А у меня нет телеграмма, через него ФСБ следит. Кидай сюда свои мысли.
Сложно. Ну вот, например:
Поговорив с Олей в пятницу и выпив пачку феназепама, я основательно успокоился. Выходные вспоминаются с трудом: заблевал пол в мастерской, оставил невнятную запись в блокноте:"Менты аристрвали муравьёв ю
Вюфеназепамовый туман из под полу отацшкннфх век аодрагиывьь нежыивке ногитолеоты и икотв уиюю" и залез левой рукой в болгарку, да ещё какие-то заботливые люди повторяли: "Куда тебе, ты же ещё молодой, видный, вон баб сколько." На что я дипломатично отвечал: "Я ваших советов как говна нажрался". В этот же день Федя отпилил себе три пальца, так что в целом странности этих дней можно списать на звезды.
Сегодня же с утра, я внезапно почувствовал приход той самой, повторяющейся из года в год весны. Скоро понадобится закопать картошку в землю, чтобы выкопать её в том же количестве осенью. Скоро мама попросит перенести хлам из одного место в другое, сделать из пенька медведя, птичку и счастье.
От скуки и одиночества я начну переписываться с девочкой, которая любит камушки, носит каре и кажется чем-то похожа на маму. Впрочем, кажется это уже было.
Спасибо, могу ещё накидать. Только оно всё по формату разное
Горячее молоко сосал вытянутой пастью, под красным церковным сводом, в коммуналке с чёрными стенами. Лють таящийся.
И душу она трепала зубами, а выпустишь - улетит.
Так учила меня Надежда Феликсовна, с мужчинами так и надо. Вот только хватка ослабла и в этом коварство судьбы, не выпускай его, это будет трагичной ошибкой.
Японский карп дурной, шёл вверх по течению, рыбаки смотрели.
Стоя на мосту мы видели, как проплывают наши тела, в ночь когда я должен был заклинать ведьму. Два молодых колдуна, или поэта, или ещё кто-то, мы шли навстречу с третьим. Волшебства потоки нас окружали, лёгкая истерия, и суть того разговора, была в том, что бездна слишком долго смотрящая на человека - становится человеком. И было всё очевидно, история читалась как букварь. Но бодались бычки с дубом. На серьёзных ебальниках пытались в серьёзные вещи. И шли вперёд толкая грудью дым, пролагали тропу. Смешные
Я падал вперёд, этот вектор падения мною давно изучен, подставляя ноги шагал под лучами весеннего солнца, обгоняя людей, немцев, живых и призраков. В основном женщин обученных труду и ремёслам. Женщины - практически такие же существа как и мы, только с намёком на какую-то божественную природу. Их наряды и причёски обозначают причастность к ангельскому племени. Наверное всё дело в способности каждой за вполне разумные сроки, создать такой шедевр, который не сможет сваять ни один Микелянджело. Это помимо всего прочего. К тому же, при этом всём, они могут быть поэтессой-боцманом на катере. Поэтом и боцманом может быть практически каждый, но создать шедевр...
В уютной коморке моего живота покоится земляничное печенье. В кармане - пачка сигарет. Идти с ней на работу гораздо приятней. День просто загляденье.
На встречу каждодневной судьбе вышагиваю и в каждом шаге насмешка. Приспешник - тень моя - следом. Електрической цыгаркой пыхтит как паровоз, случайный прохожий. А я доволен так, что усы топорщатся. Очи - зрячи, лапи - ходячи, а значит есть ещё время до зимы.
*
Здравствуйте, госпожа кошка.
Разрешите вас погладить?
Я вижу вы и не против, я вижу вы радостно на встречу мне.
Знаете, вы напомнили мне одну старую знакомую. Или не одну. Или не знакомую вовсе.
Вы тоже рады весне, лишь только немного голодны.
У вас тоже усы топорщатся?
Ах, какое замечательное совпадение. Знаете, я прожил в тысячу раз больше чем вы и в тысячу раз больше видел. Но отличий между нами практически нет.
Когда мы смотрим друг другу в глаза - случается магия. В этом бесконечном лабиринте отражений я не могу понять, кто на кого смотрит, где я. Вам пора, ведь, к сожалению, у меня нет для вас еды. Только пачка сигарет, но врядли вы курите. Ваше обоняние в тысячу раз сильнее моего, но я ни разу не видел, что бы вы прикрывали носик платком и морщились. А значит все дело в людских дурацких законах. Моему знакомому сделали носовую перегородку и он теперь постоянно повторяет, что город пахнет стариками и говном. Да и кроме Влада я встречал немало тех кто жалуется.
Ты пережил большое страдание и возлюбил себя в нём. Ты светишься эгоизмом и ленью. Внутренний надлом, нестабильное материальное положение. Озлоблен. По тебе плачут психотерапевт и невролог. И ждёт тебя очень незавидный конец, если ты не изменишься.
Вся жизнь как туман, прерываемая секундными озарениями. Одно из самых светлых воспоминаний детства - луч солнца из окна в комнату, а в нем мириады пылинок. И такое ощущение, что в каждой из них свой мир.
Каждый новый день - звено в цепи. Начинается с одних мыслей. Ограниченный набор слов и выражений, как в какой нибудь политической программе. Слова меняются местами, но смысла нет. Купить новую пачку и выкурить две сигареты по дороге на работу. Чай, шутки, перекуры. Три сигареты - дорога домой. Поесть, разбавить кисель будней встречей с друзьями, раствориться в ютьюбе, добить пачку сигарет. Дождаться лязга железных зубов мусоровозов и уснуть. Да, уснуть, если у этого слова есть хоть какой-то смысл. Как по мне, так всё это сон. Люди во сне едут на работу, во сне отвечают на вопросы, во сне женятся, рожают детей и умирают. Не приходя в сознание. Каждый день сон. Звено к звену, с небольшими отличиями и переменными - из этого строится жизнь. Бег в пропасть. Раскрыв объятия бежим, кружимся в безумном танце, навстречу смерти. Я очень хочу сойти с этого поезда. Сойти ещё при жизни, в здравом уме.
Остановите! Остановите!
Вите, Вите надо выйти.
Ночь чёрная и прошлое расцветает морозными узорами на стекле, перед глазами.
Да, времени конечно же не существует, но следует определиться какого из трёх. Не смотрел бы ты, раз уж много видишь, в бездну. Не смотрел бы ты, как лошадь секут. Но ничего не поделаешь.
Ночь чёрная, хотя и горит электрический свет. Совсем не такая как два дня назад, когда отключили свет и зажгли свечи. Та ночь была совсем другая, как в детстве. При свете свечей меняется душа дома, привычное становится живым и таинственным. Колеблются тени, танцуют.
Одна таблетка и мигрень потихоньку уходит. Ещё одна таблетка и туманится взгляд. Ещё одна и мы уходим за линию фронта. Кони брыкаются, скоро рассвет.
Глядя на лошадиные морды и лица людей,
на безбрежный живой поток, поднятый
моей волей и мчащийся в никуда по багровой
закатной степи, я часто думаю:
где я в этом потоке?
Темуджин
Это ты как бы раннего Пелевина сжал до нескольких абзацев?
Это у меня были три пасточки с отсылкой на пелевина. Хз зачем я это сделал
Может потому что ты Пелевин? у него новая книга вышла на днях?
Етить, уже конец августа. С одной стороны всё таки прикольно, что у него в год по книге. С другой уже ничего особенного не жду.
Это бесплатно как бы? Прикольно. Но мне на следующей неделе вроде как бумажная должна в руки попасть. Не то чтобы я категоричен в этом вопросе. Но подожду пару дней.
