Жених работал некоторое время для семьи своей невесты. Также бывали случаи, при которых жених просто приходил к своей невесте в дом каждую ночь, но оба жили со своими родителями. В крестьянских семьях свадьбы долгое время не играли, но когда все видели, что мужчина слишком часто приходил к одной и той же даме, то их автоматически начинали считать мужем и женой. Жена могла переехать к своему мужу только если его мама уже не справлялась со своими домашними обязанностями, а также она принималась в дом жениха в случае рождения ребенка или смерти одного из родителей мужа.
Цумадои («посещение жены»), по которым муж переходил в дом к жене. Брачным возрастом для девушек являлся возраст 13 лет, а для юношей - 15 лет. Для такого брака было характерно то, что, и мужчины и женщины могли иметь несколько супругов, причем все дети, рожденные в таких браках, считались законными, но принадлежали семье матери, а не отца. Особой проблемой рождение дочери не считалось, поскольку если выдать дочь удачно замуж, то клан мог повысить свой социальный статус и благосостояние клана родителей. Наследовать имущество могли, как и мальчики, так и девочки. Исключение составлял императорский род, в котором наследование происходило только по мужской линии.
Предыдущий тред: >>954912 (OP)
Архив Тредов: https://arhivach.hk/?tags=13734
Кто на 2 картинке мужик?
В Афганистане есть бачапош воспитываешь до 12 парнем для работы вот тебе и одежда мужская ещё есть уникум не бачата пошёл депутатом в Хорсе работает не знаю что с ней стало носит мужскую одежду оружие выступает за традиции
>А. Н. Афанасьев Русские заветные сказки. 1872.
Добрый отец.
В одной деревне жил весёлый старик, у него были две дочери — хорошие девицы. Знали их подруги и привычны были к ним на поседки сходиться. А старик и сам был до девок лаком: завсегда по ночам, как только они уснут, то и ползет щупать, и какой подол ни заворотит — ту и отработает; а девка всё молчит, такое уж заведение было. Ну, мудрёного нет, таким образом, может, он и всех-то девок перепробовал, окромя своих дочерей. Вот и случилось, в один вечер много сошлось к ним в избу девок, пряли и веселились, да потом и разошлись все по домам: той сказано молотить рано поутру, другой мать ночевать наказала дома, у третьей отец хворает. Так все и разошлись. А старик храпел себе на полатях, и ужин проспал, и не видал, как девки-то ушли. Проснулся ночью, слез с полатей и пошёл ощупывать девок по лавкам и таки нащупал на казёнке[1] большую дочь, заворотил ей подол и порядком-таки её отмахал, а она спросонок-то отцу родному подмахнула. Встаёт поутру старик и спрашивает свою хозяйку:
— А что, старуха, рано ли ушли от нас ночевщицы?
— Какие ночевщицы? Девки ещё с вечера все ко дворам ушли.
— Что ты врёшь! А кого же я на казёнке-то дячил?
— Кого? Вестимо кого: знать, большую дочуху.
Старик засмеялся и говорит:
— Ох, мать её растак!
— Что, старой черт, ругаешься?
— Молчи, старая кочерга! Я на доньку-то (дочку) смеюсь; ведь она лихо подъебать умеет!
А меньшая дочь сидит на лавке да обёртывает онучей ногу, хочет лапоть надевать, подняла ногу да и говорит:
— Ведь ей стыдно не подъебать; люди говорят: «Девятнадцатый год!»
— Да, правда, евто ваше ремесло!
Жил-был мужик, у него была молодая хозяйка. Вот пришли в деревню солдаты и поставили к этому мужику в постояльцы одного служивого. Как легли они вечером спать все вместе: хозяйка в середине, а мужик с солдатом по краям — мужик лежит да разговаривает с женою, а солдат улучил то времечко и стал хозяйку через жопу валять. Мужик разохотился было и сам на бабу слазить и хотел её пощупать — хвать за пизду рукою и поймал солдатской хуй.
— Что ты делаешь, служивый?
А солдат храпит себе, будто спит крепким сном.
— Ишь, какой служивый! — сказал мужик. — Сам спит, а хуй в пизду направил.
— Извини, хозяин! И сам не знаю, как он туда попал!
б)
Долго подбирался солдат, как бы уеть хохлушку; вот и выдумал и говорит хохлу:
— Хозяин! у тебя к дому много чертей, спать не дают! А ты каково спал?
— Я, слава Богу, хорошо!
— Ну, я нынче с тобой лягу!
Хохлушка говорит:
— Пущай с нами ляжет!
Хохол согласился. Вот сам хозяин лёг с краю, хозяйку положил в серёдку к себе передком, а солдат улёгся к стене и ну подталкивать хозяйку через жопу. Хохол протянул тихонько руку и ухватил солдата за хуй.
— А, господа служба, сам спит, а хуяку пустил в чужую пиздяку!
— Что ты, чёртов сын, ухватил меня за хуй? — закричал солдат, — я и жене твоей не позволю — не только тебе!
— А зачем, господа служба, пускаешь хуяку к чужую пиздяку?
— Да разве он лазил туда?
— Ишь какой! Да я его оттуда насилу вытащил!
— Экой блудливой шельма! Ну, намну ж ему бока, не станет он у меня шляться по чужим дырам.
Солдат и хохлушка.
Ехал хохол с жинкою и сыном в город на волах, а кирасир привязал на дороге кобылу к дереву и ебёт её.
— Что ты, моssкаль, делаешь?
— Да вот казенная лошадь сплечилась, так лечу!
А хохлушка думает: «Верно, у него хуй большой! Ишь кобылу ебёт!» Взяла и села в телеге на грядку; колесо ударилось в канаву, хохлушка упала с телеги и кричит:
— Беги скорей за солдатом, я сплечилась!
Хохол побежал, догнал солдата:
— Моssкаль! Будь родной отец, помоги, пожалуйста, у меня хозяйка сплечилась.
— Что делать, надо помочь твоему горю!
Воротился солдат, хохлушка лежит на земле да стонет:
— Ай, батиньки, я сплечилась.
— Есть у тебя, — спрашивает солдат хохла,— рядно, чем телегу накрыть?
— Есть.
— Хорошо; давай сюда!
Накрыл телегу и положил туда хохлушку.
— А есть ли у тебя хлеб-соль?
— Есть.
Солдат взял кусочек хлеба и посолил.
— Ну, хохол! Ступай, держи волов, чтобы с места не трогались.
