, скорчившись, в глубине пропитанного пошлостью вакуума.
См.: http://nabokov-lit.ru/nabokov/kritika-nabokova/lekcii-po-russkoj-literature/nash-gospodin-chichikov.htm
Ну про Фауста сабж все сказал:
>Среди наций, с которыми у нас всегда были близкие связи, Германия казалась нам страной, где пошлость не только не осмеяна, но стала одним из ведущих качеств национального духа, привычек, традиций и общей атмосферы, хотя благожелательные русские интеллигенты более романтического склада охотно, чересчур охотно принимали на веру легенду о величии немецкой философии и литературы; надо быть сверхрусским, чтобы почувствовать ужасную струю пошлости в «Фаусте» Гете.
По ошибке считая немцев виновными в потери родины и социализме, Набоков неплохо так накидывал про капустоедов-дегенератов:
>отчетливо знал, за что ненавидит его: за этот низкий лоб, за эти бледные глаза; за фольмильх и экстраштарк, – подразумевающие законное существование разбавленного и поддельного; за полишинелевый строй движений, – угрозу пальцем детям – не как у нас стойком стоящее напоминание о небесном Суде, а символ колеблющейся палки, – палец, а не перст; за любовь к частоколу, ряду, заурядности; за культ конторы; за…
Да, последняя цитата оборачиваема и вырвана подло из контекста но страсть не скрыть
>где слегка умный мужик с чьОртом пиздит. И на это молятся немцы?
Цикл восточноевропейских залепух про диалог местного ботаника с заезжим итальянцем (Фауст, пан Твардовский и тд) это просто пиздец, какое-то окно в бездны духовной ничтожности соответствующей ДО-романтической эпохи. Особенно решающий маневр, когда Бог спасает пидораса-ботаника, наворотившего дел просто так, чтобы все охуели как нашим пацанам масть пошла.
Фауста я просто так в пример привел, первым на полке в глаза попался и написала про него, так то я надеюсь понятно, что я имел ввиду, что можно любую книгу описать так, как была сейчас описана "Ада". Типо и "Процесс" Кафки про то, как мужик без имени ходит и тупит везде, и "Братья Каломазовы" про то, как все хотят папеньких денег, папенька поебаться, а Леша со старцем сидеть-пердеть и про Бога говорить, и "Кому на Руси жить хорошо" про то, как несколько мужиков нашли бесконечную водку и ходят ищут счастливого себе собутыльника.
"Аду" и не хотел пинать, мой любимый роман у Набокова. Просто глупыми примерами про Процесс, Фауста, Братьев и Русь я хотел показать, что аак то не правильно специально выкидывать хорошее из книг, выставляя на показ голый сюжет, да к тому же по КВНовски его выставлять.
Кстати, анон, который про "Аду" писал, так в каком переводе ты читаешь?
Зачем же ты перевираешь слова? Почему ты решил, что выставить мою позицию абсурдной будет лучше, хотя она изначально не была такой? Почему ты сделал так?
Я же не писал так, я написал, что нельзя из книги выкидывать все ее хорошие составляющие, выставляя только перешученный тобой голый сюжет. Это прекрасная книга, с отличным сюжетом про больную любовь и не совсем здоровых людей, идущих ради этой любви против общества, про людей, забывающий про все на свете ради своей страсти, что в конечном итоге рушит их жизни все таки большую часть жизни они несчастны, это один из смыслов романа, как бы в конце им не было хорошо, большую часть жизни они прожили в страхе, нелюбви, печалм и жизни их близких ближайший пример Люсетт, которая оказалась невольным участником больной любви двух сладострастников и в итоге не выдержав всего, убила себя. И это вкратце, разбирая сюжет еще подробнее, хорошо видно его проработанность и глубину. И вот уже помимо этого идут прекрасные язык и стиль Набокова, неповторимые, которыми наслаждаешься весь роман и дальше идут интересные мысли и отступления, которые Набоков то и делает, добавляя в роман глубины.
И я считаю, что оценивать роман нужно по всем этим параметрам вместе, а не так, как сделал ты, выкинув язык и стиль, как "Ненужные" и ужав и перешутив сюжет.
Не убедителен твой пост. Разводить в треде Набокова малограмотные фантазии, не представляя себе настроений эвакуировавшихся из Крыма и осевших в Берлине и Париже, не зная базовых цитат, — это вообще пушка.
> А когда мы вернемся в Россию? Какой идиотской сантиментальностью, каким хищным стоном должна звучать эта наша невинная надежда для оседлых россиян. А ведь она не историческая, — только человеческая, — но как им объяснить? Мне-то, конечно, легче, чем другому, жить вне России, потому что я наверняка знаю, что вернусь, — во-первых, потому что увез с собой от нее ключи, а во-вторых, потому что всё равно когда, через сто, через двести лет, — буду жить там в своих книгах, или хотя бы в подстрочном примечании исследователя. Вот это уже, пожалуй, надежда историческая, историко-литературная...
Сравни с Адамовичем:
Когда мы в Россию вернемся... о Гамлет восточный, когда? —
Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода,
Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком,
Но только наверное знать бы, что вовремя мы добредем...
Больница. Когда мы в Россию... колышется счастье в бреду,
Как будто «Коль славен» играют в каком-то приморском саду,
Как будто сквозь белые стены, в морозной предутренней мгле
Колышутся тонкие свечи в морозном и спящем Кремле.
Когда мы... довольно, довольно. Он болен, измучен и наг,
Над нами трехцветным позором полощется нищенский флаг,
И слишком здесь пахнет эфиром, и душно, и слишком тепло.
Когда мы в Россию вернемся... но снегом ее замело.
Пора собираться. Светает. Пора бы и трогаться в путь.
Две медных монеты на веки. Скрещенные руки на грудь.
>Сравни с Адамовичем:
Сравни с Набоковым
Бывают ночи: только лягу,
в Россию поплывет кровать,
и вот ведут меня к оврагу,
ведут к оврагу убивать.
Проснусь, и в темноте, со стула,
где спички и часы лежат,
в глаза, как пристальное дуло,
глядит горящий циферблат.
Закрыв руками грудь и шею,-
вот-вот сейчас пальнет в меня -
я взгляда отвести не смею
от круга тусклого огня.
Оцепенелого сознанья
коснется тиканье часов,
благополучного изгнанья
я снова чувствую покров.
Но сердце, как бы ты хотело,
чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
и весь в черемухе овраг.
Предлагаю тебе представить что люди не являются запрограммированными НПС, с единственно-сформированным набором мнений на каждый случай жизни.
>Разводить в треде Набокова малограмотные фантазии, не представляя себе настроений эвакуировавшихся из Крыма и осевших в Берлине и Париже, не зная базовых цитат, — это вообще пушка.