Следовательно, Пелевин поисписался. Раз про двач. Почитаем сейчас..
>Следовательно, Пелевин поисписался. Раз про двач. Почитаем сейчас.
буквально это
Он крутой водитель маршрутки, он отсидел в тюрьме, знает по чём фунт лиха. Горячая южная кровь и ледяная воля. Над приборной панелью у него весит здоровый деревянный крест, в руке его чётки. На кресле накидка-массажёр, люди приседают в поклоне, протягивают ему деньги. Терпеливо ждут когда он не глядя даст сдачи. Он - Харон надгробного мира, а маршрутка его ладья. И он правит своей твёрдой рукой, холодный взор его царственных глаз лишь изредко мелькнёт в зеркале заднего вида, не удостоит вниманием пассажиров - не заслужили. Он смотрит на дорогу и за горизонт, иногда лишь небрежно кивнет проезжающим мимо, практически таким же как и он, но чуть меньше, ниже.
Творение всегда должно быть выше творца, таков закон. Творец есть оболочка, куколка. Он сам себе творец и сам себе творение. Он есть водитель маршрутки и он сама маршрутка. Он симбиоз, единение. Кто хлопнет дверью - причинит боль непосредственно ему и кара, не сомневайтесь, последует незамедлительно.
В каких-то жалких сантиметрах под его ногами проносится лента дороги, отделенная брюхом маршрутки, его брюхом. Проносится лента маршрута номер десять, изгибается под ним как любимая женщина, изо дня в день, тысячами километров, он чувствует её нутром и грозно ревёт мотор - его сердце. Тысячи душ он переправил из одного места в другое, тысячи душ ждут его на остановке. Но он не знает усталости и труд его бесконечен.
Всё хорошо.
Жили люди себе как умели, бегали куда-то и обратно, ели и спали. Как вдруг - появился среди них крылатый человек. Вот, натурально - с крыльями на руках. И все так удивились, как будто в себя пришли. Остановились, смотрят на него, некоторые шепчутся, так, тревожно. Многим обидно было, что это не они крылатые, а тот, другой. А потом привыкли. Опять побежали. Бегут они по мясным коридором собственной жизни и как-то им невдомек, что всё эти лабиринты из них самих и состоят. Повороты налево, направо, каша на молоке, с вареньем, города и мягкая шерсть кота, теплый свежий хлеб, свет: синий и жёлтый, работа и одноклассники. Бегут они себе бегут, а тут - опять казус! Кто-то ребёнка к дереву изолентой примотал и щекочет! Ветер призывает! А у ребёнка же целое будущее впереди! Миллион нехоженых ноотропок! Посмотрели на это дело и загрустили опять. Это, что же это получается, у ребёнка свобода выбора, а у нас одна колея до конца? Посовещались и решили девяностые устроить. И такое счастье наступило! Учёные пошли в продавцы, врачи стали работниками метро, а художники - бандитами. Вот только счастье быстро улетучилось, вроде как и дорожки все сменили, а всё по тем же коридорам внутренним ходют. Но долго грустить не стали, а толку? Это есть жизнь.
Кстати, того человека крылатого я лично знаю. Он женился и детей завёл, только пьёт сильно. Приходил вчера, жаловался, что хотел быть машинистом.
Жили люди себе как умели, бегали куда-то и обратно, ели и спали. Как вдруг - появился среди них крылатый человек. Вот, натурально - с крыльями на руках. И все так удивились, как будто в себя пришли. Остановились, смотрят на него, некоторые шепчутся, так, тревожно. Многим обидно было, что это не они крылатые, а тот, другой. А потом привыкли. Опять побежали. Бегут они по мясным коридором собственной жизни и как-то им невдомек, что всё эти лабиринты из них самих и состоят. Повороты налево, направо, каша на молоке, с вареньем, города и мягкая шерсть кота, теплый свежий хлеб, свет: синий и жёлтый, работа и одноклассники. Бегут они себе бегут, а тут - опять казус! Кто-то ребёнка к дереву изолентой примотал и щекочет! Ветер призывает! А у ребёнка же целое будущее впереди! Миллион нехоженых ноотропок! Посмотрели на это дело и загрустили опять. Это, что же это получается, у ребёнка свобода выбора, а у нас одна колея до конца? Посовещались и решили девяностые устроить. И такое счастье наступило! Учёные пошли в продавцы, врачи стали работниками метро, а художники - бандитами. Вот только счастье быстро улетучилось, вроде как и дорожки все сменили, а всё по тем же коридорам внутренним ходют. Но долго грустить не стали, а толку? Это есть жизнь.
Кстати, того человека крылатого я лично знаю. Он женился и детей завёл, только пьёт сильно. Приходил вчера, жаловался, что хотел быть машинистом.
Отлично. Нужно больше вскрытия темы мясных дорожек. У тебя это вышло прямо красиво.
Паломничество через яр, через лес. Там, как сказал Паша, двухэтажный шалаш. Нет большего сокровища, нет большего соблазна для девятилетнего мальчика. Он совсем рядом, подождите ещё чуть чуть, вот он покажется за поворотом. Через свалку, через камни, через становище цыган.
Паша женился, развелся, взял кредит, продал квартиру, отсидел в тюрьме. А я всё иду, всё ищу тот шалаш и, кажется, меня обманули.
Но если я остановлюсь и останусь один, на этой детской площадке в ночи, будет ли лучше?
Велик Днепр, но нет здесь Днепра, нет воды кроме снега. Он скоро сойдёт весь, улицы потекут и земля напитавшись будет готова к весне и цветению.
Мои зрачки - чёрные луны. Глаза большие, на пол лица. В руке я прячу пять кривых, ядовитых ножей. Пасть открываю и в ней ятаганы острые. Правда, хвост тонковат, но это не страшно.
Я вчера поймал сто мышей, пятьдесят убил на месте, остальных взял в плен, буду требовать выкуп. Другие, подобные мне, боятся меня. Женщины меняются в лице, когда меня замечают, замолкает смех, делаются серьёзными, тут же стараются привлечь моё внимание.
У меня три высших образования, два средних и одно наивысшее. Меня звали на царствие в Литву, приходи, говорят, нет в наших землях покоя, но я отказался. Я мастер спорта по боксу, борьбе и карате. В шахматы могу играть не глядя на доску, все ходы знаю, держу их в недюжем уме.
И силы молодецкой во мне хватит, чтоб погасить вселенную и разжечь по новой. Но, негде, негде мне разгуляться! Запрет, запрет я в этих четырёх стенах и задыхаюсь я.
Пустота есть форма, а форма есть пустота.
Сидел он как-то важный себе в кресле, про космос думал и про землю, как вдруг позвал его кто-то и показалось ему, что это шахтёр. Вскочил человек преисполненный чувством праведного негодования, да как-то чересчур резко вскочил. Закружилась у него голова, колени подогнулись и упал он в обморок. Да непросто упал, а головой об угол стола. И сразу конечно же умер. А тут рядом с ним земля трещинами пошла, раскололась и показались оттуда руки чёрные, шахтерские. Схватили и утянули тело того человека под землю. А душа его на небо улетела, звезды ласкать и голой луне песни петь.
Какой бы человек умный ни был, сколько бы книг он ни прочитал, он просто не может знать, что ночь кончится. От того и тревожен он. От того и говорит с богами, людьми которых рядом нет. От того он спешит забыться сном, когда приходит тёмная пора. Считает часы до рассвета.