Хохол ухватил их за рога и держит, а солдат влез на телегу и давай еть хохлушку. Сын увидал, что солдат на матери лежит, сказал:
— Тятько, а тятько! Моssкаль мамку ебёт.
— И то, сынок, кажись, ебёт! Да нет, хлеб-соль его не попустит!
Солдат отработал и вылез из телеги; хохлушка говорит:
— Ну, спасибо, моssкаль! Вот тебе карбованец.
Хохол достал кошелек, дает ему два карбованца:
— Спасибо, моssкаль, что жинку вылечил!
Солдат и хохол.
Стоял солдат у хохла на квартире и свёл знакомство с его хозяйкою. Хохол заметил и перестал ходить на работу; все сидит дома. Солдат поднялся на выдумку, переоделся в другую одежду, приходит вечером к хате и стучится в окно. Хохлушка спрашивает:
— Кто там?
А солдат отвечает:
— Бабе.
— Какой бабе?
— Какой хохлов ебе! Что, хозяин дома?
— На что тебе?
— Да вот последовал указ всех хохлов перееть! Отпирай-ка скорей двери!
Хохол испугался, не знает, куда деваться, схватил кожух, залез под лавку и укрылся тем кожухом. Хохлушка отперла двери и впустила солдата; вошёл он в хату и кричит:
— Где же хозяин?
— Его нема дома.
Солдат начал искать его на печи, на полатях и по всем углам — и наконец напал на хохла под лавкою.
— А это кто?
Хозяйка говорит:
— Это теля.
А хохол услыхал и замычал по-телячьи.
— Ну, коли нет хозяина, так сама ложись!
— Ах, Боже мой! Нельзя ли обождать до другого раза, пока хозяин придёт?
— Тебе хорошо — до другого раза! А мне надо обойтить все избы, а не обойду — так триста палок в спину. Ложись-ка скорее; мне с тобой некогда разговаривать.
Хохлушка легла, а солдат начал её осаживать по-свойски, до того припёр ей, что она аж запердела с натуги. Отвалял солдат и ушёл из хаты; хохол вылез из-под лавки и говорит:
— Ну, спасибо тебе, жинка, что за меня потрудилась! У тебя две дыры: в одну прёт, в другую дух идет — и то ты не утерпела да запердела, а я, кажись, совсем усрался бы! Ох, жинка, ты умна, а я еще умней: ты сказала «теля», а я и замычал по-телячьи!
Горячий кляп.
Был-жил мужик, у него была дочь. Говорит она отцу:
— Батюшка, Ванька просил у меня поеть.
— Э, дурная! Зачем давать чужому, мы и сами поебём!
Взял гвоздь, разжёг в печи и прямо ей в пизду и вляпал, так что она три месяца ссать не могла! А Ванька повстречал эту девку да опять начал просить:
— Дай-де мне поеть.
Она и говорит:
— Брешешь, черт Ванька! Меня батюшка поёб, так пизду обжёг, что я три месяца не ссала!
— Не боись, дура! У меня холодный кляп.
— Врёшь, черт Ванька! Дай-ка я пощупаю.
Она взяла его за хуй рукою и закричала:
— Ах ты, черт эдакой! Вишь теплой: макай в воду.
Ванька стал макать в воду, да с натуги и забздел. А она:
— Ишь зашипел! Ведь сказывала, что горяч, так еще обмануть, вор, хочешь!
Так и не дала Ваньке.
Вот ты смеёшься, а лет через 50 кто-нибудь защищать кандидатскую по двачепасте про "Губку Боба"
>сочинялась же быдлом для быдла, а у него все интересы вокруг ебли вертятся.
А уже и не смеёмся. Всё серьёзно:
https://www.youtube.com/watch?v=ve5M2SvYN3w
Раззадоренная барыня.
В некотором царстве, в некотором государстве жил богатый мужик, у него был сын по имени Иван.
— Что ты, сынок, ничём не займёшься? — говорит ему отец.
— Ещё поспею! Дай-ка мне сто рублей денег, да благослови на промысел.
Дал ему отец сто рублей денег. Пошел Иван в город. Идёт мимо господского двора и увидал в саду барыню: очень из себя хороша! Остановился и смотрит, сквозь решетку.
— Что ты, молодец, стоишь? — спросила барыня,
— На тебя, барыня, засмотрелся! Уж больно ты хороша! Коли б ты мне показала свои ноги по щиколотки, — отдал бы тебе сто рублей!
— Отчего не показать! На, смотри, — сказала барыня и приподняла своё платье. Отдал он ей сто рублей и воротился домой.
— Ну, сынок,- спрашивает отец, — каким товаром занялся? Что сделал на сто рублей?
— Купил место, да лесу для лавки. Дай ещё двести рублей, надо заплатить плотникам за работу.
Отец дал ему денег, а сын опять пришёл и стоит у того же сада. Барыня увидала и спрашивает:
— Зачем, молодец, опять пришёл?
— Пусти меня, барыня в сад, да покажи свои коленки, отдам тебе двести рублей.
Она пустила его в сад, приподняла подол и показала свои коленки. Парень ей отдал деньги, поклонился и воротился домой.
— Что, сынок, устроился?
— Устроился, батюшка, дай мне триста рублей, я товару накуплю.
Отец дал ему триста рублей. А сын сейчас отправился к барынину саду. Стоит и глядит сквозь решетку. А отец думает: «Дай-ка схожу, посмотрю на его торговлю».
Пошёл за ним следом и посматривает.
— Зачем, молодец, опять пришёл? — спросила барыня. Парень отвечал ей:
— Не во гнев тебе, барыня, сказать, позволь поводить мне хуем по твоей пизде, я за то дам тебе триста рублей.
— Пожалуй. — Пустила его в сад, взяла деньги и легла на траву; а парень скинул портки и стал её хуем по губам поваживать и так раззадорил, что барыня сама просит:
— Ткни в срединку! Пожалуйста, ткни!
А парень не хочет:
— Я просил только по губам поводить.
— Я отдам тебе назад все твои деньги, — говорит барыня.
— Не надо!
А сам все знай поваживает по губам-то.
— Я у тебя шестьсот взяла, а отдам тысячу двести, только ткни в срединку!
Отец глядел-глядел, не вытерпел и закричал из-за решётки:
— Бери, сынок, копейка на копейку хороший барыш!
Барыня услыхала, да как вырвется и убежала. Остался парень без копейки и заругался на отца:
— Кто просил тебя кричать-то, старый хрен!