Проблема не в том что ты подлец, а в том что ты в своей аганжированности не замечаешь собственной подлости. Очевидно что анон выше мысль сказал провокационную, но твой ответ это попытка придавить провокационность еще большой провокационностью законченных суждений.
> не читал в одном интервью набокова одно мнение
> в одном интервью
> одно мнение
> всем известная цитата из «Дара», кредо, которое все остальные прижизненные высказывания только поддерживают
> одно мнение
> всего спектра мнений
Семён, ты троллингом тупостью и так полбукача засрал.
Не понял откуда у тебя столько агрессии, и да, мне не знакома твоя цитата. Я запомнил его предисловие к английскому изданию романа "Король, Дама, Валет":
>Из всех моих романов этот лихой скакун — самый веселый. Эмиграция, нищета, тоска по родине никак не сказались на его увлекательном и кропотливом созидании. Зачатый на приморском песке Померании летом 1927 года, сочинявшийся в продолжение зимы следующего года в Берлине и законченный летом 1928 года, он был опубликован там в начале октября русским зарубежным издательством «Слово». Это был мой второй русский роман. Мне было двадцать восемь лет. К тому времени я прожил в Берлине, с перерывами, лет шесть. В числе многих других интеллигентных людей я был совершенно уверен, что не пройдет и десяти лет, как все мы вернемся в гостеприимную, раскаявшуюся, тонущую в черемухе Россию.
Монтрё, 28.03.1967.
Чтоб не отставать от соседнего Булгаков-треда хочу провести перепись здравомыслящих здесь.
Набоков написал "Роман с кокаином"?
Зачем ты это стихотворение запостил? У меня от него испанский стыд. Раздражают эти убогие многоточия, неубедительные умолчания, бездумно позаимствованные у Анненского, неудачная отсылка к "После женевской казни" Случевского, боязнь глагола, натянутая концовка. Удивительно даже, как умница Адамович мог так изменить чувству меры.
Тричую. У человека в каждом третьем произведении подняты какие либо провокационные и откровенные темы, а тут вдруг стремается. И типо ни его сын, ни ЖЕНА, которая за каждый кусочек наследия Владимира Владимировича жопу рвала, ничего не говорят, хотя на официальный момент написания романа они уже 10 лет были женаты.
11 лет назад впервые начал жёстко угорать по Набокову и прочитал много его произведений подряд. Последним на то момент был "Бледный огонь". Все твердили, что это гениальная вещь, вот я и решил оставить ее под конец. Сразу для себя решив, что я не еблан и мне не нужны никакие комментарии, чтобы понять, так что дочитав поэму до конца, я закрыл книгу с мыслями, что хорошая вещь, но пиздец короткая, а комментарии, созданные, конечно же, для дураков, занимают большую часть книги, хотя так быть не должно. После этого вернулся к этой вещи через 4 года, когда подучил английский. Прочитав ее точно так же, без комментариев, нужных для дебилов, я решил, что на английском даже лучше, но все еще пиздец коротко, я ебал. Делал еще раза 2 так же последующие 7 лет. И теперь,две недели назад, слушая какую то лекцию про Набокова, я слышу заветные слова, что ВЕСЬ сюжет спрятан в комментариях. Одновременно стало стыдно, обидно и очень злостно. Сейчас купил себе новое издание Бледного огня в переводе Веры и читаю, очень нравится. Набоков гений. Я еблан.
Представьте, что вы предприниматель с огромным опытом ресторанного бизнеса.
И вот вы берёте книжку "Рестораны для чайников: как открыть свою столовую" и читаете всякую банальщину, значительная часть которой давно устарела, вперемешку с откровенной хуетой - знаете, такой аналог "Справочника для писателей" Эльвиры Барякиной.
Вот примерно такие чувства (если у вас получилось их представить), я и испытываю, когда беру всех этих Моэмов, Джеромов К. Джеромов и прочих Мэри Шэлли, Гюго и Мопассанов.
Восторгаться стилистикой Набокова у меня не получается. Человек надрачивал на вензеля, его роман "Дар" отвратен настолько, что меня хватило страниц на 10 чтения этого напыщенного бреда. Бунин - просто ниочёмный, это надо умудриться вообще - так разрисовать завитушками откровенное пустословие.
Окей, я не фанат такой стилистики. Может быть дело в сюжетности?
Да нет. Срать мне и на приключения Дартаньяна и на приключения Артура Дента или Йона Тихого. Примерно одинаково. Не увлекает вообще. Правда. Вообще похрен, что будет с главными героями. Не вызывает никаких эмоций кроме понимания, что всё это - скучно.
Очень чувствуется, что это игра в куколок. Просто одни игруны в куколок пишут чуть более профессионально, чем другие. Но всё какое-то ненастоящее. И какое-то глупое.
https://author.today/post/75625
> Почему я перестал читать художественные книги
> Автор: Дмитрий Вишневский
Кто это блядь такой?
Вот ты ебанько, если ты серьезно написал про безграмотность. А гуглить твоих неизвестных пидарасов я не собираюсь, ты развыебывался, что он классик, вот ты и докажи это. Я не зашоренный еблан, если бы ты показал, что он действительно известный и т.д., я бы ничего против не сказал, а ты сразу в позу встал, падла.
Так нахуй, расставляю все точки над i.
Я действительно левый антисоветчик Но не слишком рьяный, меня в основном Сталин и его время раздражают, к остальному я отношусь сносно, хоть и не марксист
Я действительно пиздец зеленый Простите, я не специально так поздно узнал о двачах и ещё позднее о букаче
Я действительно использую определение из википедии Потому что я зеленый и туповатый. Хотя я себя туповатым не считаю, вы всё равно меня так назовёте, так что действую превентивно
Уже хорошо. Где можно видеть википедийный тоталитаризм, скажем при кхе-кхе Николае 2? Пожалуйста, без речей про 1905 и расстрелы рабочих, оно приведет к тупиковой игре в футбол головами. Тоталитаризм интересен мелочами, например, отсутствие свободы слова, абсолютное подавление инакомыслия и прочая прочая. Вот об этом вот спрашиваю.
Да всё, разъебали вы меня, что ты, что люди, отвечающие на другие мои посты. Я понял, что на двачах нельзя говорить какие либо спорные вещи, даже если ты отвечаешь на чей то вопрос, если ты не готов спорить. Ниже я попробую капельку оправдаться, но знай, что вы меня все разъебали и я не могу и не хочу дальше спорить. Да, потому что я зеленый и туповатый. Зато можете порадоваться, сегодня вы научили залётного не пиздеть лишний раз
Нельзя говорить о тоталитарной Империи, не учитывая 1904-1905 года и т.д., это сразу сильно сковывает руки. Плюс вписывая Империю я скорее держал в голове образ Империи времен Николая I Маняврирую, а там было и отсутствие свободы слова очень серьезное и очень серьезное подавление любого инакомыслия.