Когда человек уходит, он уходит навсегда, это правда и истина, всё остальное слова и ложь. Когда человек уходит, с ним прощаются, его прощают, а если не прощают, то после себе не могут простить. Потому что нет смерти большой и маленькой, нет расставания временного и бесконечного, а есть одно и только одно.
Один раз потеряв, никогда не найдёшь. Так что пой панихиду, храни светлую память, будь благодарен.
Дверь распахнулась и вошёл Серёжа.
— Серёжа! — в один голос воскликнули мы — Tы же - умер!?
Серёжа почесал разодранную щеку, скосил подбитый глаз.
— Мы вчера с братом выпили немного. С какими-то малолетками подрались. Брат скотина сбежал. А когда вернулся, я уже домой ушёл. Телефон у меня сел, он дозвониться не мог. Вот этот придурок и решил... До сих пор пьёт и звонит всем.
Мы конечно же ему не поверили. Решили, что Серёжа - призрак, а скорее, если судить по внешнему виду - вурдалак. Напомнили, что его племя, перед тем как зайти в помещение, должно трижды спросить разрешения. Ну, а если не хочет, то пусть на крайняк воет и цепями греми.
С того знаменательного утра Серёжа официально - мертвый. Когда он стреляет у Лёни сигарету, тот даёт и на "спасибо" отвечает "царствие небесное". На вопрос "Серёжа уже домой ушёл? " отвечают, "да, уже усоп." Ещё на застольях рюмку обязательно с хлебушком ставим и запрещаем пить.
В общем, благодаря этой истории имя Серёжи мёртвого и вся его личность приобрела ярко выраженный мистический оттенок.
Я по прямым отрезкам, тяжело бью ногами дорогу, шумно дышу, изящно скругляю на поворотах. И каждый удар волнами - трясется земля. Вверх и вниз, каскадами по тротуарам, по правой полосе. Уже не видно горизонта, есть только ближайший отрезок пути и тот ускользает. Тело вниз стремится, ноги вверх выталкивают, а дыхание с шипением, с хрипом, туда и обратно. Куда девать руки на бегу? Согнуть в локтях, сжать кулаки, и с корпусом вместе ловить равновесие. Но все равно что-то не то, как-то они без дела мотыляются. От того размахиваю я ими, черчу в воздухе знаки и фигуры. Прохожие, конечно, удивляются. Некоторые даже пытаются спрятаться, но не успевают, ибо я к тому времени оставляю их далеко позади.
А всё почему, я то гордый собой и диетой, встал на весы и к ужасу своему обнаружил цифру заметно превышающую самые смелые мои опасения. И нет теперь покоя на ночных улицах, разбегаются бродячие псы, гулящие кошки. Жмутся к заборам прохожие в страхе, подальше от неизвестной и шумной девяносто килограммовой угрозы, что с бешеными глазами, размахивая руками пытается догнать свое представление, о том, сколько должен весить человек.
Левая нога моя в на суше, правая в море.
Позади завод, краны гнут свои ржавые шеи над пристанью. Рядом с ними затонувший корабль, силуэтом напоминает маленький городок.
Перед моими глазами солнце, низко по изогнувшейся линии берега, но не настолько, чтобы можно было прямо смотреть. Закрываю глаза, вижу на красном, тоннель, мерцает, несётся.
Слева от меня тонкая линия вечного, несмолкающего праздника. На ней толпы оранжевых людей, счастливые дети, торговцы с безумными глазами - крымские мальчики. Оказавшись свидетелями лёгкого, курортного образа жизни, примут его за норму.
Справа живое море. У греков вроде бы не было разных названий для синего и зелёного, оно и верно. Другое пространство, изменение законов существования. Сначала режу ноги о камни, потом песок. В воде иду как будто в припрыжку. Почему так быстро привыкаешь, и почему так тяжело потом из неё выходить?
Надо мной небо. Оно перетекает в море и сушу. В небе чайки играют с ветром. Монструозные груды переменчивых форм. Замки, города, лица - облака.
Дни похожи один на другой как речные камни. Камни, камни, камни. Первое что вижу во сне - камни. Речной голыш, мокрый, покрытый зелёнкой водорослей.
Самое негативное с чем столкнулся за эти дни - радио. Музыка сводит с ума, дикторы пронзительно тупы, от прослушивания становлюсь нервным и матюкливым. В ротации у них трэков не очень много, одну песню проигрывают по три раза в день. Как услышу отвечаю громогласным выпадом в сторону автора. Язвительно коверкаю строки припева, кривляюсь, посылаю проклятия и плююсь. Русский рок как оказалось в большинстве своём говно.
Вчера пытался разнообразить свое бытие: надел белый китель, пил шампанское все утро, ел штрудель с пуделем. Затем выкурил сигару, поднялся к сeбе и выстрелил в виски из двух револьверов. Вечером же кормил дворняг пельменями за что был отруган сторожем. Сторож в свою очередь был послан нахуй.
Бунин откровенно начинает раздражать. Я признаю его гений, но сил уже нет эти тёмные аллеи читать. В конце каждого рассказа истерично хихикаю: то яду она напьётся, то он под поезд бросится, то где-то в Костроме, в снегу, насмерть замёрзнет хромой щеночек.
В небе каждую ночь творится безумие. Тут, даже я, своим кротовьим прищуром, умудряюсь рассмотреть млечный путь. Всё звезды как в планетарии, как на ладони. И солнечная система видна, и планеты все, и даже наша старушка земля, со всеми её континентами реками и городами. А если вглядеться посильнее, то вижу себя, на тёмном деревенском дворе задравшего патлатую голову и забывшего о сигарете.
Параллельно с нами работают два брата, старший и младший, обоих как ни странно зовут Витя. Зачем-то наплёл младшему, что я канибал и теперь он меня боится. Старший же скрывает бутылку водки в летней кухне и через каждые пять минут бегает за причастием. Недавно открыл мне теорию заговора, явно просто переделал под неё какой-то фильм.
Кстати, напарника моего тоже зовут Витей (удивительно популярное имя). Привычку запивать рабочий день полторашкой пива он не изменил. Всё время спрашивает меня за баб. Ну, а как я ему объясню, что есть бабы, а есть ты? Объяснить, что ты богиня и песня не смогу, смогу станцевать, но не буду - не поймёт.
Твой на целую вечность
Полковник Никто
>Поговорив с Олей в пятницу и выпив пачку феназепама, я основательно успокоился
Орск
Если убрать последнее предложение станет идеально.
Не пробовал форму побольше?
Пробовал, но жутко не нравится, что выходит. К эссе еще можно относиться несерьезно, типа просто почеркушки, а над чем-то более серьезным уже сопеть начинаю
Про кошку. И про женщин. И про секс-барьер. Еще, так странно, оказывается кошки во время гуляний, любят когда их по жепе шлепают. Я думал вся эта фигня с пошлепываниями чисто дурацкий фетиш человеческих женщин, а-н нет - природлное!
Хорошо, только вот юбка... Может, что-то типа демонстрации животика или вихляющей бёдрами походки.
Чем не нравится юбка? То, что надо. И женщина и кошка одновременно.
У кошки слишком отсутствует что-либо похожее на юбку, поэтому точность аналогии разрушается. Юбка висит, как оторванный провод со стороны "женщины", который некуда воткнуть в сторону "кошки".
А лапы на коленях тебя не смутили?
В тексте есть некоторая неопределенность - о ком идёт речь? Да, кошки не носят юбок, а у женщин нет лап, ты прав. Но в этом его прелесть.
Вообще только этот текст в этом итт треде обратил на себя внимание. Хотя и не все прочитал. Остальные показались потоком сознания.