> Неадаптированные народные сказки
В зарубежных помимо ебли, ещё и гуро всякого много.
Первое знакомство жениха с невестою
У одного старика был сын, парень взрослый, у другого дочь — девка на поре. И задумали они оженить их.
— Ну, Иванушка! — говорит отец. — Я хочу женить тебя на соседской дочери, сойдись-ка с нею да поговори ладнее да поласковее!
— Ну, Машутка! — говорит другой старик. — Я хочу отдать тебя за соседского сына, сойдись-ка с ним, да ладнее познакомься!
Вот они сошлися на улице, поздоровались.
— Мне отец велел с тобой, Иванушка, ладнее познакомиться, — говорит девка.
— И мне тож наказывал мой батька, — говорит парень.
— Как же быть-то? Ты где, Иванушка, спишь?
— В сенцах.
— А я в амбарушке; приходи ночью ко мне, так мы с тобою и поговорим ладнее…
— Ну что ж!
Вот пришёл Иванушка ночью и лёг с Машуткою. Она и спрашивает;
— Шёл ты мимо гумна?
— Шёл.
— А что, видел кучу говна?
— Видел.
— Это я насрала.
— Ничего — велика!
— Как же нам с тобою поладить? Надо посмотреть, хорош ли у тебя струмент?
— На, посмотри, — сказал он и развязал гашник, — я этим богат!
— Да этакой-то мне велик! Посмотри, какая у меня маленькая!
— Дай-ка я попробую: придётся ли?
И стал пробовать; хуй у него колом стоит; как махнет её — ажно из всех сил она закричала:
— Ох, как больно кусается!
— Не бось! Ему места мало, так он и сердится,
— Ну вот, я ведь сказывала, что место-то для него мало!
— Погоди, будет и просторно.
Как пробрал её всласть, она и говорит: «Ах, душечка! Да твоим богатством можно денежки доставать!»
Покончили и заснули; проснулась она ночью и ну целовать его в жопу — думает в лицо, а он как подпустил сытности — девка и говорит; «Ишь, Ваня, от тебя цингой пахнет!..»
Невеста без головы.
Вошёл парень в избу, снял узду с плеча и повесил на гвоздь, сел на лавку и поглядывает на невесту. Старик спрашивает у своего ночлежника:
— А что в вашей стороне хорошего слыхать?
— Хорошего, дяденька, ничего, а худого много.
— Что же такое?
— Да вот что: каждую ночь волки людей едят; уже недели с две редкая ночь пройдет, чтобы волки не отгрызли пять или десять человек!
Потолковали и легли спать: старик со старухою в клети, дочь в сенях на койке, и ночлежник в сенях, только на сене, что наверху было на досках накладено. Парень лежит да все прислушивается: не придёт ли к девке какой любовник? Прошёл час и два, вдруг постучался-кто-то в двери и говорит:
— Миленькая, отопри!
Девка встала потихонечку, отперла дверь и впустила своего полюбовника; он разделся и лёг с нею спать. Поговорили промеж себя, и до того договорились, что гость взобрался на девку и ну валять её во все лопатки; отзудил раз, отзудил и в другой.
— Послушай, душа, я слыхала от баб, что если привязать ноги верёвкою и притянуть покруче к самой шее, то пизда вся снаружи будет и что эдак-то хорошо еться: не надо и подмахивать. Попробуем-ка, дружок!
Гость долго не думал, взял свой кушак, обвязал около её ног, притянул их покруче к шее и давай качать. Тут ночлежник как бросится сверху, да как закричит во все горло:
— Караул! Рятуй, хозяин! Твоя дочь пропала: волки голову отъели.
Любовник соскочил, да и к дверям, а ночлежник схватил его за шиворот:
— Нет, брат, стой, погоди маленько!
Старик со старухою услышали крик, что волки у ихней дочери голову отъели, выбежали из клети — и к дочерней постели. Щупает её старик руками и нащупал в потёмках пизду и жопу, оробел: ведь это, думает, одно туловище, головы-то нету. И закричал на старуху:
— Давай скорей огня! Теперича нашей дочки нет живой на свете!
А сам крепко ухватился и держит за пизду и жопу и плачет по дочери. Принесла баба огня. Глядь, а дочка-то связана! Господи Боже мой! Что это такое?
— А вот он, дядюшка, волк-то, — говорит ночлежник, держа полюбовника за ворот.
— Эка ты, сукин сын! — закричала старуха. — Разве не мог поеть её попросту?
Давай толкать любовника в шею; так и вытолкали! А дочь развязали.
> Давай толкать любовника в шею; так и вытолкали! А дочь развязали.
Happy end.
> Послушай, душа, я слыхала от баб, что если привязать ноги верёвкою и притянуть покруче к самой шее, то пизда вся снаружи будет и что эдак-то хорошо еться
>гуро
То есть прижигание пизды раскалённым гвоздём это уже не гуро?
Пиздос, слэйвянские натахи конечно ни в какое сравнение с француженками и англичанками не идут.
"И потаенную и разрядную проституцию можно разделить на два вида: аристократическую и плебейскую. Кроме того, разрядная проституция делится на несколько категорий: лучший товар захватывается всемогущим капиталом, низшие сорта остаются на долю бедности. У нас аристократическая проституция состоит преимущественно из иностранок. Самый высокий и дорогой сорт, известный под названием камелий и весьма малочисленный, доставляется из Франции, затем следуют Германия и Прибалтийский край. Самый низший класс состоит почти единственно из русских женщин".
"И однако же, всему свету известно, что такое англичанка. Это очень высокий тип женской красоты и женских душевных качеств, и с этим типом не могут равняться наши русские женщины..."
Проститутки в России:
"На Дербеновке, например, целая улица занята публичными домами самого низшего сорта, посещаемыми солдатами, мастеровыми, оборванцами и т. п. людом за плату, не превышающую 50 коп. серебром за ночь. Здесь, если вы пройдете вечером зимой или летом, в ясную погоду или в дождь, в зимнюю вьюгу, вы непременно встретите у каждых ворот несколько женщин, приглашающих вас в свои вонючие, грязные вертепы, в этих вертепах вы встретите старых, одряхлевших, уродливых женщин, до такои степени нарумяненных и набеленных, что невольно удивитесь, как этот слой белил и румян не обваливается, как со стен штукатурка. Вы встретите женщин с хриплым, надтреснутым голосом, женщин, до того истасканных, изношенных, что только бесчувственно пьяный человек в состоянии, как они сами выражаются, заниматься с ними. Здесь у вас потребуют дамского угощения - водки или пива, а если вы останетесь с какою-либо из этих прелестниц, то поутру она попросит у вас гривенник на похмелье или помаду. В этих притонах почти все проститутки с жадностью пьют водку, иначе им и года не продолжить бы своего отвратительного ремесла, так как здесь проститутка иногда бывает вынуждена принять в вечер человек десять мужчин. Можно также быть уверенным, что если у вас есть несколько денег, то вас здесь обокрадут, если только вы не постоянный гость".