Ещё раз извините, что распизделся, просто пообщаться хотелось.
Чем тебе Машенька не понравилась? Хороший коротенький роман, как по мне. А так прочитай Защиту Лужина, может Band Sinister, хотя мне очень этот роман не нравится, есть много людей, которые вносят его в список своих любимых, может быть ты один из них, кто знает. Король, Дама, Валет хороший роман, чуть тягомотный, но мне лично очень нравится. Больше не знаю, что тебе посоветовать, если тебе Машенька и Дар не понравились, только может рассказы.
Не, тут проблема в другом. Само по себе описание РИ как тоталитаризма оченно нетипично, даже гротескно. Его больше любят называть авторитаризьмом, даже в левом дискурсе. Ну и тоталитаризм вродь 20 века феномен.
>зеленый
решительно, совершенно другое значение слова, ну да и похуй.
Подавление свободы слова бывает разной степени, опять-таки при Палкине оно характерно больше для авторитаризма.
Да ладно. Тут все твои друзья.
Ну, если тебе это не нравится, то зачем вообще читать тогда Набокова, он де весь такой? Попробуй почитать Буковски, Селина или еще кого-нибудь из таких авторов, с более резким и грубым языком без подьеба, если что, мне Буковски и Селин тоже в известной степени нравятся
>>615324
Ладно, хорошо, я в принципе и не настаиваю особо. Наверное, если бы я в моем сообщении выше, где я про политичность Набокова писал, вообще не упоминал никаких стран, остановившись лишь на том, что "Набокову, как мне кажется, неприятны тоталитарные страны", было бы даже лучше.
чо, стоит брать 4хтомник за 500₽ бу? вроде как и сильно дешевле, чем в магазине, но я эти бу знаю, то страницы нет, то харчок найдешь, то еще чо.
Третьего дня, по совету проверенных камрадов, приобрёл новый мегадевайс...
>Давайте теперь в треде про Набокова обсуждать Пучкова и плодить очередной пустопорожний срач левых с правыми.
В твоих силах написать какой-то пост, в котором будет что-то поинтереснее споров левых и правых. Но ты вместо этого ноешь, что обсуждают не то, что интересно тебе.
Но это не более чем предисловие. Теперь можно поговорить и о том, почему с моей точки зрения, с кучи книг, прочитанных мной в течение жизни, «Лолита» — одна из самых переоценённых книг мировой литературы.
Ведь, прежде всего, она написана плохо.
Я не читал английский оригинал, знаком только с авторским переводом на русский язык — и что сказать? — напыщенные, тяжеловесные пассажи, стилистический выпендрёж на пустом месте. А как же иначе? Автор-то позиционирует себя, как непревзойдённого стилиста и исключительного знатока русского языка, тут уж, конечно, нельзя писать просто, надо пританцовывать и подвывать, плавно помахивая руками над головой. Иначе никто не поверит, что стиль — есть. Есть ли «стиль» у Пушкина? Есть ли «стиль» у А.Н.Толстого? И тот и другой писали книги, чтобы рассказать некую историю, а стиль появлялся, как смазка сюжета, как приятное добавление к интересной истории. Поэтому, чтобы увидеть стиль Пушкина, надо напрячься. А «набоковский стиль» буквально в глаза бросается. Очень сложно его не заметить, напрягаться не надо. Только это дурной стиль. Так не говорят, да и читать «набоковские» пассажи трудно, они не звучат при произнесении вслух, в них нет музыки русского языка, зато есть напряжение унылой лекции, излагаемой с профессорской кафедры засыпающим студентам.
Кроме того, неинтересный сюжет. Вся история Гумберта Гумберта, Куильти Куильти и Лолиты Лолиты умещается на паре страничек. Для того, чтобы из двухстраничного рассказика получился роман, Набоков вставляет туда ненужные эпизоды (русский офицер, не смывший воду в унитазе — зачем это? какое отношение это имеет к педофилии Гумберта Гумберта или его любовной истории?), вставные главы (длиннейшее описание дурацкой поездки к эскимосам — какие эскимосы? при чём здесь эскимосы? — ни один из поклонников романа не смог мне объяснить, для чего нужна эта глава), утомительные перечисления (список учениц класса Лолиты — просто передранная страница телефонного справочника). В общем, в текст «для атмосферности» и издательского листажа влито несколько вёдер воды.
Вдобавок, роман настолько по-ученически иллюстрирует популярные фрейдистские брошюрки, что Набоков специально в пердисловии предупреждает, что к роману с фрейдистскими критериями приближаиться НЕЛЬЗЯ. А то исчезнет «волшебство очарования». Ибо писалась «Лолита» откровенно по статейкам фрейдистов (не самого Фрейда, а его примитивных коммерческих подражателей) и слишком заметно, как мало в строении романа собственно творчества. Просто раскрашенная фрейдистская схема, иллюстрация к популярному изложению фрейдизма, и всё. Например, история с сорвавшимся любовным свиданием в детстве Гумберта Гумберта — пересказ главы о формировании невроза из учебника психоанализа.
Наконец, в романе банально нет образов. Что за человек Гумберт Гумберт? Что он любит, кроме двенадцатилетних девочек? А мы не знаем. Он не человек, он сюжетная функция. Он подробно излагает свою биографию, но биография ничего не означает, кроме вышепомянутого прояснения поп-фрейдистского диагноза (видите ли, в подростковом возрасте Гумберту Гумберту помешали соединиться с девочкой-ровестницей, в результате он зациклился на этой ситуации и постоянно пытается её воспроизвести). Мама Лолиты? Пустое место, картонная фигура.
Сама Лолита? И о ней мы не узнаём ничего, так что все сюжетные повороты, типа, потеря Лолитой девственности в лагере для скаутов и бегство с Куильти Куильти оказываются сюрпризом для читателя. Ничего не вытекает из характера Лолиты, потому что никакого характера у неё нет. И это, кстати, лучшее опровержение утвердждения, что роман Набокова, мол, о любви. Любовь, на самом-то деле, не исчерпывается сексуальной тягой. Эротическому притяжению всегда сопутствует интерес к личности, к человеку, а не к комплекту гениталий. Но к Лолите, как к человеку, Гумберт Гумберт не проявляет ни малейшего интереса. Он не пытается её понять. Поэтому патетическая предфинальная сцена последней встречи Гумберта Гумберта и Лолиты в контексте всего повествования оказывается опять-таки полной неожиданностью. И потому это плохо – такие рояли в кустах суть неизбежные атрибуты третьесортной литературы.
Чуть лучше обстоит дело с Куильти Куильти, но этот вроде бы эффектный персонаж механически составлен из разнородных деталей, плохо пригнанных друг к другу и, вдобавок, в отличие от главгера, не имеет никакого прошлого: подобного литературного героя можно придумать, но нельзя выстроить ему биографию, он появляется из ниоткуда, по сюжетной надобности, не имея генезиса.