> потоком сознания
ну т.е. чем-то непонятным без замысла, без идеи.
Лол, а мне зашли в основном предыдущие. Они вполне себе осмысленные, часто остроумные. Этот текст более развлекательный, но и более понятный, тут верно.
Занял Денису кузнецу 600 рублей, у него 4 кота, стерилизовать рука не поднимается. С небольшой переодикой он аккуратно на цыпочках подходит и поигрывая бровями спрашивает: “Тебе котенок случайно не нужен?”. Эту фразу я слышал раз 12 за год, коты плодятся быстрее чем он успевает их раздать.
Остается придумать как обеспечить себя на оставшиеся деньги куревом на всю жизнь. Сиротливо прихожу в мастерскую и как бы невзначай спрашиваю: “Заказчик случайно не звонил по поводу шабашки?”. Не звонил. Ладно, хотя бы чаю выпью. Дома мама, с кафедры, поставленным кальвинистским голосом вещает о необходимости, о самом важном в жизни каждого.
- Не давай человеку рыбу - говорит она - но дай ему удочку. Ты, Саша борщ доешь, а он три дня в холодильнике.
Скосив глаза в сторону, рассказывает о сыне подруги, который выстрогал себе палку, покрасил ее в зебру, и пошел на дорогу работать ППСником. Денег ему никто не платил, но хоть какое-то занятие. И ты иди, вот, тете Наташе нужно две вазы на могилу сделать, ну не ей самой, а ее дедушке. Ну тогда я сама пойду и сделаю. (Ой ли?)
А во мне столько черноты сейчас клубится. И краешек гроба страшный все никак не забуду, и ручки ее холодные и равнодушные. Всё хожу и думаю: ”Вот курю я, на горы смотрю, а она сейчас - в гробу. Сижу, наслаждаюсь компанией, чаем горячим, а она сейчас гробу холодном и два метра земли над ней. Вот я живу сейчас, а она больше нет и никогда не будет её, нет как понятия, в принципе, не существует.”. Когда сплю не думаю. Когда в экран смотрю не думаю, сам исчезаю. В остальное время все напоминает. Спросит меня, какой-нибудь бестактный: “Саша, зачем думаешь? Надо оно тебе? И людей не грузи, не надо.” А я ему молча глазик возьму и выколю. Хочется жечь этот треклятый мир, звенящий глупостью, тонущий в пошлости. Бежать со всех ног, несправедливость править. Так ведь это удивительно: то глупый глупость скажет, то трусливый струсит. То человек, который ни разу в жизни ничего хорошего, умного и смелого...
Надо ведь про свет писать. Про смешное, про котов. Перешагивая через ночь, щуриться на освещенное зимнее, из бледно-синего в синее, снег ногами мять, по дороге на важное дело. Надо меньше курить, чистить снег перед домом, быть благодарным. Надо в потоке событий отблеск правды угадывать, собирать песню, слова сшивая.
Но не звучит оно. Перетянулось, звякнуло истошно, лопнуло. И стоит оглушающая вечная тишина.
Антилоп стадище, по равнинам, по саванне, под солнцем горячим как любящее сердце. Бежать. Не подавать виду, не терять лица, не оступиться, не споткнуться. Стариков и больных вытолкнет из себя, извергнет на обочину, туда под взгляды голодные. Там хищные, для которых ты - пища.
Не думать о конце, ценить то что имеешь. На новый год повесим гирлянды. До весны осталось пять дней, между днём и днём чёрной запятою встанет ночь. Угадать человека, приблизиться, пригрезиться, придумать. Ибо вымысел больше чем данность, ибо вымысел реальнее любой правды.
Всё хорошо.
Праздник второй день, пьют мужики, громко говорят, громко смеются, на улице дождь. По улице Голенева, не доходя до железной дороги, начала цвести сирень, рядом с ней вишня. Пьяная женщина молила бога дать на проезд, лезла целоваться, по борцовски хватала за руки. В мире смятение, из-за того, что я потерял ноту. Верхняя губа и рассекатель воздуха должны образовывать эллипс. Этого не происходит из-за того, что в мире смятение.
Дождь обещал быть ещё вчера, запахом сообщил о прибытии. Мёрзнут локти, небо затянуто плёнкой. Нота прячется в груди, спереди, слева и сверху. Чтобы найти её нужно забыть о поиске, о положении тела. Нужно, чтобы в стране под названием Эхо, наступила тишина. И тогда луна взойдёт за монастырской оградой.
Тяжело вздохнул когда не нашёл флейту, четыре раза кружился по дому, надежду не терял, заглянул под кровать дважды. Удачно нашёл спрятанные сигареты, что заставляет меня относиться к ним как к небольшой одноразовой флейте, на которой можно исполнить мелодию "тихий треск сухих, сгорающих трав, в тишине", или "дым исчезающий за спиной".
Над забором ель, в её тени прохладно. Лучи меж ветвей в них мошки становятся видимыми, вьются, идут на сближение и отдаляются уносимые ветром , о чем они говорят? Где-то поют скрытые птицы, мало того, они ещё и видят этот мир. Этого достаточно
Великое множество, желтоголовая орда царствует, на зелёных полях сражений, марширует победно по всей необъятной от юга до севера. Им тесно, их больше. Полу сноб в полу сон впадает. Я бы мог её вылепить но не делаю, потому что больно. Пассажир запрокинув голову, сифоном сипит.
Дождь кончился, на лобовом стекле капли остановили свой бег, в ртуть обратились.
На линнии холма изгибаются сплошной стеной здания, мелко капает дождь. Слиплась прическа у одуванчика. В окне, бездумно, деревья гнёт ветер. Скользнув по ободу кружки ярлычком, скрылся в воде чайный пакетик. Осьминогом чернила выпустил. Дело за малым - выпить море, добычу в урну.
Нужно написать рассказ, полноценный, а не эссе. В июне приедет редактор, ему покажут. Ему покажут, если будет, что показать. Заметки это хорошо, эссе замечательно, но нужен уже рост.
Только не фантастику, пиши про реальных людей, пиши из жизни. Доработай, хотя-бы бы, вот это, из мастерской, про Серёжу. Правда, слишком уж ты его очернил. Автор не должен открыто высказывать своего мнения. Ты меня понимаешь?
Это хорошо, что ты экспериментируешь с тональностью, это правильно, это интересно, что с двух разных точек, из двух состояний, но нужен рассказ.
Я понимаю прекрасно, что ты не хочешь, что бы надуманно. Возьми хотя-бы и скопируй по своему, а, что? Все так начинают, вот, Микелянджело...
Четверо котят жили в коробке со своей мамой. Они были небольшими, но уже пытались познать этот мир. Рыжий, который первый открыл глаза, первый в очереди на покорм и самый голосистый - уже два раза выпадал из гнезда. Тот, кому глаз вылечили, был похож на купчонка и весь полосками. Дымчатый был очень задумчив. Оставшаяся кошечка, была красивой и сообразительной, как это и полагается. Кошка мама, была молодой и неопытной, котят не умела носить в зубах и быстро от них уставала. Когда они родились, она была шокирована и обеспокоена, потом счастлива, потом она устала. Лежала с пустыми глазами, в то время как её в четыре рта доили.
Что же случилось дальше? Выросли ли котята, была ли счастливой их жизнь, какие моральные уроки мы можем извлечь из этой истории?
Не знаю. Последним, глубоким, глотком я выпью остывший чай. Выброшу давно истлевший окурок. Топну, чтобы пепел с ботинка слетел. Насыплю в миску корма. Застегну рукава на куртке, натяну капюшон поверх наушников. Погашу свет. И выдохнув выбегу в дождь.