Проститутки в Англии:
"Кто бывал в Лондоне, тот, наверно, хоть раз сходил ночью в Гай-Маркет. Это квартал, в котором по ночам, в некоторых улицах, тысячами толпятся публичные женщины. Улицы освещены пучками газа, о которых у нас не имеют понятия. Великолепные кофейни, разубранные зеркалами и золотом, на каждом шагу. Тут и сборища, тут и приюты. Даже жутко входить в эту толпу. И так странно она составлена. Тут и старухи, тут и красавицы, перед которыми останавливаешься в изумлении. Во всем мире нет такого красивого типа женщин, как англичанки. Всё это с трудом толпится в улицах, тесно, густо. Толпа не умещается на тротуарах и заливает всю улицу. Всё это жаждет добычи и бросается с бесстыдным цинизмом на первого встречного. Тут и блестящие дорогие одежды и почти лохмотья, и резкое различие лет, всё вместе. В этой ужасной толпе толкается и пьяный бродяга, сюда же заходит и титулованный богач. Слышны ругательства, ссоры, зазыванье и тихий, призывный шепот еще робкой красавицы. И какая иногда красота! Лица точно из кипсеков. Помню, раз я зашел в одно «Casino». Там гремела музыка, шли танцы, толпилась бездна народу. Убранство было великолепное. Но мрачный характер не оставляет англичан и среди веселья: они и танцуют серьезно, даже угрюмо, чуть не выделывая па и как будто по обязанности. Наверху, в галерее, я увидел одну девушку и остановился просто изумленный: ничего подобного такой идеальной красоте я еще не встречал никогда. Она сидела за столиком вместе с молодым человеком, кажется богатым джентльменом и, по всему видно, непривычным посетителем казино. Он, может быть, отыскивал ее, и наконец они свиделись или условились видеться здесь. Он мало говорил с нею и всё как-то отрывисто, как будто не о том, о чем они хотели бы говорить. Разговор часто прерывался долгим молчанием. Она тоже была очень грустна. Черты лица ее были нежны, тонки, что-то затаенное и грустное было в ее прекрасном и немного гордом взгляде, что-то мыслящее и тоскующее".
Выбрал какие-то крайние примеры и сравнивает. Ну типичный хохол.
>А. Н. Афанасьев Русские заветные сказки. 1872.
Женитьба дурня
Жив-був соби казак, у его була жинка и еще був сын Грицько. Грицько ходыв в степу за вивцями. От дид з бабою змовляются:
— Стара! Треба нам Грицька оженить.
— Як женить, так женить! — послали воны за Грицьком.
Приходе наймит да и каже:
— Здоров був, паноче! Батько звилив тобе иты до господив.
Прийшов до дому, устричают його батько и мате:
— Здоров був, сынку! Як соби маешь?
— Слава Богу, тато и мамо! Помаленьку. А чого-це вы мене до дому звалы?
А батько каже:
— Та вже-ж я — старый и мати твоя — стара, так треба тебе оженить.
— Не хочу! Пиду собе у степ.
— Почекай лышинь трохи (погоди ещё немного), мы порадамось (посоветуемся) з добрыми людьми, як воны скажуть.
— Ну, добре!
От добри люди присовитовалы, щоб даты йому борошня (зерно, хлеб) мишкив шесть и послаты на базар, та-й звилить йому, щоб вин не продавав ни евреям, ни купцям, ни старым бабам, а продавав дивчатам и молодыцям и просыв бы з их за борошно ебелки. Прийшов старый до дому та й каже:
— Сынку! Бери пару волив, запрягай у виз и йидь на базар, та вези шесть мишкив борошня; тилко не продавай евреям, купцям и старым бабам, а продавай дивчатам та молодыцям.
От вин узяв пару волив, заприг, наклав на виз борошня и повиз у мисто. Пидъихав к базару, устречае його еврей:
— Здоров був, паноче! Що таке у вас е продажне?
— Ничего нема, бисив еврей!
Подходит купец:
— Що таке, паноче, продаете?
— Ничего нема!
Оце подходе к йому молодыця и пытае:
— Що таке продажне?
Вин каже:
— Борошно.
— А скилько е?
— Шисть мешкив.
— А що просите за його?
— Та дай ебелки!
Вина подывилась на парубка и каже:
— Чи не можно меньше узять?
— Ни, не возьму; як дасы ебелку, так оддам.
— Везы ж за мною.
Вин зараз: «Гей! Гей!» — и прийихав до ней на двир и пытае:
— Куды же мене зносыть?
Вина показала йому, а сама пишла, прыготовыла меду и паляниць, та и говорить:
— Иди сюда, паноче!
Вин прийшов у хату.
— Здоров був, паноче! Сидись та йижь ебелку.
Вин сив и зачав опиздячивать, найився и каже:
— Спасыби за ебелку!
Вна отвичае:
— Богу святому дякуй.
Прийихав до дому, батько и мате пытают:
— А що, сынку, продав борошня?
— Продав.
— А за шо продав?
— За ебелку.
— А що, сынку, гарна ебелка?
— Та така солодка, що и сказать не можно.
— Ну, сынку, женысь, и у твоей жинци буде!
— Колы так, то й женить мене!
— Ну, старая,— говорит батько, — слава Богу! Наш Грицько жениться захотив. Послалы воны сваху к богатому мужику. Прийшла сваха:
— Помогай Бог!
— Здорова була, бабуся! А що ты нам скажешь хорошее? — Та у вас е товар, а у мене е купец.
От и сосватала за Грицька дивчину Гапку. Тутычки выбралы дружку и бояр, созвалы пойизд, пойихалы до церквы и повенчалы, та й началы гулять, веселицця. От вже ж треба молодых в весты спать до коморы. Дружко и каже:
— Ну, гляды-ж, Грицько! Чи знаешь, де ебелка?
А вин:
— Як не знать! — А де?
— Та на столе.