И так весь роман. Пустота. Болтовня. Картонные персонажи. Высокопарные, напыщенные рассуждения, не стоящие выеденного яйца.
Роман писался явно на скорую руку, может, за пару недель, для денег и для скандала. О, набоковеды повествуют о многолетнем неустанном писании этой вымученной книжки, о глубоких размышлениях Набокова... Но это враньё. Достаточно обратить внимание, что даже в собственном переводе «Лолиты» Набоков ухитрился потерять часть текста (забыл перевести часть главы и сам этого не заметил), как становится ясно, насколько тщательно всё это сочинялось.
Ну, скандал разразился, да. И прославил скандалиста. Отличный коммерческий расчёт. Набоков с тех пор был признан мэтром, пишущим профессором и вообще сделал карьеру. Был риск, что скандал его уничтожит. Но Набоков рискнул и выиграл.
К моменту написания «Лолиты» он понял, что его карьера русского писателя провалилась, потому что нет людей, которые могли бы и хотели бы читать хорошие книги по русски — уже сверстники Набокова предпочитали французский и английский, а более молодое поколение эмигрантов русский язык вообще не знало. Попытка стать англоязычным писателем тоже провалилась — два романа, очень старательно написанных, не вызвали ни малейшего интереса у читателей. Поэтому Набоков пошёл ва-банк, выбрал наиболее скандальную, как ему казалось, тему и украсил её множеством ссылок на престижную Большую Литературу.
Плюс, сам сюжет «Лолиты» является развёрткой довольно пошлой метафоры: «пресыщенная извращённая Европа соблазняет и развращает юную и свежую Америку» или, если хотите, наоборот — «юная и хищная Америка соблазняет и бросает старую извращённую Европу». Матафора эта неточная и ничего не объясняющая, но привлекательная своей кажущейся интеллектуальностью. При чтении «Лолиты» можно почувствовать себя умным без малейшего напряжения умственных способностей. Это ценно!
И такой трюк принёс "профессору филологии" Владимиру Набокову большой успех как у читателей, так и у литератроведов.
Кстати, если бы сам Набоков не настаивал так упорно на скандальности темы — никто бы не заметил, что «Лолита» «ужасная», «порнографичная» и «скандальная». Эротики в «Лолите» нет, точно также, как нет психологии. И то и другое заменено рассуждениями. Патологичность? Она тоже громогласно заявлена автором, но сам роман спокойно укладывается в длинный ряд книг с похожим сюжетом. Романов о любви взрослого мужчины к девочке-подростку более чем достаточно, от Федора Достоевского до Колетт, и читателей это никогда не шокировало. Сам Набоков тому пример — в «Камере Обскура» (кстати, этот роман на две головы выше «Лолиты» и много лучше написан) развратная героиня тоже девочка-подросток, и ничего, никто не ахает в ужасе. Набокову пришлось буквально изо-всех сил выпячивать «извращённость» и «непристойность» выбранного им в «Лолите» сюжета, чтобы вызвать скандал.
Набоков молодец. Он ловок и умён, как жулики-портняжки из сказки Андерсена «Новое платье императора», которые поставили умников в такое положение, что все были вынуждены врать и притворяться, находя несуществующие достоинства в пустоте.
https://alexander-pavl.livejournal.com/211387.html
Кек, там еще в обсуждении Леха "Шелли" Андреев топит за булгаковское авторство "12 стульев". Я знал, что Леха долбоеб, но чтобы настолько.
>Плюс, сам сюжет «Лолиты» является развёрткой довольно пошлой метафоры: «пресыщенная извращённая Европа соблазняет и развращает юную и свежую Америку» или, если хотите, наоборот — «юная и хищная Америка соблазняет и бросает старую извращённую Европу». Матафора эта неточная и ничего не объясняющая, но привлекательная своей кажущейся интеллектуальностью.
Что за долбаеб это написал?
Вот, смотрите, как это происходит на практике: любой человек, что начинает анализ «Бледного пламени» Набокова не с Тютчева — профан, набор пустот, ибо он никогда не доберётся до узлового момента конкретно этого pale-fire-произведения: важно не сюжет помнить, а различные этимологии слова «знание», и, соотвественно, контекст опытов Ломоносова, которые, между делом, подарили нам слово «свет», как (тогда) одно из значений «силы интенсивности», соотвественно, без памяти об этом, человек прочтёт не ту книгу, что писал Набоков, если пропустит «цитаты» из Тютчева, ибо всё, что нужно, то Набоков написал ещё на родном языке, где такие нюансы уже была ткань его текстов, не обращаемая истлевающей стороной к пламени прочтения.
Можно ли без Тютчева обсудить Pale Fire Набокова? Можно, в конечном счёте, Тютчеву предшествовало в культуре то, что он собой выражал, соотвественно, вы либо упрётесь в Тютчева, любо Тютчева и проанализируете, сами того не понимания. Но «Тютчев» — это пароль к Pale Fire. Фактически, нам кинули каркас того, как «тютчевиана» реализуется в английской поэзии. Спасибо!
Мне нужно ехать в одно изолированное место, где нет интернета. Читалки у меня нет, в телефон кнопочный. Книгу могу взять только одну и мне нужно выбрать между "Отчаянием" и "Взгляни на арлекинов". Что мне взять, если мне у Наьокова очень понравились "Лолита", "Ада" мой любимый у него роман, "Машенька" и "Король, дама, валет" хороши, "Защита Лужина" более-менее, а "Bend sinister" показалась любым калом.
Заранее всем спасибо!
Ды хуй знает, кого бы там хвалил Набоков, вкусы у него были своеобразные, а сам он человек был слишком сложный, чтобы точно утверждать, похвалил бы он кого или нет. Если тебе это интересно, то почитай его лекции о русской литературе, а может ещё и по иностранной, а потом сравнивай, за что ругает и хвалит книги В.В. и что из этого присуще книгам Пелевина
>Пелевин же хороший стилист
О, да: "сел на сиденье рядом с ним", "заложив за голову сложенные руки", "явственно заметное течение", "не знаю даже, что сказать, — сказал он", "чтобы восстановить дыхание, я сделал дыхательное упражнение", "его лицо было очень интеллигентным". Ошень кароши стиль!
Ну так и у Толстого есть ошибки, и у Гоголя встречаются, однако обоих Набоков хвалил. Не за такое ведь критикуют, вернее не только ведь за такое. В остальном же Пелевин хороший стилист и пишет красиво, незаурядно и с довольно необычными диалогами. Почему Набоков бы его не похвалил?
>Пелевин
У твоего графомана отдельный тред есть, хули ты тут забыл? Хочешь получить подтверждение, что ты не говноед, потому что Набоков одобрил бы Плевмана и тем самым подтвердил бы, что Плевман не говно?