Гигантское солнце, трактор делово копошится в черноземе. Дальше город, в нем тысяча светло-синих церквей, люди там не молятся, они уже спасены. Заправка, утро, две девушки в жёлтом, громко ругают Кристину, тянут протяжное а. Солнце всё ярче, всё больше. Город с церквями, в сизой дымке, залит лучами, на луковках блики. Уставший лебедь из покрышки склонил к земле голову, охранник сидя за столом смотрит сериал про охранников. Самая громкая, самая голубоглазая и самая длинноносая выругавшись в сласть, что-то мурлычет под нос. Нет, не выйдет она на работу двадцатого числа и в октябре тоже не выйдет и пускай Кристина зарубит себе на носу. Есть только два праздника, два дня рождения, ребёнка её и её. А Кристина - пизда-а-а-а. Голос её набирает силу, теперь она поёт и поёт мелодично. Солнце вырастает до невообразимых размеров, всё меркнет во славе его, мир исчезает. Но ладонь моя больше.
>Дымчатый был очень задумчив. Оставшаяся кошечка, была красивой и сообразительной, как это и полагается. Кошка мама, была молодой и неопытной, котят не умела носить в зубах и быстро от них уставала. Когда они родились, она была шокирована и обеспокоена, потом счастлива, потом она устала.
Какой-то детский текст. Быльё, запятые, нарушения времени. Я бы посчитал, что это стилизация, но потом заметил похожую проблему с запятыми в другом месте у тебя. Объяснять надо?
Вот уже неделю мы на севере, ночи белеют, погода в переменчивом настроении. Наша берлога стоит на краю леса, практически в лесу, под тополем белолисткой. Рядом сосна с раздвоенной макушкой - большая редкость. Бывают закаты.
Свет первых впечатлений потускнел и сменился методичным повторением. В качестве развлечения делаем мебель, шумно готовим и убираем.
Поутру, в записной книжке, я обнаруживаю странные записи, писал я, писал ночью, сквозь сон, что они значат - не знаю.
Быльё в лесу странное.
Три минуты по тропинке огибающей болото и ещё четыре по грунтовой дороге. Сначала будет густой и тёмный смешанный лес, потом очень светлый сосновый, а потом - озеро. Облака над ним неподвижны, если смотреть не дольше секунды. Хожу туда через день и все там разное каждый раз. И свет, и вода. Если не бегать взглядом, то видно, что волны движутся во все стороны. Однажды на озере случился ветер и флейта сама по себе заиграла, без меня.
Улитки здесь другие, но так же любят дождь. Деревья нарядились в тюльпаны, нет не осень, просто закат.
Много раз "был" на небольшом объеме текста. Создаёт ощущение примитива. Многие "был" можно заменить другими глаголами или перестроить фразу так, чтобы глагол был не нужен не понадобился.
О, спасибо. Правда цупляется. Я иногда вслух перечитываю и тогда такие косяки вылазят. А этот текст вообще писал по пьяни и не редактировал никак.
Первый вдох и резким холодом наполнены лёгкие, первый крик растянулся в песню длиною в жизнь. Не страшно, что к боли можно привыкнуть, страшно то, что из этой боли мы состоим.
Птицы оставляют паузу для партнёра, если тот молчит повторяют отрывок. Мир мерцает. Разум подобен обезьяне. Чтобы освободиться нужно замкнуть полюса.
Шорох ночью в лесу, как спать не хотел, а сразу србрался.
.
Всепобеждающий одуванчик торжествует. Ровно неделю назад хозяин участка деловито согрешил газонокосилкой по траве. Чем ему она не угодила, чем не понравились ему свежие одуванчики и ещё какие-то желтенькие и беленькие цветочки? Почему с хмурой мордой он завёл сначала одну машику и раз прошёлся, затем другую и два. Сидя на лесах я заметил, что многие в этих лесных краях имеют такую же слабость. И вот они снова здесь, над травой виднеются их гордые головы. А те, что в лесу уже белесые, даже серебряные.
Стрекоза брошью на ели, а в озере небо. Облака как панцирь, как крокодилья кожа. Перевернутые тучи низко тела свои тянут. Плоскость. Зачем придумывать сравнения, если ни с чем не сравнить?
Как тяжело во вселенной одному
Даже ныть бессмысленно, ной, не ной
А чтобы это нытье послушать нужен кто-то другой
Но как же найти такого
Если нет вокруг никого иного?
И вот так оказалось вдруг
Что даже богу нужен старый друг
Я убиваю их сотнями, убиваю их тысячами, чувство такое, будто карму себе испортил на десять жизней вперёд. Появились садисткие нотки, которых раньше не замечал, то сигаретой комара прижгу, то медленно разотру в кашицу пальцами. Но это все бессмысленно, на каждого убитого десять новых и они ещё злее, ещё громче. Без раздумья жертвуют жизнью за один только глоток.
Проблему нужно было решать и решать срочно. И решение пришло, простое и как всегда бывает сложных ситуациях, довольно очевидное. Поймал одного, акуратно подошёл пальцами сзади, пока тот вверх вниз водил хоботом примеряясь, схватил его за ногу. Тот сразу понял, что попал в очень нехорошую ситуацию, крылышки разогнал, задергался. И пока кровопийца безуспешно пытался вырваться я поднёс его к недавнему порезу и дал укусить. Он от неожиданности прихлебнул крови, а после этого я его отпустил. Комары в тот день меня больше не кусали.
Логика здесь самая простая, те которых я убил не могли предупредить товарищей об опасности, те которые улетали живыми советовали мою кровь всем подряд. А последний комар вернулся к своим с предостережением, мол, крови ты там конечно попьешь, но в лучшем случае тебе за это ногу сломают.
Лес после дождя встряхнулся как собака, намочил дважды сушенные штаны. Гусеница на тонкой паутинке корячится с дерева, у коллег состояние примерно такое же - подвешенное. Серо, видимо уже осень, грибы внезапно появляются на тропинках, разрастаются до абсурдных размеров и куда-то исчезают.
Если смотреть на дерево из дерева, снизу вверх, то до жути оно напоминает глаз. Во сне сегодня был атаманом лихим и спасал нэньку Украину от узурпаторов. Сквозь дождь солнце, сквозь слезы смех. Чай закончился, остался каркаде, кислый и непонятный.
Сегодня суббота, хочется в Питер, и не хочется одновременно, после Питера так тяжело в лес обратно. Нужно что-то решать скорее, через час уедет последняя маршрутка. Решить не могу, тяну время, курю сигареты с ароматом веника.
Видел гусеницу, ударил шмеля в лицо, много спал. Пил чай, пил кофе, много курил. Не знал рождения, не знал смерти, видел вечность. Я не говорю, что так жить нельзя, просто немножечко устал. Вот бы на море.
Лес после дождя встряхнулся как собака, намочил дважды сушенные штаны. Гусеница на тонкой паутинке корячится с дерева, у коллег состояние примерно такое же - подвешенное. Серо, видимо уже осень, грибы внезапно появляются на тропинках, разрастаются до абсурдных размеров и куда-то исчезают.
Если смотреть на дерево из дерева, снизу вверх, то до жути оно напоминает глаз. Во сне сегодня был атаманом лихим и спасал нэньку Украину от узурпаторов. Сквозь дождь солнце, сквозь слезы смех. Чай закончился, остался каркаде, кислый и непонятный.