— Та ни, ты шукай — де волосья — там и ебелка.
— Добре.
Положилы йих спаты, а самы пийшлы гуляты. Довго лежав Грицько з Гапкою, и захотилось йому ебелки. Начав вин шукать по кошелям и полкам — нигде нема; а в тий же каморе стояла соха, а вверху на сохи було пидоткнуто кущем волосьив. Вин увидел те полосы и полез на соху, просунув руку и щупае: чи нема там ебелки! Та вже слизты с сохи боицця. Прийшов дружко пидниматы молодых, стучить:
— Добры день, молодый Грицько!
А вин сыдыть на сохе и каже:
— Здоров був!
— А що, Грицько, найшов волосья?
— Найшов.
— И влиз?
— Влиз, то оце лихо — не злизу.
— Валысь набик.
Грицько зваливсь набик, ударивсь об землю и разбив собе голову до крови. Дружко пытае:
— А що, зваливсь?
— Зваливсь.
— А що, до крови?
— Та вже ж, до крови! Отчиняйте ж двери.
Одчинилы. Грицько зараз выскочыв и побиг у степ, к своим вивцям. Бижить биля попова двора, удруг наскочылы на його собаки; вин начав обороняцця, пятывся и влиз у самую церковь, а се было у нидилю (воскресенье). Вин подивився та й каже:
— Ишь, бисови собаки, скилько нагналы сюда людей!
И дывно йому, що людей багацько, а уси мовчат, тилько помаленьку шепчуть да кланяюцця; мабуть воны кого просят, щоб их до дому довив? А дали побачив вин попа в золотий свыти, що ходить меж людей та все кланяецця; от иде вин и до Грицька. Грицько думае:
— Що се таке? Несе вин якусь торбынку и на людей огонь кидае (речь идёт о кадиле).
Поп блыжче, а Грицько йому каже:
— Помало, батько, очи не выпечи!
А поп усе махае та махае. Як Грицько свисне ёого по голове, аж вин упав; тут люди, мабуть, чоловиков пятьдесят буде, учинылысь за дурня; вин усих йих вытащив с церквы и сам пишов у степ:
— Ну, бисовы люды, кажить мини спасыби, а то бы вы тутычки и заночувалы!
А Гапка скучае соби без чоловика и плаче. От научилы йии, щоб вона пишла до Грицька у степ; як буде вин стояты з ватагою биля воды, то щоб вона спытала у йоrо:
— А що, чоловиче, чи не можно тут скупатыся?
А вин скаже: — Чому ж неможно? Можно.
— Та може тут глыбоко? Полезай сам перши у воду.
От так дило и здилаицця! Пишла Гапка у степ, приходит, а вин стоит коло става (пруда):
— Здоров був, паноче!
— Здорова була!
— А що, чоловиче, чи можно тут скупатыся?
— Чому ж неможно?
— Та може глыбоко, покажи мене.
Вин зараз скинув сорочку и штаны, влиз у воду и каже:
— Бачишь, по колини.
Вона и соби влизла у воду, побачила у ёого хуй и пытае:
— Що се таке?
А вин каже:
— Се табака.
— На що ж вона? Що ты робыщь з нею?
— Сцю.
— А чим ты йии годуешь (кормишь)?
— Та ничим.
— Ото-то вона и худа!
А Грицько побачив у Гапки пизду, да й пытае:
— А у тебе що се тако?
— Поцька.
— А на що вона тоби?
— Табаку годовать. Хай твоя табака пойисть поцьки.
— Э, щоб вона мене укусыла! Хай йий бис!
— Ни, ни укусыть.
Грнцько узяв свою гирлыгу (овчарская палка) и зачав пробувать: чи ни укусить? А потим согласився погодовать свою табаку. Надрочила вона йому и направила хуй в пизду, та и придерживае. Любо стало Грицьку, бросив вин степ и прибежав до дому, и кричить:
— Тату, мамо? Де моя жинка?
— На що вона тоби?
— Ебать хочу.
— Зараз прийде.
А жинка тому и рада, а сама каже:
— Пидожды до обида, мати галушки варыла.
А вин:
— Ничего не хочу, ходим годовать табаку.
И зачав йии ебать, а вона зачала пирдить; трудно йии стало, скочила и охота. Вона и говорыть:
— Я, чоловиче, вже не вздужаю.
— Що ж робыты?
— Та мини добры люди казалы, щоб нашего сусида вил полизав мини сраку, то може я и поправлюся. Пиды попроси вола!
Пийшов вин до сусида:
— Нехай ваш вил моей жиньци сраку полиже?
— Нехай!
Воротився да жинке, та и каже:
— Иды! Вже пригнав вола.
От Гапка задрала хвист, уставила сраку у викно, Грицько йии придерживае; а сусидский Ивашка (бо вона з ным наперед зговорылась) як почав Гапку через сраку чесать, аж йии лыхорадка забира.
— Ну що? — каже Грицько.
— Та мало полегчило!
А потом и сам Грицько заболив и каже:
— Жинка, пиды, попросы сусидова вола, щоб мини сраку полизав.
Вина пийшла и выпросыла вола:
— Ну уставай, иды до викна!
От вин спустыв штаны и выпятив у викно сраку, а вил як вдарить його по тий сраци, аж через голову вин перевернулся!
Поп и хохол.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был хохол, у него был отец-старик. Крепко старик заболел, лежит в постели, а сын ходил-ходил за ним, да потом и бросил. Что отец ни попросит у него — пить или есть — хохол будто не слышит, только думает, как бы поскорее помер.
— Э, сынку, сынку! — говорит отец, — ты вже не став мене и за батька почитати, а я ж тебе на свит родыв!
А сын ему отвечает:
— Серу твоего батка! Ты не мене робыв, а свою душу солодыв (услаждал). Полезай ты к матери в сраку, то я батько, и тебе перероблю.
Отец вздохнёт и промолчит. Пришло время, помер старик. Одели его и положили на лавке: лежит покойник, борода у него длинная; накурили в избе ладаном. Всё готово. Пошёл хохол за попом:
— Здравствуй, батиньку!
— Здорово, хохол! Что скажешь?
— Мой батько помер, пиды — похорони.
— Неужели помер?
— Помер, легкой ему опочывок! Лежит на лавке, как Спас, и бороду свою распас, мосьмило по хатоньке походите и на его билое тило посмотрите. Да, кажись, батиньку, он и просвятится, бо так и пахнет от него ладаном!