Не получишь.
>хороший стилист
У Пелевина есть стиль. Это стиль школьного сочинения "Как я провел лето". Автору не мешало бы поучиться у Обломова, которого Гончаров заставил мучаться из-за составляемого письма, потому что в нем выходило "два раза сряду что, а там два раза который". Чтобы стать писателем, недостаточно просто знать слова, а Пелевин и слов-то, прямо скажем, знает совсем не много.
http://pelevin.nov.ru/stati/o-ulan/1.html
>пишет красиво
Это ничего, что автору “Чапаева” не удается свободно писать на литературном языке. Ну и пусть; пусть стилизовать язык интеллигента десятых годов Пелевину удается лишь на уровне киношной белогвардейщины (“отчего же?”, “вы полагаете?”, “отнюдь”). Все равно ведь “мысль изреченная есть ложь” (да и неизреченная тоже), все равно “слова неизбежно упрутся в себя”. Поэтому надо просто повернуть башню с глиняным пулеметом вокруг оси – нет, не спародировать литературный язык (это сложно), а дискредитировать его. Как? Высокие слова уморить травестией (“блудливое целомудрие”, “трипперные бунинские сеновалы”, “духовный мусоропровод”, “сутенеры духа”), низкие слова обработать бурлеском (“сиська в себе”, “вечный кайф если раз вставит, то потом уже не кончится никогда”, “возьмите экстаз [наркотик] и растворите его в абсолюте [водке]”). Смешать высокое с низким вплоть до неразличения, соединить несоединимое, довести речь до абсурда, до вавилонского столпотворения. А самому остаться на пятачке языкового пространства – в “слепой зоне” разноязыкого жаргона.
http://www.globalrus.ru/impressions/133635
>незаурядно
Пелевин же как будто сознательно поставил перед собой задачу писать так, чтобы стоящие рядом слова ни в коем случае не вступали в новые, оригинальные сочетания. Когда Слава Сергеев попытался слепить пародию на «Чапаева и Пустоту» в «Новом литературном обозрении» (1997, № 28) — из этой затеи ничего не вышло: невозможно подделаться под слог, которого нет.
http://pelevin.nov.ru/stati/o-novik/1.html
Щас опять какой-нить плевмановский фанбойчик начнет ныть, что я цитирую и ссылки даю, а не своими словами пересказываю.
>Что думаете про Набокова с точки зрения увлекательности?
Вполне увлекательный автор.
>Можно ли его языком написать авантюрный роман?
Можно понимать Лолиту как своего рода авантюрный роман, но это спорно.
>Насколько, с вашей точки зрения, у Набокова проработаны персонажи?
Что ты понимаешь под "проработанностью персонажа"?
>Что думаете про Набокова с точки зрения увлекательности?
Набоков ОЧЕНЬ увлекательный автор, читать его - одно удовольствие.
>Можно ли его языком написать авантюрный роман?
Выше писали про "Лолиту", я добавлю его роман "Подвиг". Мне кажется, что два эти романа показывают, что таким языком можно спокойно писать авантюрную литературу и делать это отлично.
>Насколько, с вашей точки зрения, у Набокова проработаны персонажи?
Тоже двачую анона выше, тут нуюно разобраться, что для тебя "проработанный персонаж". Сам же я скажу, что для меня все его персонажи проработаны. Я всегда понимаю, почему персонаж делает тот или иной поступок, почему они думают так, а не иначе и тому подобные вещи, которые, как по мне, говорят о проработанности персонажа.
Мне у Набокова читать даже описание всяческих пустяков и бытовых мелочей интереснее, чем иной авантюрный роман.
А персонажи... Мне кажется, многие его персонажи очень метко и остроумно выведены, но Набоков часто отказывается почему-то разглядеть в них какую-то человеческую глубину, и они так и ходят по страницам его книг забавными карикатурными болванчиками. Главгероя обычно такая участь не настигает, он наблюдатель, а вот вокруг него выстраивается такой опереточный мирок, полный забавных и раздражающих мелочей. В Лолите меня это, если честно, утомляло, но в Приглашении на казнь эта формула обретает уже прям какой-то трагический накал.
Это не роман, а рассказ.
https://cyberleninka.ru/article/n/k-voprosu-o-genezise-romana-lolita
Про Лолиту не знаю, но германофобия Набокова, скрещенная с его желанием взять из немецкой литературы некоторые вещи, хорошо известна.
«Инцест, и в особенности инцест между братом и сестрой, в самом деле долгое время был «модной темой» в немецкой литературе и искусстве. Национальный эпос, который лежит в основе вагнеровского цикла «Кольцо Нибелунгов», повествует о Зигфриде, являвшемся (по крайней мере, в трактовке Вагнера) сыном потомков Вотана, детей Вёльсунга близнецов Зигмунда и Зиглинды. Эта история легла в основу «Валькирий», второй оперы из цикла о Кольце. Произведения Томаса Манна, одного из набоковских bêtes-noires, можно назвать компендиумом темы инцеста в немецкой литературе. Имена соединенных инцестом брата и сестры в новелле Манна «Кровь Вёльсунгов» перекликаются с именами (и с грехом) их прототипов из вагнеровской оперы, представление которой они посещают. Роман Т. Манна 1951 года «Избранник», история о жившем в средние века римском папе, родители которого принадлежали к королевскому роду и были братом и сестрой, «основана, — как говорит писатель, — главным образом на стихотворном эпосе „Григорий из Штейна“ средневекового немецкого поэта Гартмана фон Ауэ (ок. 1165–1210), который, в свою очередь, позаимствовал эту рыцарскую легенду из французского». Тема любви между братом и сестрой становится особенно распространенной в немецкой литературе в 1920-х годах, то есть как раз в то время, когда Набоков находится в Берлине. В 1922 году Франк Тисс (Frank Tiess) получил скандальную известность благодаря своему роману «Die Verdammten» («Проклятые»), в котором кровосмесительные отношения между братом и сестрой изображаются как составная часть картины жизни немецко-балтийской аристократии. Произведение Гюнтера Биркенфельда (Gunther Birkenfeld) 1929 года «Dritter Hof Links» («Третий двор налево», в английском переводе «A Room in Berlin») — еще один шумный роман того времени — повествует о брате и сестре, которые сошлись друг с другом из-за стесненных условий жизни, вызванных нищетой. Еще один немецкий бестселлер 1929 года, который Набоков неодобрительно поминает в том же рассказе 1931 года, — «Брат и сестра» Леонарда Франка.