Сегодня суббота, хочется в Питер, и не хочется одновременно, после Питера так тяжело в лес обратно. Нужно что-то решать скорее, через час уедет последняя маршрутка. Решить не могу, тяну время, курю сигареты с ароматом веника.
Видел гусеницу, ударил шмеля в лицо, много спал. Пил чай, пил кофе, много курил. Не знал рождения, не знал смерти, видел вечность. Я не говорю, что так жить нельзя, просто немножечко устал. Вот бы на море.
Песок хрустит под ногами, ветер запустил свои пальцы в макушки деревьев, то тут то там шелест листьев, вдалеке глухо музыка, знакомый мотив. По трассе проедет машина, в доме засмеются, птица робко что-то скажет в осень. Я кружусь с закрытыми глазами выставив руку, вальсирую под песню дракона с мёртвого древа.
Если представить человека точкой, что непрерывно сканирует внутреннее и внешнее пространство выявляя угрозы и цели высокого приоритета, если заставить эту точку застыть на секунду, или же наоборот увеличить частоту её мерцания на максимум...
Никогда не любил троеточия, но можно ли выразить словами, что будет после остановки? Можно только попробовать её остановить.
А ещё после, фрактальная красота нового мира без имён явит себя, если забыться на секунду, одну только секунду, как утверждал Владимир Палыч - не бывает пары секунд. И этот мир будет лучше предыдущего.
Вчера я курил в темноту, а из темноты мне отвечал светлячок.
В патетики силен. Слушал теологический спор, пока руки стучали по камню, и думал о том, что без мечты нет человека, духовный голод не удовлетворить плотской пищей и ещё что-то там про общечеловеческую братскость и сестрость.
Поговорили. Лицо красное, тёплое. И что-то нужно делать, биться в разные стороны, пока не найдёшь новую дорогу.
И пускай я заявлял во всеуслышание, что не может и не в праве, пускай цитировал Соломона - будущее я все-таки рисовал. Образы абстрактные, смазанные. Но они были.
Думал я о прогулках под цветущими, на улице Голенева, вишнями. Думал о поездке к берегу моря, о шуме моря, о луне.
Болезненно осознание, что образы эти больше не осуществимы.
А что будет? Я прекрасно знаю, что будет. Будет то же самое и это ужасно. Попытка заснуть длиною в ночь, под звук биения крови. Мёртвые, недвижимые, тени под жёлтым электрическим светом. Ведь времени нет когда тени заснули.
Небо затянуто облаками - хоть как-то. Грозят дождём, но пока ничего мокрее росы на пластиковом кресле не придумали. Настойчиво цвиркают птички, ни на что не обращая внимания.
Диван пыльный, подушек мало. Наверное умение заключается в том, чтобы погружаясь в сонное состояние и выуживать оттуда фразы неприменимые в быту, направляя облекать их в форму.
В зеркале мой двойник, с ним я играл в детстве, с опаской. А вдруг раньше моргнет? Пугал он меня. Иногда виделось мне непосредственно перед сном, что он живой, ходит и творит всякое от моего (чьего?) имени. Становилось невыносимо страшно, затем я засыпал, чтобы по пробуждении напрочь забыть.
Тополь вчера был покрыт степной пылью, белый весь был. Дождь собьет пыль. Две собаки у забора, жених чёрный, серьёзный. Неказистый, от того и серьёзный, порыкивает. Птички здесь добрые. Чирикают, сидят парочками, играют в догонялки. А что если догонит? Схватить то нечем, рук то и нет.
В сортире живёт оса, с длинными задними ногами, очень тактичная. Старое гнездо я смахнул веником, но, видимо, не её это жилье, а жилье её мамы или бабушки. Сама она прячется в щелюке под потолком. Если случается нам столкнуться в проходе, она всегда уступает дорогу. Соседями ей - великое множество пауков больших и малых я дважды наматывал их на веник вместе с паутиной, но они целеустремлённо возвращались назад. Теперь при виде меня паучихи - мамаши дрожащими лапками цепляются за паутинные шарики с паучатами.
Море очень холодное, отдыхающие находясь в безвыходном положении совершают водные процедуры.
Сон не идёт.
Ефим вчера был немногословен и будто бы чем-то обижен. Третий день он крепит бак к летнему душу. Пришёл и даже не поздоровался.
- Дай фумку - потребовал он.
Фумка поступила в его полное распоряжение и он сосредоточенно стал наматывать её на трубу. Ефим - уральский паренёк неопределённого возраста, а в Крым его перевезла родная мать. Теперь он днем трудится в строительном магазине, по вечерам шабашит. Где уж тут, когда бы, любоваться степными травами, да и на черта они сдались. А море? Про море никто из местных тут особо и не вспоминает.
Первые два часа я стоик. Вяло отмахиваюсь и терплю, про себя отмечая, что это меньшее из зол, и видимо мудаком я был в прошлой жизни раз в этой мне назначены такие страдания. Далее я начинаю их бить на ощупь. Случайно приглушенный комар надсажно взвыл удаляясь в сторону шкафа.
Не выдерживаю и включаю отраву. От отравы у нас случается небольшой переполох. Умирать комары отказываются. Вместо этого они собираются в группки, о чем-то попискивают, вылетают на улицу покурить. Кидаются на меня, но только для того чтобы исполнить прямо на мне какой-то лихой и развязный танец.
Утром у них болит голова и дневной свет им не выносим. Они прячутся в тенях и малодушно молят о смерти. В этот самый момент я беру на себя роль милосердного божества и избавляю их от страданий.
Время и солнце; солнце - как небесная кара, на два дня отсроченнная так и не разрешившейся бурей, снова выжигает степь, желтит листья винограда, делает людей оранжевыми. Время отставшее во время дороги снова разогналось и знамо куда неумолимо несёт. Счёт здесь ведут по самолетам. Раз в три часа по выходным, и каждый час в будние дни, начинают дребезжать стекла и люди сосредотачиваются вспоминая о смерти. Это "наши" самолёты различие эфемерное, но ключевое. Значит умрет кто-то другой.
По набережной, на "муравье", работает мужчина в бандане и оранжевой спецовке. Он ездит туда-сюда и кажется собирает мусор. Я наблюдал его в трех ипостасях, но запомнил с первой: он завёл мотор, прикурил сигарету и включил Рамштайн.
Осенью родятся котята, будущие весы, а значит судьба у них будет ой какая незавидная.
За вечером ночь, за летом осень, так сказал старик из греческого анекдота. Какими они будут я загадывать не рискну, но в общих чертах догадываюсь. Ветром принесення пыль мне подсказкой - как будто туман.
Ставрополь можно написать из пяти слов, первыми двумя будут туман и ветер. Было время эти двое не занимали во мне столько места, теперь же найдя свои синонимы и параллели во мне, они разрослись непомерно. Казалось бы вместе им не ужиться, но от чего это ощущение мутного потока, ощущение дурного сна?
Знаю от чего, и дело не в Маре, Тибете, дело не в книгах про Индию и синих людей. Дело в том, что чем глубже сон, тем он реальнее, а дважды повторенное лишается смысла.
Мамочки, что же делать с руками? Они так мёрзнут. Все терпимо, но руки...
Днем солнце топит снег и кажется, что весна неизбежна, а вечером снова мороз и холод вместе с ним. Бестолково оно все. Это если отвлечься от зимы, одной из самых долгих за всю мою жизнь. Началась она рано, на севере. Там, посреди леса, на краю болота. ударила первая острая ледяная тырса с неба. Три секции сборных лесов, ни к чему не привязанных, скользкая кнопка болгарки, ветер. Семь месяцев болота. И вот уже темень клетушки-комнатушки, ячейки плотно сжатой другими такими в городе фабрике, чей шум так страшен после леса.