— Что же, хохол, есть у тебя деньги — за похороны заплатить?
— За шо тоби деньги платить? За тое стерво, шо лежит на лавке, черной, як головешка, а вытаращив зубы, як бешена собака. Дай ще тоби за него деньги платити! Пожалуй, не приходь хоронить, я тоби приволоку его за ноги: шо хошь, то и роби з ним, хоть соби на ветчину копти да жры!
— Ну ладно, ладно, — говорит поп, — сейчас приду да похороню.
Воротился домой хохол, вслед за ним пришёл и поп: отпели хохолова отца, положили в гроб, снесли на кладбище и похоронили.
— Неужели ты, — говорит поп хохлу, — нисколько не заплатишь мне за своего отца? Тебе грешно будет!
— Ах, батиньку! — сказал хохол. — Сам знаешь, яки у хохла деньги: було трошки, усе потратив на поминки, а ты, батиньку, повремены до ярманки, добуду денег — отдам тоби!
— Ну, хорошо, свет, подождать можно.
Началась ярмарка, поехал хохол в город — лошадьми менять; поехал и поп по своим делам. Вот и попадается хохол попу навстречу.
— Послушай, хохол, — напоминает поп, — время тебе деньги отдать!
— Якие деньги? За шо тоби отдавать?
— Как за что? Я твоего батька схоронил.
— А тож мини и треба! Я скилько не ищу своего батька, нияк не могу найтить; чужие батьки лошадьми меняють, а мого нема. А се ты, псяча-козляча твоя борода! Похороныв мого батьку! — Ухватил попа за бороду, повалил на землю, вытащил из-за пояса кнут и начал его отжаривать:
— От тоби, псяча-козляча борода! Хоть сдохны — да роды мого батька! А то задеру кнутом!
Насилу поп вырвался из хохольских рук да давай Бог тягу! С тех пор полно спрашивать с хохла денег.
Когда как. Нр вообще были случаи ирл. В кино естественно все преукрашено.
>оякодон с Сашкой и её дочка
Конечно там же елда мое почтение. А николашка в cuckchair сидел и наблюдал.
Гришка сибиряк коренной, так что не морской огурец, а корень таёжный!
Теперь я чахну в цвете лет.
Мать . Но отчего? Мне видеть больно,
Как исхудала ты, мой свет!
Еще и месяца-то нет,
Как вы произнесли обет.
Молодая . Ах, матушка, сего довольно,
Чтоб испытать немало бед.
Узнайте — вот вам мой ответ, —
Что нет мне счастия нимало.
Отец . А ты б, коль муж вернулся злой,
Ушла на время с глаз долой,
А ночью жарче приласкала,
И враз бы гнев его остыл.
Молодая . Он, батюшка, меня не бил —
Не оттого мои мученья.
Мать . Так в чем же дочь, его порок?
Он бабник? Пьяница? Игрок?
Молодая . Еще ужасней огорченье:
Какою я от вас ушла,
Такой пришла, без измененья!
Ему не боле я мила,
Чем мерзостные нечистоты.
Отец . Да где же стыд твой, дочка? Что ты!
Спешить ты с этим не должна;
Вот погоди — придет весна,
И он куда резвее станет.
Мать . Пусть лихоманка к вам пристанет!
Кой черт вас дернул за язык?
Не вам соваться в это дело.
А я скажу вам напрямик:
Уж коли дочка уцелела,
Так нечем, знать, ему играть.
Отец . Когда бы ты могла сказать
Ему об этом осторожно,
Обиняками, если можно,
То лучше было бы, жена.
Мать . Совсем истаяла она.
Увы, не тронута бедняжка!
Клянусь, ему придется тяжко —
Его стащу я завтра в суд.
Уж судьи живо разберут,
Где что и все ли там на месте.
Дочь . Ах, полно, матушка, кричать:
Врасплох он может нас застать.
Мать . С тех пор как вы живете вместе,
Ты не пыталась никогда
Узнать во что бы то ни стало,
Внезапно сдернув одеяло,
Когда покрепче он заснет,
Чего же там недостает?
Дочь . На днях я счастья попытала.
Когда мы спать пошли вдвоем,
Он взял да лег ко мне лицом —
Я даже вся затрепетала
И обняла его, и вот —
Ему погладила живот
И ниже... Тут, как бы со страху,
Он подоткнул свою рубаху
И сдвинулся на самый край.
Мать . Господь, мерзавца покарай!
Я душу прозакласть готова,
Что он обижен естеством.
Да ты уверилась ли в том,
Что все добро его при нем?
Дочь . Ах, матушка, я бестолкова.
Когда ж мне было поумнеть?
Мать . Недолго тут и заболеть
От ярости и огорченья.
Такие терпишь ты лишенья,
Что, верно, слягу я в постель.
Но в первый вечер неужель
Не смял он на тебе рубаху?
Он, матушка, и тут дал маху.
Я притворилась, будто сплю;
Сама жестокий страх терплю;
Все жду: вот он ко мне нагрянет,
С охотой и усердьем станет
Играть в любовную игру.
Стерпела б я — ей-ей, не вру!
Мне тетушки все рассказали,
И страх смогла б я побороть...
Мерзавца покарай, господь!
Нет, не бывать вам вместе дале,
Когда не станет он другим.
Клянусь я богом всеблагим,
Меня сейчас родимчик хватит!
Чуть вспомню о скопце твоем —
Нутро пронзает, как ножом.
Не ссорь их лучше. Право, хватит:
Не оберешься бед потом!
Я вас прошу, его впустите —
Все будет так, как вы хотите.
Храни вас бог из года в год!
Входи скорее, ужин ждет.
Надеюсь, матушка здорова?
Ну нет, как раз наоборот!
А ты мне мерзок, право слово.
Пусть вас господь обережет!
Входи скорее, ужин ждет!
Как женщине, должно быть, сладко
С ним ночку лишнюю пробыть!
В уме ли вы, чтоб так вопить?
Как не боитесь вы припадка?
Мать . Злодей! Пропала дочь моя!
Мой гнев не выразить словами.
Молодой . Да вот она — здесь, рядом с вами!
В чем дело? — знать хотел бы я.
Мать . Не избежал бы ты битья,
Будь я тебя, наглец, сильнее.
Каков обманщик! Не краснея,
Вступаешь ты в фальшивый брак
И надуваешь нас, да как!
Сколь подло поступил ты с нею!
Она в поре, с ней спать да спать,
Но нет в тебе, я вижу, рвенья...