Набоковский Берлин был «окутан» произведениями об инцесте. Это обстоятельство общего характера, а в особенности «Брат и сестра» Л. Франка, специально упомянутый в раннем рассказе Набокова, возможно, оказали влияние и на написанную много позже «Аду». Прежде чем двигаться дальше, мы должны выяснить один предварительный вопрос. Набоков часто утверждал, что, несмотря на свое пятнадцатилетнее пребывание в Берлине, не знал немецкого языка. Вот одно из типичных упоминаний об этом, взятое из предисловия к английскому переводу романа 1928 года «Король, дама, валет», действие и все действующие лица которого связаны с Берлином: «Я не говорил по-немецки, у меня не было немецких друзей, я не читал ни одного немецкого романа ни в оригинале, ни в переводе». К этому категоричному заявлению следует относиться с некоторой осторожностью. Набоков не только ссылается на роман Франка в своем рассказе, написанном в 1931 году, а также в более позднем романе «Дар», но и в романе 1930 года «Защита Лужина» содержится интересная параллель к произведению Франка.
В романе Франка «Брат и сестра» есть сцена, которая происходит весной 1924 года. Ставшие любовниками брат и сестра, Константин и Лидия, прогуливаются по берлинской Фридрих-штрассе. Проходя мимо магазинной витрины, они видят «восковую фигуру в натуральную величину, изображавшую человека с двумя головами: одно лицо у него было веселым, а другое — горестным и удрученным; он постоянно откидывал полы пальто, сначала открывая пикейный жилет, залитый чернилами, а затем, просияв, другую сторону, белоснежную — потому что в кармане лежала непроливающаяся перьевая ручка». Замечательно похожее описание можно встретить и в романе Набокова «Защита Лужина». Гроссмейстер Лужин прогуливается с женой по берлинской улице зимой 1929–1930 гг.: «Немного дальше он замер перед писчебумажным магазином, где в окне бюст воскового мужчины с двумя лицами, одним печальным, другим радостным, поочередно отпахивал то слева, то справа пиджак: самопишущее перо, воткнутое в левый карманчик белого жилета, окропило белизну чернилами, справа же было перо, которое не течет никогда». Эта параллель особенно удивительна, если вспомнить о том, что произведение Франка было опубликовано в 1929 году, а набоковский роман — в 1930, однако она не совсем убедительна.
Судя по рецензиям, роман Франка был опубликован в конце 1929 г. Набоков закончил «Защиту Лужина» летом того же года, и начальные главы романа появились в последнем выпуске парижского эмигрантского журнала «Современные записки» за 1929 год. Упоминание о восковом манекене появляется, однако, во втором выпуске 1930 года, то есть после публикации романа Франка. Основной вопрос, естественно, в том, когда Набоков вставил этот фрагмент в текст. Была ли рукопись завершена ко времени появления романа Франка? Эти вопросы остаются без ответа. Имеющиеся факты позволяют предположить, что, исходя из хронологии, возможность такого заимствования существует. Следует также иметь в виду, что оба писателя в 20-е годы жили в Берлине и вполне могли видеть эту восковую фигуру, которую каждый из них перенес в свой роман. Если же Набоков заимствовал образ у Франка, то скорее из оригинального немецкого издания, чем из вышедшего в ноябре 1930 года английского перевода. Впрочем, английским переводом он мог воспользоваться, ссылаясь на роман Франка в рассказе, который был написан в декабре 1931 г. Вне зависимости от того, заимствовал Набоков эту восковую фигуру из романа Франка или же видел ее собственными глазами, ему несомненно было известно об этой книге, посвященной теме инцеста. Неясно, правда, насколько хорошо был Набоков знаком с романом Франка. Кроме всего прочего, этот эпизод делает признание Набокова в том, что он был совершенно не осведомлен о немецкой литературе 20-х–30-х годов, весьма сомнительным. Враждебность Набокова ко всему немецкому хорошо известна, и вполне возможно, что его огульное отрицание отражает скорее общее отношение, чем реальные факты.«
««Ада» Набокова, как нам представляется, не содержит никаких аллюзий на немецкую трактовку темы инцеста, несмотря на то, что затрагивалась она в этой литературной традиции часто. Однако мы показали, что Набоков был знаком с этой темой в ее немецком варианте и, в частности, в романе Франка «Брат и сестра». Нам также следует иметь в виду обширную литературную память Набокова и такие его утверждения: «Я всегда могу заметить тот момент, когда сочиненная мною фраза становится по форме и по интонации похожей на фразу любого писателя, которого я любил или ненавидел полвека назад». Сходство между «Адой» 1969 года и «Братом и сестрой» 1929 года не в «форме и интонации», а скорее в ряде деталей и эпизодов. Конечно, основная точка соприкосновения — инцест между братом и сестрой. Что, впрочем, всего лишь позволяет отнести обе книги к довольно редкому тематическому жанру. Помимо того, обилие параллельных деталей и эпизодов в этих двух книгах не может не впечатлять.
Как Вины, так и Шмиты из «Брата и сестры», происходят из исключительно состоятельных космополитических семейств. Константин и Лидия, также как Ван и Ада, наделены необыкновенной физической красотой, умом и чувством чести в неизмеримо большей степени, чем остальные смертные. Обыденное их не волнует. Ван, как и Константин, атлет и спортсмен. У Лидии, как и у Ады, матовая белая кожа и черные волосы — черты, которые служат лейтмотивом обеих героинь. Жизнь в семьях, где говорят на многих языках (немецком, русском, английском, французском), протекает в бесконечном вращении между многочисленными поместьями, заграничными курортами, роскошными отелями. Ван и Константин оба писатели и ученые. Если у Ады французская служанка Бланш, то у Лидии — Мари. Секретарь Константина — зеркальное отражение Рональда Оранджера, секретаря старшего Вина. В обоих семействах есть таксы (так же как и в семье Набоковых). И у Франка, и у Набокова брат с сестрой обмениваются жестами и словечками, которые свидетельствуют об их близости. Константин, так же как и Ван, сильно ревнует сестру к ее поклонникам и угрожает их изувечить. Соперники обоих братьев являются их одноклассниками в престижных школах и рассуждают об обучении там.
В романах совпадают не только упомянутые выше детали, но и эпизоды. Ван и Ада гуляют и объясняются в любви в парке Ардиса, Константин и Лидия признаются друг другу в любви в берлинском Тиргартене (ср. параллель с Шатобрианом). В каждой книге есть эротическая интерлюдия: героиня едет в автомобиле, сидя на коленях у своего возлюбленного. Первая любовная сцена, которая становится лейтмотивом обоих произведений, происходит на диване (оттоманке). В каждом романе есть сцена столкновения героя с родителями, которые говорят ему о кровосмесительной природе его отношений с сестрой: Константину — мать, Вану — отец (хотя Вану об этом уже известно). Отношения героев временно прекращаются после смерти родителей, и в обоих случаях герой переживает желание застрелиться. Хотя у главного героя романа Франка нет, в отличие от набоковского Вана, сводной сестры (имеется в виду Люсетт), за ним в путешествиях следует таинственная дама, которая так пленена одним его видом, что бросает мужа и детей, чтобы видеть его хотя бы издали. Как и Люсетт в «Аде», эта женщина исполняет роль паранимфы и соединяет Константина и Лидию, когда они теряют друг друга, что приводит ее саму к гибели. В обоих романах герою приходится нестись на машине, чтобы окончательно соединиться со своей сестрой-любовницей.