Ночь - это зима. Что ей огни фонарей, если она гасит звезды, что ей все эти лампы с абажурами, буйство синего света спрятанное в прекрасной книге на полке, что ей? После болезнь, долго, без запаха, до смешного ощутимая потеря. В старой сказке гордого короля наказали лишив его соли, а он поначалу смеялся! Ну а теперь ещё и война где-то чересчур уж близко. Можно себя конечно упрекнуть в злонамеренном любовании пустоты стакана, чего уж там. Было конечно и другое.
Молчит гитара в углу, к стене притулилась, пыльная вся. Молчу и я. Науке этой много себя посвятил, хорошо умею. Молчу и вместе с этим, как бы не существую. А кто существует?
Земля трясётся когда она рычит приближаясь. Ласточка, вечно больная и своенравная. Немного тепла удаётся взять от рукопожатия. Хорошая традиция.
Не тяжело же? Не болен, не кричишь от боли. В руке твоей скользкий и тёплый экран. Только от чего-то в горле першит и как-то не радует. Хочется великого, большого, больше чем ты сам. Сделать, принести, освятить. Быть довольным. А вместо этого мелкое и разговоры будто пакетом шуршишь. Но почему так тяжело?
И церковь не принесла облегчения, пуглив оглянулась женщина, занесли гроб. Умеренно оголённые ноги. Необходимый минимум одежды, широкий платок на плечах - всё говорило о наступлении ранней весны.
Леонид креветкой сидит на стуле.
– Что такое, Леонид?
– Мне кажется, столярный бог нас покинул.
Дальше можно пофантазировать о природе столярного бога, его внешнем виде, и о том как ему можно угодить. Сути дела это не изменит. На прошлой неделе Сергей Палыч влез пальцами во фрезер, все обошлось, малой кровью, хоть её пролилось и не мало. И даже эта жертва осталась без внимания. Заказчик тянет с оплатой, другой клиент сомневается нужна ли ему красивая кухня. Влияет это на все уровни моей жизни. Очень многие люди заинтересованы тем, как у меня дела с работой. Очень многие. Не объяснишь же им, что столярный бог и его подопечные духи цен на лес, по своей неизяснимой прихоти, или из-за нанесенной им случайной обиды, отвернулись от нас и от меня в частности
.
Окружающее настойчиво намекает, что нужно в этой жизни двигаться. Видел я таких. Их тела подобны мешкам с насекомыми. Какие-то внутренние процессы заставляют их дёргаться, хватать, говорить, делать. Стратегия вроде бы успешная и щедростью неба, помноженной на труды праведные они награждены, той формой, что сейчас принимается за благо.
Тем временем - стемнело. Внизу стало светлее, чем наверху, со звездами никто не спорит. Любая противоположность - мнимая противоположность. Любая попытка поделить что-то и антонигизировать, должна вызывать только один вопрос, почему противопоставляешь именно так? Естественно, в попытке угадать себя в пространстве. Сама попытка вызвана потерей направления.
Сейчас когда я это пишу - мои мысли кажутся мне пошлыми. Естественно, это даже не мои мысли. Я будто диктофон с дефектом, попка-дурак произвольно повторяющий слышанное, в своей не совершенной манере. Повторять ведь всегда легче. Но пройдёт пол года и я оглянувшись на старую запись испытаю лёгкое чувство узнавания. А может искривлю свое лицо в пароксизме стыда.
Тоже сразу в глаза бросилось, отличная метафора, вот за такое люблю этого автора.
Не свет, а свечение - ореол луны. Сегмент неба необычайно ярок для этого времени суток. Даже у звёзд сегодня есть свой небольшой ореол. Фонари светят мягко, звук машин особо не раздражает. Холодок в брюшине и пояснице, наверняка чего-то симптом.
Иван силится вырваться из бытового разговора, но продолжает мерно шуметь будто радио "Маяк" из детства, где бабушка и теремок. Он бурчит низким баритоном про филёнки и откосы, про лестницы и шкафы. Как будто он тысячу раз про себя клялся, что случись разговор, он будет говорить о настоящем, будто бы репетировали про себя, но растерялся и все позабыл.
На скамейке в сквере одна боль тянет другую и так пока не насытятся двое, искурив целую пачку.
В смятении вернуться домой, по дороге обнаружив урну, избавиться от ненужной бумаги. Торопиться спрятаться в сон, оставив все как есть, с надеждой, что хуже не будет.
На завтрашний день конкретных планов нет, только бы проснуться.
Женщины племени Мако расписывают тело красной глиной, растягивают уши и ходят исключительно на цыпочках.
Первыми сдаются каштановые деревья, сжимая красные старческие листья. С подачи армянского моего друга мы стирали об асфальт иголки с каштанов, сушили их на солнце и продавали малышне назвав попрыгунчиками. Прыгали они откровенно говоря так себе, но люди почему-то доверяют именам и малыши несли нам копейки добытые у родителей. Предприятие сулило немыслимые выгоды, хотя считать на тот момент мы и не умели, но нашу бойкую торговлю остановила мать одного из клиентов, почему-то крайне сердитая, принеся обратно отобранный у заплаканного малыша каштан и потребовав вернуть деньги. Честно говоря, я с трудом понимаю причину её недовольства. Человек обвинивший нас в мошенничестве, а сына в наивности, сам становился жертвой такого же подлога ежедневно. Листья каштана краснеют и сжимаются. Небо как всегда на рассвете стремительно меняет свой цвет. Ловлю чей-то взгляд. С гаража сонно потягиваясь и зевая глядит кошка.
Два года назад, мой кот Миша, привёл её к нам домой и диковато оглянувшись, сообщил, что зовут её Хрюня, что они любят друг - друга, и так как жить им пока негде... Хрюня сидела скромно потупив глаза и поджав хвост. После трезвой оценки ситуации (у нас тут все-таки не роддом), невесте пришлось отказать, на что та в свою очередь тоже ответила отказом. В дом у неё проникнуть не получилось, но она все-таки решила остаться и жить хотя-бы в сарае. Тут мы допустили тактическую ошибку и начали по мягкосердечию кошку подкармливать, что только укрепило её уверенность в своём решении. Миша же был счастлив, вместо рискованных поисков любви в темноте подворотни, приобрёл любви много и впрок. Хрюня оказалась порядочной кошкой и первое время мучала его неимоверно, но чем он был настойчивей, тем быстрее истончалась её решимость. В какой-то момент живот её закономерно округлился, а затем в сарае запищали котята, два из которых были серые с Мишкиным противным взглядом. Их я к сожалению не застал, занят был на севере, и поэтому не принимал участия в поиске добрых рук под раздачу. После сопутствующих таким событиям душевных волнений, было принято трудное решение, что: "тут у нас не роддом"и надо бы Хрюню стерилизовать. Что было дальше мне тяжело рассказывать. Не успели швы покрыться шерстью, как Миша перестал прозревать в Хрюне женщину. Раньше она могла зашипеть на него и дать пощёчину, предварительно подманив томным дефиле, и он молча, понурив голову, был вынужден терпеть. Теперь же Миша все чаще задавался вопросом, отчего он вынужден с кем-то делиться едой, да ещё и терпеть на своей территории. Он стал повышать на неё свой голос, чего раньше не позволял, а Хрюня, бедная Хрюня - ничего не могла понять. Дальше - хуже. К скандалам добавилось лапаприкладство, он не бил её как дворовых котов, но кричал уже в полный голос размахивая передними лапами. Конечно же она не выдержала. Собрав свои вещи и бросив напоследок полный обиды взгляд, она ушла.