Отец . Ох, лопнуло мое терпенье.
Придется перцу вам задать.
Мать . Нет, я не потерплю обмана.
Угодно ль, нет ли будет вам,
Поверю лишь своим глазам,
Что он — мужчина без изъяна
Сам черт меня не убедит!
Молодой . И поле не всегда родит:
То колос градом побивает,
То хлеб от засухи сгорает,
То мыши урожай сожрут.
Всегда напасти тут как тут!
Мать . Ну, плут, стащу тебя я в суд.
Управу на тебя найдут!
Будь ты таков, как все мужчины,
Как вас природа создает, —
Не знала б дочь моя забот.
Избавь бедняжку от кручины.
Тебе за это хоть сейчас
Я уплачу — и золотыми.
Подвесьте их промежду глаз —
Тогда бы я, клянусь святыми,
Водил вас людям напоказ
И смог бы славно прокормиться.
Мать . Будь ты в сто раз мудрей, тупица,
И хитроумней в тыщу раз,
Не проведешь ты больше нас.
Кой черт понес тебя жениться?
Молодой . Что?
Мать . У тебя ж близняток нет.
Молодой . Вот вам они, а вот совет:
Язык маленько придержите!
Молодая . Вы, матушка, поменьше врите —
Прибьют, пожалуй, за навет.
Мать . Тебя он, значит, не обидел —
Ни днем, ни ночью не подмял,
Ни разу юбки не задрал?
Молодой . Такого я еще не видел,
Чтоб бесновались без причин.
Мать . Скажите, экий господин!
Плут, недоносок, сукин сын!
Ни дна ему и ни покрышки!
Каким ходил он петухом,
Покуда звался женихом, —
И танцевал без передышки,
И лапал, будто невтерпеж,
Корсаж ей мял, не отступался,
Чуть ли не силой домогался;
А тут запрету нет, и что ж? —
Ни разу даже не пытался.
Нет, вот те крест, она уйдет!
Отец . Он сам, Томаса, все поймет.
Сегодня сказано довольно.
Мать . Ждать целый месяц? Долго больно!
Великим Карлом я клянусь,
Что если ты к концу недели —
Нет! И трех дней я не дождусь! —
Не станешь мужем ей на деле
И не загладишь впрямь вину,
Я дочь свою домой верну.
Отец . Давайте ужинать! Ну, словом,
Теперь исправится зятек!
Мать . Ни пить, ни есть — свидетель бог! —
Не будет он под этим кровом.
Молодой . Вы обо мне в кратчайший срок
Услышите иные вести.
Жена уйдет со мною вместе,
И я исправлю свой огрех.
Мать . А сможешь?..
Молодой . Я? Да лучше всех!
Мать . Ну ладно, дочка, ты вернешься
И мне расскажешь, что и как,
Чтоб снова не попасть впросак,
И — вот те крест! — ты разведешься,
Коль неисправен муженек.
Храни нас, боже, от тревог!
Шут. Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Не шутка он наверняка.
Вот он изводит простака.
Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Я думал, что лишусь рассудка —
Так от него мне было жутко.
Вот он изводит простака.
Ой-ой! Огонь любви — не шутка!
Жена. Ах, время терпит.
Шут. Нет, не ждет:
Народ подходит отовсюду.
Жена . Всласть петь и танцевать я буду — /
Ведь время терпит.
Шут . Нет, не ждет:
Народ подходит отовсюду.
Бедный Жуан. Дел у меня невпроворот:
Мешки таскаю, нету мочи;
Мотаюсь до глубокой ночи
И за работу утром рано
Берусь опять. Так беспрестанно
Сажает пекарь хлебы в печь.
Могу ли я себя беречь,
Коль для возлюбленной жены
Наряды новые нужны,
А денег на покупку нет?
Жена . Зачем я родилась на свет?
Жизнь отравляет этот олух.
Вот уж воистину простак!
Хлыщ . Всегда в любви застенчивый бедняк
Бывает в положенье незавидном!
Оно чревато кучей передряг,
С ума нас сводит и глаза слепит нам.
Я отдал свой язык на службу злыдням
По имени Обман и Ханжество:
Служенье им нельзя считать постыдным—
Без них в любви не снищешь ничего.
Шут . А что сюда влечет его,
И быть добру здесь или худу?
Хлыщ . На шляпе перья. Каково?
Шут . А что сюда влечет его?
Хлыщ . Родился я лишь для того,
Чтоб раздувать пожар повсюду.
Шут . А что сюда влечет его,
И быть добру здесь или худу?
Тсс! За хлыщом следить я буду.
Нарядно, ярко он одет,
Красив, как карточный валет.
Одно в нем плохо: пустоват.
Хлыщ . Моднейший у меня наряд —
Кафтан и шляпа из камлота,
Да стою я и сам чего-то:
Осанистее нет мужчин.
Жена . А ну как будто вы мне сын,
Взгляните трезво на обнову.
Наряд, скажу, Жуан, я к слову,
Еще до нашей свадьбы шит
Скажите честно, как сидит?
Как рукава? Везде порядок?
Надеюсь, нет на лифе складок?
Я скоро покажусь на людях,
И мне не безразличен суд их.
Что? Любо на меня глядеть?
Жуан . А повернитесь-ка.
Жена . Медведь!
Ко мне так грубо вы не лезьте.
Жуан . Да ведь не все у вас на месте.
Жена . А что такое?
Шут . Дуралей
Подушечки поправит ей
На бедрах.
Жуан . Выглядите, право,
Вы спереди совсем как пава,
Однако портит все ваш зад.
Шут . Ладонь Жуана в аккурат
По адресу шлепок послала.
Жена . Подайте шляпу, поддавала!
Жуан . Охотно, милочка, подам.
Шут . Теперь в сомнении я сам:
Жуановой казны навряд
Хватило на ее наряд;
Так уж не сделал ли презента
Ей хлыщ?
Жуан (подавая ишяпу). Ого, какая лента!
Мне любо видеть вас пригожей
И модной.
Жена . Шляпы, правый боже,
Полой коснулись вы!
Жуан . Да нешто?
Жена . Конечно! Грубая одежда
Воздушный бант испортит вмиг.
Жуан . Черт знает что! Ваш воротник
Не зацепить бы ненароком.
Шут . Тебе, безумный, выйдет боком
Потворство моднице жене.
Жена . Да завяжите ленту мне.
Жуан . Так?
Жена . Нет же! Узел слишком туг.