Многие параллели, о которых шла речь выше, являются функцией инцестных отношений и общественного положения семейств. Они, если можно так выразиться, «встроены» в ситуации, о которых идет речь. Но потрясает обилие совпадений. Самая многозначительная черта сходства романов заключается в особенности трактовки инцеста, отличающей их от других произведений на эту тему. Практически всякое развитие инцестуальных отношений после обнаружения истины и разоблачения заканчивается горем, расставанием и смертью. Возможно, наиболее важная параллель между обоими романами в том и состоит, что в них связанные инцестом брат и сестра, воссоединившись, живут долго и счастливо.»
Мне кажется, что именно с политической точки зрения интересен рассказ "Уничтожение тиранов". Хотя финал его мне кажется по крайней мере странным. Или он содержит какую-то недоступную мысль, или Набоков очень посредственно решил завершить свой рассказ неправдоподобным съездом кукухи.
Меня интересует больше другой вопрос. Насколько, по вашему мнению, Набоков философский писатель? По этому вопросу очень характерным является рассказ Ultima Thule.
Я скорее имел в виду аллюзии Набокова на каких-то реально существующих философов или его собственные философские (то есть чисто понятийные) построения. То есть, иными словами, как Набоков относился к философии, кого он читал, какие у него были симпатии и антипатии, вот это все.
???
Чтобы мой пост был не совсем бездарным, скину ссылку на статью известного русского философа о Набокове.
http://izbrannoe.com/news/mysli/aleksandr-pyatigorskiy-chut-chut-o-filosofii-vladimira-nabokova/
>В удивительно странном рассказе «Ультима Туле», написанном по-русски еще в 1940 году, Набоков изобразил человека, по имени Фальтер, который получил подлинное знание или Знание — извне, из чего-то внешнего этому миру (не то что бы «свыше», но — не отсюда). Из той сферы, где вся истина этого мира — песчинка.
А там ведь соль в том, что Фальтер является медиумом, который каким-то образом умеет говорить с мертвецами.
Сцена, когда разговор Синеусова и Фальтера идет к концу, Фальтер говорит:
"среди всякого вранья я нечаянно проговорился, — всего два-три слова, но в них промелькнул краешек истины, да вы по счастью не обратили внимания". Может показаться, что Фальтер и сам Набоков троллит читателя, ОДНАКО он правда проговорился. Смотри, где он говорит:
"Можно верить в поэзию полевого цветка или силу денег". Почему он проговорился, в чем смысл?
Вспомни начало Ультима Туле, где Синеусов говорит про уже мертвую жену: "(ты уже не вставала с постели и не могла говорить, но писала мне цветным мелком на грифельной дощечке смешные вещи вроде того, что больше всего в жизни ты любишь "стихи, полевые цветы и иностранные деньги". Фальтер не мог слышать разговора Синеусова со своей женой. То есть он это узнал от уже умершей жены Синеусова. Получается, что он умеет говорить с почившими.
Да, кстати, вот нашел подсказку самого Набокова:
"Предлагаемый читателю перевод, сделанный моим сыном при моем участии в феврале 1971, передает оригинал со скрупулезной точностью, вплоть до восстановления сцены, замененной в «Повременных записках» интригующими точками{119}.
Быть может, закончи я эту книгу, читателям не пришлось бы гадать: шарлатан ли Фальтер? Подлинный ли он провидец? Или же он — медиум, посредством которого умершая жена рассказчика пытается донести смутный абрис фразы, узнанной или неузнанной ее мужем."
Почему Набоков не любил Нику Меднич и даже ничего не сказал о ней в своих лекциях о литературе?
Братишка, ты же вообще не проявляешь оригинальность. Заходишь в анрелейтед тред, пишешь первое пришедшее в голову про Нику Меднич, получаешь поток говна в свой адрес и тут же начинаешь визжать про семенов. Все, больше ничего не генерируешь. Это даже не унылый форс, а просто щитпостинг.
А что до анона выше, так репортить тут бесполезно. Мне начинает казаться, что абулий начал требовать у мочеров поддержание актива на досках, и по этой причине тут не терли ни кучу жирных вбросов про ненужность русской классики с одинаковыми пиками, ни порашнутых в худшем значении этого слова детей, захватывающих мемами треды, и вот сейчас по ней же дают засрать все Никой Меднич.
>МЫ ЕГО УНИЖАЕМ ЗА ЕТА СЛАВЕСНА!!!!!
Нет, вы устроили соревнование кто больше говна от тролляры сожрет.
Поэтому Н. открыл газетную хронику и целенаправленно выбрал самую шокирующую (для американцев) криминальную историю. Просто красную тряпку добавил в свой текст. Причём весьма условную тряпку - никакого там паттерна всерьёз не описано, Лолита совершенно картонная, полностью лишена персональных черт, и главный герой вообще не похож на педофила.
Короче говоря, Н. просто придумал, как продать идиотам свои путевые заметки. Ну и чтобы два раза не вставать - ровно такую же фальшивку впарил соотечественникам некто Д., описав картонного студента с картонным топором над картонной старушкой. Это конечно удивительный секрет литературы: люди схавают что угодно, если покажешь им труп или голую девочку.
>Что такое t., по-твоему?
>t. is an abbreviated form of the Finnish word terveisin (meaning "regards" in Enlgish), frequently used on several online forums and imageboards like 4chan in order to parody what a certain group would say.
Я уже давно загуглил и до сих пор не понимаю причину твоего бугурта. Употребил я это выражение правильно, таким образом, как принято его употреблять. То, что этот "мем" появился изначально не на форчане еще не значит, что его там не могут употреблять. Так что либо формируй свои претензии конкретно, либо иди со своим "значение знаешь?" куда подальше, мем-инспектор.
То, что имя странное, признает и сам автор, но полная шутка требует пояснения. Тем более что она почти школьная по своему духу.
В тексте уточняется, что это фрау, то есть замужняя женщина. А, значит, есть и ее супруг, господин Стобой.
Или, по-немецки: Herr Stoboy. Ну вы поняли: хер с тобой. Фьюить, ха! Можно смеяться
>Herr Stoboy. Ну вы поняли: хер с тобой
Шутка вполне в стиле Владим Владимыча. В "Аде" было:
>так что мы можем спокойно ébats у нее на глазах (с намеренным, торжествующим хулиганством, за которое немало хвалили и мою прозу, произнося первую гласную a la Russe).
ébats на французском - резвиться, шалить.