Дуб отрастил желуди, рощу что-ли в саду надумал устроить? В молчании борется он с грецким орехом, и кажется настойчивость его приносит успехи - орехов, мышам на потеху, в этом году будет меньше, что не может не радовать - собирать их нудно и скучно. Виноград наливается цветом. Те ягоды, что потемнее вполне можно рвать, на вкус они уже сладкие и почти не кусаются. Черно белые пятна в траве и два зелёных глаза - Хрюня. Она часто заходит в гости. С Мишей они в лучшем случае друг друга игнорируют.
От природы у них большие глаза лицо округло. Так специально задумано, на большеглазых сложно сердиться. В платье ли и в макияже, в глиняных ли бусах, или же используя в тех же целях невыцветшую зелень травы. И в горе и в радости, в молодости и старости. Когда я их прозреваю сердце моё как от молодого винограда начинает щипать.
Когда летел все пытался перепутать какую-нибудь речку с брошенной саблей, леса с травой, да придумать облакам новое, красивое имя, но как-то не задалось. Взлетая самолёт накренился, в иллюминаторе земля стала приближаться и я снова ощутил страх как физическое ощущение. Как будто холодной водой обрызгали шею.
Человек скрытый от меня кустами, лицом обращенным на запад занимается гимнастикой, я вижу только его красные от солнца руки. Ветра практически нет, без видимых на то причин листья то тут то там падают.
Естественно, на флейте сданной в багаж появились новые трещины. Клей и изолента это дело поправят, но звук будет ещё хуже. Я перестал брать её с собой в город, видимо с ней я имею подозрительный вид и доблестные стражи каждый раз подвергают меня процедуре досмотра. Ритуал весьма и весьма утомительный. Слава богу, хотя бы чуму отменили и ненужно натирать уши маской.
Много старых друзей уехало, мало осталось тех, с кем можно разделить воспоминания о прошлом, свидетелей и соучастников. Без них для домов и улиц я такой же чужак как голубь или воробей, а для меня они просто причудливые структуры из камня.
Каждый раз как что-нибудь отправлю, внутренне готовлюсь что будут на дваче хуесосить и тряпками ссаными по морде. А как похвалят, так приятно сразу становится. Тебе спасибо.
Скованный рамками собственной личности, собственной программы. Зачем продумывать варианты диалогов если пойдёт оно по накатанной, если на автомате я буду повторять уже сказанное ранее? Человек недалекий от физики, истории, урбанистики и прочего всего.
Переместить мысленно солнце приблизить свет но выходил обман. Знал что это невозможно как изменить ход некоторых сновидений. Которые растворялись стоило только вылить их по своей воле.
Две полосы, кометой куда-то поплыл красный огонек
Тишины не бывает.
Танец абстрактных фигур, который наверное можно было бы выразить математической формулой, а выразив разгадать до смешного большую загадку, вместо это выражал другое, воспоминание о прошлом, звуки, мысли о фигурах и загадках. Хочется сказать что из темноты но и эта мысль как и мысль о темноте есть выражение (воли ли?) существование само по себе.
Утверждать равно разграничивать и как правило определять, даже нет не определять, заявлять о себе как о высшем смысле и причине разграничения. Некоторые мысли имеют за собой будто бы шлейф, процесс едва заметного изменения в череде повторений.
И сердце его радо когда встречает указание в мире где правдивость указания как и всего остального невозможно определить.
На каждой станции метро был свой свет, на площади женственности руки держащие осколок великого льда красились теплым красноватым оттенком, на степной приобретали стерильный голубоватый оттенок.
>бессмысленной заумью
Кажется, плоскоземнльщик тут как раз ты.
Знать бы ещё, как писать правильно, как писать то, что в голове, как не бояться абстрактного просмотра моих записей, из-за чего я начинаю писать так, чтобы Ему понравилось
Да не слушай маню. Твоя писанина - как раз современный стиль и формат, то есть в наше время так писать не только допустимо, но и наиболее целесообразно.
Я другой анон. Я даже ничего толком не писал, боюсь, что будет не то, что думаю, не то, что хотел написать
Даже если допустить, что и так, что писанина ОПа -- современный формат в чем лично я сомневаюсь, то что же?
Цитирую ОПа:
>Еще бывает ночью подрываюсь и сквозь сон такую хуйню выдаю
Ну тут все и написано ОПом честно, вот суть его текстов: сквозь сон такую хуйню выдаю
Я бы не сказал, что ОП бездарен или безнадежен, но он просто ленивый или самовлюбленный, его тексты именно что какие-то фантазмы, закорючки на полях, как вот кляксы похожие на котиков и собачек. Он вообще не работает, переписывает какие-то свои наблюдения сравнивает одно с другим и, видимо, считает, что в этом и состоит литературная ценность - в том, чтобы найти чем рассвет похож на мороженное, а любовь на ящик с гвоздями.
Понятно, чем это может понравиться кому-то. Ведь это суть всех литературных кружков, форумов и прочих собраний - которые всегда есть сборище подобных ОПу авторов, что соревнуются в каком-то придумывании метафор, а не в том, чтобы написать историю.
Считаю, что такое соревнование - не самое худшее, что может сделать человек, который хочет писать. Но это всё не о литературе.
В принципе, это все лишь графомания, в честь которой раздел и назван. И я верю, что у ОПа, есть желание писать что-то больше, чем графоманию, а если нет - значит он врет сам себе.
Что делать если желание перерасти графоманию у ОПа есть? Начать думать над тем, кто его герой, наверное. Сейчас очевидно, что герой ОПа - это сам ОП, скучный унылый витатель в облаках, который сравнивает реки с саблями и просирает свою жизнь в этих неинтересных фантазмах.
>Что делать если желание перерасти графоманию у ОПа есть? Начать думать над тем, кто его герой, наверное. Сейчас очевидно, что герой ОПа - это сам ОП, скучный унылый витатель в облаках, который сравнивает реки с саблями и просирает свою жизнь в этих неинтересных фантазмах.
Как точно, о боги
Дикость правды, карнавал и конформизм, позабытые смыслы, вновь узнаны - правда. Между делом, но о приятном, разговоры о пище, чревоугодие грех, но хитрый грех, ибо за ним сокроем. И онемевшие пальцы - троп, тропа по ней стучу по чуть-чуть. У всех свои заботы, а искренность позабыта, лишь кривизна зубов, да растительность на первый план. Небрита шея, и жалость, милосердие ли, обеспечит выполнение требований. Голоса смешались.
Не пойму и не узнаю, проснусь - забуду.
На стекле мокрое, брызги на стекле тени от них, капли на перегонки донизу и все сотрёт полоса. Любой путь дольше чем хотелось бы, любая дорога всегда и ничего кроме, лишь свет навстречу.
В чем тонкость. Гоголевского Тараса? А люлька упала у Тараса, обычно не падала, а тут упала. И не обратил бы внимания и не упомянул, а тут - подробность, знак.
Счастье отчасти это мысль к которой возвращаешься, когда о счастье думаешь. Отблеск, блик, вот что о нем я вижу.
Мокрая полоса от сплошной. Бильярдным шаром в глотку. Па-те-тич-ный. Забила, спасибо. Не тебе и не людям отсель - никому.
Жарко и мокро, сквознячка глотнуть и спать.
Безумный взгляд - когда глаза играют. Иногда так случается, смех - преломляется. Мне это не страшно мне всё страшно и я - балансир. Испросился.