Пропала лента! Где тот друг,
Кто снова купит мне другую?
Жуан . Позвольте, вас я поцелую,
А шляпу славно причешу.
Жена. Не против ворса, вас прошу.
Жуан. Так?
Жена. Вся отделка пострадала.
Ужель ума у вас столь мало?
Вы, недотепа, пол скребли б!
Жуан. А этак?
Жена. Мой убор погиб.
Теперь мне покупайте новый.
Жуан . Да полно сокрушаться, что вы!
Хотите, я куплю вам два?
Жена . Вот слышу дельные слова.
Но покупать — так три убора.
Жуан . Куплю, мой ангел, три, коль скоро
Вам эта шляпа так постыла.
Шут (поет). Ох, бедный, бедный Жуан!
Жена ему изменила.
А он взял веничек в руки
И выбивает премило
Ту грязь, которой жена
Себя так густо покрыла.
Твоя жена тебя, дурила,
Обманывает с давних дней,
А потому идет о ней
Во всех домах худая слава.
> обычный
а
> три месяца ссать не могла
Нихуя не обычный, это уже членопиздовредительство
Лол, нет. Женщины носили штаны там где они ездили верхом, то есть у всех кочевых народов, а потом и у китайцев, которые жили под влиянием кочевников.
А тампоны из шерсти в Древнем Египте изобрели еще, если не раньше
> А тампоны из шерсти в Древнем Египте изобрели еще, если не раньше
Но в Европе прокладками пользоваться начали только после ПМВ. До этого, наверное, под юбкой был лютый пиздец.
>Но в Европе прокладками пользоваться начали только после ПМВ
А до этого были менструальные пояса, подоткнутые нижние юбки и банальные тряпки. И мох.
И я напоминаю, что женщины Нового времени (если они не из глухой деревни) носили панталоны под юбкой.
Тогдашние пантолоны были с выоезом для пизды, чтобы выделения стекали по ноге на землю.
Нет, там был вырез, чтобы ходить в туалет, не раздеваясь. В конце 19 века его не стало. На мужских панталонах тоже был бомболюк.
>И я напоминаю, что женщины Нового времени (если они не из глухой деревни) носили панталоны под юбкой.
Ничего они не носили. Панталоны - это специальная женская ночная одежда, когда ложились спать. А в обычной жизни в 100% случаев под юбкой была голая жопа и пизда, специально для мужиков, которые просто задирали юбку и начинали ебать когда им хочется, а потом просто за одну секунду опускали ее обратно, как будто ничего не было.
Считаю женский оргазм вымыслом феминисток. В старину тян именно что отдавались и терпели боль ради своего мужчины, а сейчас такое возможно разве что при анале.
Сначала в японском классическом театре но были женщины. Но актрисы слишком много блядовали и им запретили выступать на сцене.
Женские роли стали играть молодые парни. Но и они также охотно отдавались богатым поклонникам.
Тогда сегунат постановил, что актерами могут быть только зрелые мужи. И что же? Ебали и их.
Профессия такая.
Они просто виднее, и создаётся впечатление что их много. Когда всемирная поп звезда, известный философ или знаменитый драматург делает коминг аут, ну или просто пишет о своей любви к персикам, то общественность будет обсуждать долго и с интересом. А иногда это и просто на уровне слухов и бабка на лавочке сказала.
А когда обычный гребец на галере или работяга на заводе няшится под хвост с коллегой, кому оно вообще интересно?
Чтоб обладать творческим складом ума надо иметь широкий кругозор/быть психически невполне нормальным, так было всегда, поэтому среди людей искусства так много незашоренных созидателей/больных вырожденцев.
Выбирай, какой вариант тебе нужен.
Из записок Н.А. МОМБЕЛЛИ. Май – ноябрь 1847
Двое выпускных Московского кадетского корпуса пойманы в педерастии. <…> Пущин <командир полка> сообщил Ростовцову. Вместе решили наказать попавшихся домашним способом и потом закрыть всё тайной. <…> Ростовцов старался доказать, что об этого рода ошибках юности справедливо судить могут только воспитывавшиеся в казённых заведениях, только испытавшие, как легко детям впасть в заблуждение. Потом прибавил: «если взыскивать за ошибки детства так строго, как вы требуете, то пришлось бы разжаловать многих генералов, занимающих важные посты в государстве и уже принёсших пользу своею службою. Для доказательства приведу в пример свой выпуск. Я вышел из Пажеского корпуса в таком-то году. Во-первых, я сам шалил в корпусе и, по-вашему, должен быть наказан». Чернышев невольно сделал знак удивления, – как, вы, Яков Иванович?... «Да, я», – отвечал Ростовцов; «со мною вместе вышли…» При этом Ростовцов перечислил три или четыре фамилии известных генералов. <…> Каждая новая фамилия всё сильнее и сильнее поражала удивлённого министра, давно уже забывшего свой служебный гнев. Гнев по обязанности сменило невольное удивление. <…> Неистовый смех по крайней мере на полчаса отнял у министра способность выговаривать слова. <…> Император тоже сильно хохотал. Раскрытие гнусных тайн, соединённых с корпусным воспитанием, отнюдь не опечалило его, а наоборот, забавило, развеселило. (Дело петрашевцев. Т. I. М.; Л., 1937. С. 302-304.)
Цит. по: Игорь Волгин. Родиться в России. Достоевский и современники: жизнь в документах. М., 1991. С.291-292.
>Цит. по: Игорь Волгин. >Родиться в России.
Действительно.
Франциск Эмилиан, 23 июня 1699
Москва
Бояре, возвратившіеся изъ нашихъ странъ, привезли сюда съ собою много иностранцевъ, изъ числа которыхъ самый большой трудъ задали намъ молодые люди нашей вѣры, потому что ихъ растлѣвали. Эти, вопіющіе къ небу, грѣхи здѣсь весьма обычны, и не дальше, какъ четыре мѣсяца тому назадъ какой-то бояринъ, за столомъ, въ обществѣ хвалился, что растлилъ только 80 молодыхъ людей. О, если бы въ эту страну не приводили ни одного въ слишкомъ нѣжномъ возрастѣ!
> хвалился, что растлилъ только 80 молодыхъ людей
Моё почтение!
А вообще, хватит рефлексировать. В прошлом треде мы установили, что мужская анальная жопоёбля была впервые запрещена в древнем Египте в эпоху Нового царства, а до этого, похоже, нигде не возбранялась и прекрасно сохранилась повсюду, где не было авраамических религий.