По секрету, аноны, английский Набокова сочится литературщиной, за этот язык неудобно, на нем зашквар неродности. Нерусскоговорящий чтец этот зашквар не чует, особенно под слоем рюшек, это добавляет понту даже.
В первый англороман встроено извинение за aforementioned rus-зашквар, достаточно просто и считово, потому читается ок, как-бы мимо этой хуйни. Лучше Лолиты, на которую фильму Кубрика лучше книги. Лолита это что-то вроде неплохого романа Филипа Рота, почти как на облака глядеть. Остальное на английском так же, чаще уныло, арлекины, воспоминания - no redeeming features, потеря бумаги.
Кто примерно одной когорты с Набоковым? Самые по-хайпу имена будут Дос Пассос, Фолкнер, Фицджеральд, Хэмингуэй, Платонов, Зощенко, Бэкет, Селин, Ремарк, Генри Миллер, Хаксли, Оруэлл. Ок, Ремарк = инструкция от зубной щетки, чистый хайп. Хэмингуэй парой рассказов вхож в общество, так утонул, Оруэлл вырвиглазный. На фоне этих Набоков пободрее, но по стайлу уже ранний юморной Хаксли значительно интереснее. С остальными вышеназванными Набоков ни где ни пальчиком.
С американскими авторами помоложе и второго эшелонаНабоков сравнивается неплохо, типо Стайрона, Рота, Беллоу. Тут его и место, чуть похуже того, чуть получше этого.
Набоковские рассказы на русском скучно, для своего времен вообще уныло, почти Бунин. На английском кое-что оживает, часто привкус какой-то динырубиной. Много воды, предполагается что родина, женщина, мать, эмиграция, все эти темы должны сообщить читающему автоматически некоторое наслаждение, ах, это об этом, о том что так важно и трагично. Если это продублировать в делитель то остается неоченное владение формой. Тем не менее очень стоит послушать, т.к. читает полный сборник Arthur Morey, голос тетралогии Апдайка, чтец слезы текут какой ахуительный.
в целом где не кококо там кукли-дидли-ду
Живой полуграмотный шоггот проводит сеанс мастенабевания, не понимая что масть набивается на его туповатой макушке в результате такого вот перфоманса.
Люблю за это классику, чудаку кажется, что он остроумно раскидал на словесном татами какого-нибудь там Пушкина, а на самом деле проводит сеанс душевного стриптиза (соло, Пушкин рядом не присутствует). "Неоченное владение формой", "как честного рабочего петуха может трогать тема женщины и эмиграции", "считво", "по стайлу"
Классическая литература это набор литературных задач, которые бороли писатели, и методов, которыми бороли, по времени - по конец 19го века. Немцы, англичане, американцы, французы, русские, все. Потом другие задачи и другие методы. Второй легитимный, кайнда, вариант употребления: "классика" в смысле "годный представитель тэг_нэйма. Тоже поможет, но главное не путать, иначе яблоки и апельсины.
В таких координатах если выразиться заново будет ясна претензия, иначе посто биф ради бифа
>Немцы, англичане, американцы, французы, русские
Ору с приоритетов педрилы. Американцы вперед русских - это оригинально.
Правильно
>Французы 18-19го века, русские и немцы 19-20го века - это классика
Ну и конечно же, у литературы нет никаких "задач", "задачи" решают гомосексуалисты - по самоудовлетворению, по удовлетворению друг друга; литература же просто "есть", есть отличная литература - Пушкин, Набоков, а есть литература для туалета - например, вот >>643697
>есть отличная литература
>Набоков
кроме изворота в русском слово "классика" в смысле литературы европейского канона подразумевает греков и римлян. В русском лишняя помпа - то классика, а се - нет, как золотой орден царя отечества имени святой родини мамки всея искусства. Под словом "классика" в контексте сей нитки имеется понимать романтизм+реализм, до модерна. Набоков начал писательскую деятельность при полном расцвете лучшего модерна.
При маловероятном случае, что это не вытащенная рецензия из какого-нибудь литературного сайта времен нулевых с квадратной отделкой и ядовитой палитрой окошек, а самобытное, выдавленное из своих желчных фурункул мнение (отчетливо вижу надменную улыбку автора, когда он располагает на одном уровне писателей различных достоинств и разных языков, словно пятилетний мальчишка, расставляющий на полке оловянных солдатиков разных званий и армий), то мне тебя искренне жаль.
На то упомянут был контекст. Все белые мужыки, юдофоб среди них. Сорян, барышни. Дороти Паркер: полный Сборник рассказов размером почти с набоковский, времена те же, short story из палаты мер и весов. Почитай день её, день Вована, посмотри на реакцию.
Из ж помоложе ОКоннор, МакКаллерс вообще бомбовые, Набоков писал вот прямо там же тогда же.
Ещё необящательный пидорас помоложе, тоже эстета, тоже словоеда от горшка, Капотэ. Уныловатый полу-роадмуви семи-докудрама, было бы покороче - покрыло было Лолиту.
to prove a point, опять прицел: теперь британские второсортники помоложе. Джон Фаулз - такое же профессорское полумягкиое применение модернизмов. "Дар" получше фаулза, другие тексты туда-сюда. Дорис Лессинг, например, при всей графомании, так же профессорски коцает нарратив, как тогда было важно, видимо, но с намного более лучше результатами, Golden Notebook стоит всю осилить.
Алсо, хули бы этих авторов не расставлять, 2020 ебта, все медиа = "хуйня из интернета", читаешь/слушаешь пока долгая пролетарская смена, на ногах ещё постоянно. Не мы такая, структура контента такая. Трястись над ними что ли.
Я надеюсь, ты понимаешь, что твои с легкой руки поданные иерархии ничего не стоят? Не потому, что я в обиде за Набокова, а потому, что они ничего по существу не говорят. Ты просто называешь имена и располагаешь их в произвольном порядке. Я тоже могу сказать, что А. писал крепче чем Б., а вот В. местами чем-то напоминает раннего Г. И что это значит? Ровным счетом ничего. Просто произвольные расстановки имен. Кроме того, у тебя косноязычный способ выражаться. Советую тебе вернуться в свой бложик.
Твой план не сработает хотя бы потому, что у каждого человека свой читательский путь, свой вкус и свой опыт. Если ты этого не понимаешь, то тебе еще рано судить о литературе вообще. То, что я люблю в Набокове, не может дать априори ни один другой писатель, и эта загадочная сущность под обманчивым наименованием "стиль" куда более неповторима, чем узор на подушечке пальца или цепочка генома.
глазами читать стоит особого внимания и свободного времени, которых у пролетарич не много. Поэтому глазами это эксклюзив либо для совсем трудных текстов, не фикшн, либо для заранее известной победы в её фарфоровом великолепии. что не застраховывает от разочарований, которые в глаз ещё горче
Дар, бтв, читан глазами